Кэти Руди / Kathy Rudy: Radical Feminism, Lesbian Separatism, and Queer Theory

Помогает ли знание истории избегать новых ошибок?

«Лесбийская радфем-коммуна в Дареме состояла в основном из белых женщин среднего класса, и поэтому получалось так, что большинство ее участниц были всегда во всем согласны друг с другом. Женщины в коммуне одевались почти одинаково, ели одинаковую еду, стригли волосы на один манер, занимались в свободное время одними и теми же вещами. Сама идея коммуны строилась на сомнительной теории о том, что нашей гомосексуальной ориентации достаточно, чтобы удержать нас всех вместе. Каждая из нас воспринимала себя как жертву мужской гетеросексуальной культуры, и мы считали, что сможем и дальше игнорировать любые расовые, этнические, религиозные, социальные, географические и другие различия.

Несмотря на то, что коммуна в Дареме поначалу нравилась мне своей дружелюбной атмосферой и казалась безопасным убежищем от патриархата, довольно быстро мне стало понятно, что трещины пронизывают весь ее фундамент. Первые признаки разногласий появились через несколько лет после того, как я переехала в Дарем, и выразились в спорах о том, что же является настоящим радикальным феминизмом.

Где-то в 1983 году мы стали давать клятву преданности "женской коммуне". Социальный класс, раса, региональные или религиозные аспекты и проблемы по-прежнему были отброшены на второй план или полностью игнорировались. Мы даже стали следить друг за другом, чтобы убедиться, что никто не нарушает принцип "женщины прежде всего".

К середине 80-х годов стало понятно, что собирательный образ "женщины" был изначально неправилен, потому что не включал в себя категории расы, класса и этнической принадлежности. Чернокожие и цветные лесбиянки заявили белым, что "женская природа", о которой они говорят и пишут, совершенно не отображает различий между женщинами и их опытом. Со временем мы, белые феминистки, читая то, что пишут цветные участницы коммуны, стали осознавать, что весь концепт "женщины", на котором строилось наше лесбийско-феминистическое общество, передавал исключительно наш опыт - опыт белых женщин среднего класса.

Таким образом, изобретенная в 80-х годах феминистками-лесбиянками идея уникальной "женской природы" показала свою несостоятельность и отсутствие связи с реальностью. Неудивительно, что первый раскол в даремской коммуне произошел по причине расовых разногласий. В 1984 году несколько моих друзей (среди них на тот момент были две черные феминистки) отчаянно спорили между собой на тему расизма. Пока Ди и Сэнди идентифицировали себя в первую очередь как женщины, все было прекрасно. Но когда они начали использовать расу в качестве категории политического анализа, когда они говорили, что они, черные лесбиянки, угнетены больше, чем их белые подруги, тогда отношения внутри группы стали ухудшаться. Акцент на расизм ставил белых лесбиянок в позицию угнетателей, и они не знали, что с этим делать. Наша коммуна была основана на убеждении, что мы, будучи женщинами, были одинаково угнетены; угнетены настолько, что даже мысль о самоидентификации с угнетателями казалась нам невозможной. На тот момент взгляд на наше социальное положение был примитивным: мужчины были угнетателями, женщины – угнетаемыми. Вопросы расы (а позже и этнической принадлежности) бросали вызов этой простой формуле и построенному на ее основе дружному, однородному сообществу.

Я не пытаюсь оправдаться или обосновать свое моральное право ставить под вопрос размеры такого явления, как расизм. Я просто хочу показать, что неприятие белыми феминистками более сложных систем анализа базировалось на желании сохранить ясность их теории: мужчины доминируют, женщины подчиняются. Усложнение этого уравнения означало, что нам пришлось бы идентифицировать себя с белыми угнетателями, что наши политические взгляды не являются истиной в последней инстанции, а мы сами не так уж невинны. Этот шаг был очень болезненным для нас. Вот как, например, Мэрилин Фрай пишет о попытках включить расовые вопросы в свою систему ценностей: "Каждый выбор, который я делаю, и каждое решение, которое я принимаю изначально представляет собой набор опций. Расизм искажает и ограничивает этот набор. Тот факт, что я белая женщина, дает мне набор опций, отличный от того, который доступен цветным женщинам. Получается, что я не могу принять ни одного решения, которое бы не было демонстрацией моих расовых привилегий. Неужели нельзя быть хорошим человеком, раз уж ты родился белым?". Похожие вопросы задавали себе и другие белые жительницы Дарема. Как нам совмещать жизнь в коммуне с признанием наших белых привилегий? Могли ли мы избавиться от расизма, проявляя заботу о черных женщинах, но игнорируя черных мужчин?

В итоге наша коммуна начала распадаться. Анализируя впоследствии этот момент, я не могла подобрать слова лучше, чем это сделала Карен Каплан: "Расизм и гомофобия в американском женском движении привели к настолько болезненным противоречиям внутри самого движения, что белым феминисткам пришлось сместить свое внимание с утверждений о схожести и однородности женского опыта на исследование его различий."»

Перевод Check your privilege