как я была...

До четвёртого класса, до десяти лет, я была любима и авторитетна и среди одноклассников, и у учителей. От школки меня отправили в "Зубрёнок" даже по этому поводу (такой был белорусский вариант "Артека"). Сразу по возвращению всё как подменили. То ли со мной чего-то приключилось за время отсутствия, то ли звезды куда-то переместились несчастливо для меня, но быстро-быстро моя жизнь в школке стала всё больше напоминать ад.
Сперва отвернулась подруга, любимая-прелюбимая подруга, которая мне была ближе всех родных. Написала, и подумала, что "ближе всех родных" - это штамп расхожий. Я никогда ни по кому из родных не скучала, и никто мне не дороже остальных, все равно отдалены. В этом всегда было страшно и стыдно признаваться даже себе. А ещё был период, когда я этим гордилась - как пациент, что писаться не перестал, но стал гордиться.
Сперва подруга ушла как-то незаметно, потом стали сторониться девчонки, а там и мальчишки, и довольно скоро я себя обнаружила не просто в одиночестве, а в вакууме. В агрессивном таком вакууме - со мной не разговаривали, и явственно презирали. Это и само по себе тяжело. А я-то привыкла быть главной, быть любимой, быть значимой, окружённой вниманием, интересом, авторитетом.
Резникова лучше всех делаем-умеет-знает то, Резникова круче всех в этом, Реза зыбнская (у вас так не говорили? это было высшей степенью слова "классная").
Одноклассники, которых я расспрашивала о том времени спустя тридцать лет, пожимают плечами - "да, что-то такое было, а что... не помню" - произошло ли что-то конкретное, или нет, но вдруг над моей головой оказалось не небо с бабочками, а чёрная толща воды, всё стало глухо, страшно, непонятно, и совершенно непоправимо.
От меня отвернулись абсолютно все в классе, и никакого объяснения этому я не находила, а, стало быть, и повлиять на это не имела никакой возможности. "Реза блядь", читала я то тут то там, и чувствовала себя прокажённой - общаться со мной стало негласным (вроде я не видела, чтоб к этому кто-то кого-то как-то призывал, это само сложилось) табу. С самой-самой вершины я упала так низко, что даже самые последние - ну, знаете же, наверное, что в каждом классе есть те, чьё мнение никого не интересует - стали выше меня. Обо мне говорили "мать района", и я и по сей день не знаю, что это означает, но что-то отвратительное, точно.
И так вот, с 11 лет, и до 15 с половиной, я жила. По счастью, в школке у нас всё было довольно обособленно, и происходящее в моём классе оставалось, более или менее, в границах класса. То есть, многие в школке о том, какое я ничтожество, знали, конечно, но их это просто мало волновало, в отличии от моих одноклассников - у них были свои парии, наверное. Не знаю. Мои же меня гнобили самозабвенно.
Учиться я перестала, конечно, на уроках только и успевала, что продышаться после перемены, и расслабиться. Ничего, конечно, не слушала, и ни во что не вникала, занятая бесполезной однообразной мыслью "...почему..?!" А потом опять блядская перемена, где меня могли попинать ногами, или наговорить чего-нибудь, что я глотала молча, хотя уж что-что, а ответить всегда могла с детства. Фиг знает, что за ступор на меня нападал. Защитой я выбрала глухую стену - "ничего не вижу, ничего не слышу, это не со мной".
Почему-то ударить в ответ я не смела. И сейчас не могу тоже. И видеть драки тоже не могу, ненавижу, ненавижу это, и любое насилие ненавижу, а бдсм мне видится отличным от принятого за нормальность куда больше, чем, скажем, гомосексуальность.
Как-то раз предприняла попытку что-то изменить - рассказала одной из учительниц о том, что происходит, она мне посоветовала на переменах быть рядом с ней.
Странный совет - подумала я тогда.
Глупый совет, думаю я теперь.
Уроки я, в общем, любила больше, чем перемены. Конец уроков вызывал смешанные чувства - вроде и конец пытки на сегодня, но, блядь, надо ж было как-то до дома дойти ещё. В общем, ад.
Классная, единственный человек, что, мне кажется, любил меня, видела это всё, но, как я теперь понимаю, сделать ничего не могла. Очень сильным было моё влияние на одноклассников, что-то во мне было настолько отвратительное, или, может, и не отвратительное, но настолько чуждое им, настолько враждебное и неприемлимое, что изменить это было никак невозможно.
После случая, когда я, потеряв всякое уже терпение, и ум тоже, высадила огромное окно в комнате, где мы переодевались на физкультуру (на белой краске было выцарапано "реза блядь") классная, как позже я узнала, сказала моей маме "Роза Васильевна, забирайте Наташу отсюда, она уж очень другая". Кстати, о маме. О родителях. Признаваться им в происходящем мне было стыдно, они ничего не знали, и всё пытали меня, зачем я нарочно (это все видели, что нарочно, соврать мне не дали) высадила огромное стекло, которое родителям влетело в копеечку. Блядь, и никто не подумал, что оно меня могло четвертовать, стекло это - мне повезло, пару брызг от него оставили пару мелких царапин, хотя я всей тушкой на него налетела со своим дипломатом, и так и осталась стоять, где была. Написала сейчас, так жалкое себя стало, просто до слез.
В общем, защиты мне ни откуда не было, и я змагалась, как могла, самосильно.
Отвлекало меня от этого ада одно - Сережа Плохотников. Я себе мечтала, как, если бы не моя чудовищная репутация, мы могли бы с ним дружить. Приблизиться к нему таким пугалом я не смела (впрочем, это была хорошая отмазка, а на самом деле я бы к нему не посмела подойти в любом случае. Влюблена я была в него задолго ещё до того, как всё это началось, но и будучи на вершине волны, я думать не смела даже о том, чтоб с ним как-то познакомиться - он был на класс старше, у него были чёрные, как смоль, волосы, он был смуглым - не то что все беларусские хлопчыкi, у него была ярко-, а не облезло-синяя, как у всех, рубашка - такой мальчик мне казался недостижимым, я на него любовалась издали, и завидовала его одноклассницам - они его могли видеть целыми днями.
Самыми ужасными были мысли о том, что он, наверное, тоже знает о моей репутации, и это такой позор, такой несмываемый позор. В школке я старалась об этом никогда не думать, что не начать реветь - на радость моим грёбаным одноклассникам - вот уж нахуй их всех, облезут!
Поэтому рыдала я дома, иногда и целыми днями, если не надо было в музыкальную школку бежать - дома я была одна.
А. Иногда я предпринимала попытки вырулить на нейтральную какую-то территорию, как-то подольститься, или показаться хорошей, весёлой и не знаю какой ещё - это, понимаю я теперь, усугубляло моё положение, потому что, во-первых, было, конечно, совершенно неискренним, натужным, отчаянным, и потому ещё более жалким, и совершенно мне, человеку реально недоброму изначально, с рождения, несвойственным. За это, вот уже совершенно по делу, меня гнобили ещё больше.
Отчего ж я была блядью в таком, по тем временам, раннем возрасте. Взгляды на отношения полов у меня с тех пор не изменились - и тогда, и теперь я думаю, что сексу уделяется непропорционально много внимания, что он вовсе не обязательное явление в отношениях между мэ и жо, что без любви он не нужен (не надо мне в этой связи ничего рассказывать, я к свои сорока трём всё уже читала, и знаю, и у меня своё мнение на этот счёт, о себе самой, а больше я этого никому и не предлагаю, и ни от кого не жду того же), что брак и секс не обязаны быть вместе.
Этим я делилась со своей подружкой, не помню, была ли она со мной согласна (эгоистом, интересующимся только собой и своим мнением, я была уже тогда, думаю, это врождённое, так что одноклассников своих я давно простила, у них явно были поводы меня ненавидеть), но не помню и возражений (впрочем, я могла ими просто не заинтересоваться, опять же...)
Что в этих взглядах было блядского, не знаю и сейчас.
Когда, лет в семнадцать, уже учась в другом городе, в музучилище, куда я сбёгла сразу после восьмого класса, я общалась с некоторыми одноклассницами, оставшимися в девятом-десятом классах, они, как-то позабыв прежнее (видать, ушла я, захватив с собой и "ауру свою, отталкивающую" (кто читал в фб, знает) запросто рассказывали о себе всякое, обычное, в общем.
А я слушала молча мне нечем было похвалиться, бо, настрадавшись по Серёже Плохоникове в школке, в училище я немедленно нашла себе нового "серёжу" - будущего мужа, по которому и начала тут же исправно сохнуть, привычно уже, я слушала, и думала - "ну не ёб ли вашу мать... вот это вот - ваша жизнь, а блядь у нас, значит - я..?"
Примечательно, что ничего подобного я ни разу никому не сказала отчего-то. Вспоминая свои оущещния во время этих разговоров, с уивлением понимаю, что я играла ненавидимую свою роль и дальше. Мне, как бляди со стажем, полагалось слушать это всё спокойно-понимающе. Ну вот так я и слушала, узнавая много нового для себя. Мои познания в этой области ограничивались Мопассаном. По сей день вспоминаю, улыбаюсь - одноклассница, мама которой работала в роддоме, поделилась: "я уже знаю - как начинает в туалет носить по сто раз на дню, значит, опять залетела".
Но я главного не сказала, отчего ж я была блядью-то.
Я в посте каком-то недавнем писала, что есть у меня мулька (и посейчас есть) - если я не могу добраться до того, что или кого хочу, я начинаю окучивать то или тех, что рядом с предметом моего вожделения. Я там же и рассказала, что мулька это привнесла в мою жизнь немеряное количество интереснейших занятий, знаний, явлений и, главное - людей. Отличных, офигенных людей, которых я бы никогда не нашла, если б не страстное желание косвенно приблизиться к тому, к чему приблизиться не могу по объективным или надуманным мной, поводам.
Не смея даже и думать о том, чтобы подружиться с Серёжей, я легко знакомилась с его одноклассницами и, главное, с одноклассниками - да, сами они меня не интересовали. Да, я их использовала. Я выслушивала кучу ненужной мне информации, чтобы иметь возможность что-то узнать о том,кто меня волновал. Я смотрела какие-то фотографии, потому что там могла оказаться интересная мне.
Я только училась это делать, и кэпэдэ этого всего был ниже некуда - совсем чуть-чуть интересовавшего меня, ни самого крошечного шажка в сторону нужного мне, и мощный побочный эффект: мои одноклассники не могли вообразить, что "в пацанах" меня может интересовать что-то, кроме... я даже не знаю, не уверена, что мои мучители всерьёз думали, что я трахаюсь с этими страшеклассниками... ну, скажем так, кроме секса. И в их головушках рисовалось что-то, только им известное.
Сама я связь между травлей и своими разговорами и походами в кино с кем-то, не видела очень долго. А когда поняла, было уже слишком поздно.
Тема секса для меня до сих пор непроста. Я не люблю постельных сцен в кино, мне неприятны люди, всё сводящие к разговорам о сексе, мне противны шутки на эту тему. По идее, мне бы "кройтману", была такая мысль. А может, я стану такой же сама потом? Бееее... Пока я на этапе "нет уж, нахуй, я выше этого". Но уже знаю, что это глупая позиция. Но ещё не хочу с неё слазить. Но уже могу с этого посмеяться. Но ещё этим горжусь. Но уже знаю, что это всем пофиг, а мне с этим больно. Но ещё пишу об этом. Но уже без понта.
Спасибо всем, кто асилил до конца, и не испугался матов .
