Как маршал Тухачевский «убивал» классическую советскую артиллерию



Личность Михаила Тухачевского до сих пор вызывает много
споров. Видный советский военный деятель, один из первых маршалов
страны, в 1937 г. он был осужден по делу «антисоветской
троцкистской военной организации», признан виновным и расстрелян.
Но спустя 20 лет, когда к власти пришел Никита Хрущев, дело
пересмотрели и Тухачевского реабилитировали.
В рамках данной статьи я не буду пытаться доказать виновность или
невиновность Тухачевского. В рамках данной статьи мы оценим
деятельность (некоторые ее аспекты) Михаила Николаевича на посту
начальника Вооружения РККА, и посмотрим на него глазами его
подчиненного – конструктора пушек Василия Грабина.
В 1933 г. Грабин работал в крупном конструкторском бюро,
занимавшемся созданием классических артиллерийских систем.
Неожиданно для него и его товарищей поступил приказ сверху – бюро
подлежит ликвидации. Конструкторам, инженерам, техникам
предлагалось самостоятельно найти себе работу в любой отрасли
промышленности. Грабин был потрясен, и вместе с другими
конструкторами решил просить помощи у Тухачевского:
«…Все вместе мы составили письмо на имя М. Н. Тухачевского, занимавшего в то время пост начальника Вооружения Красной Армии: "Свершается ошибка... Просим помочь исправить ее".
С этим письмом я поехал к начальнику Вооружения, но его не застал. Долго ждал в приемной, так и не дождался, оставил пакет дежурному адъютанту. На другой день приехал снова. Узнал, что письмо Тухачевский читал, но никакой резолюции не наложил.
…Этот эрудированный, высокообразованный в военном отношении человек не возражает против того, что классическую артиллерию пытаются заменить динамореактивной. Что же это такое? — думал я.— Случайность? Или кто-то сбил его с толку?».
Неизвестно, кто сбил Тухачевского с толку, но бюро было
ликвидировано, а сам Тухачевский никак не помог. Более того он,
ярый приверженец использования исключительно динамореактивной
артиллерии, делал все для того, чтобы «убить» артиллерию
классическую. В 1935г. у Грабина и Тухачевского состоялся на эту
тему принципиальный разговор:
«Тухачевский обратился ко мне с вопросом, как я расцениваю
динамореактивную артиллерию, иначе говоря, безоткатные орудия.
Я ответил приблизительно так: безоткатные орудия имеют то
преимущество, что при одинаковой мощности они легче классических
пушек. Но у них есть и ряд недостатков, при этом существенных,
которые совершенно исключают возможность создания всей артиллерии
на этом принципе. Динамореактивный принцип не годится для танковых
пушек, казематных, полуавтоматических и автоматических зенитных,
потому что при выстреле орудийный расчет должен уходить в укрытие —
специально вырытый ровик. По этой же причине динамореактивный
принцип не годится и для дивизионных пушек: они не смогут
сопровождать пехоту огнем и колесами. Безоткатные пушки могут и
должны найти широкое применение, но только как пушки специального
назначения...
— Вы только поймите, какие громадные преимущества дает динамореактивный принцип! Артиллерия приобретет большую маневренность на маршах и на поле боя, и к тому же такие орудия значительно экономичнее в изготовлении. Это надо понять и по достоинству оценить!
— с горячностью заговорил Тухачевский.
…Разговор становился все острее и острее. Не мог я согласиться с
доводами Тухачевского, они были слабо аргументированы. Но и мои
доводы, по-видимому, не убеждали его. После долгих дебатов Михаил
Николаевич сказал:
— Вы молодой конструктор, подающий большие надежды, но вы не замечаете того, что тормозите развитие артиллерии. Я бы посоветовал вам еще раз более тщательно проанализировать вопрос широкого применения динамореактивного принципа, изменить свои взгляды и взяться за создание безоткатных орудий.
Как военный человек, обязанный соблюдать субординацию, я должен был
прекратить полемику. Конечно, мои доводы вызвали у Тухачевского
неудовольствие».
Практика войны показала, что Тухачевский глубоко заблуждался.
Реализация его идей могла иметь фатальные последствия для всей
советской артиллерии, и сегодня это ни для кого не секрет. Вопрос
только в том, насколько искренен он был в своих заблуждениях.
Сам Грабин своих мыслей не этот счет не высказывает. Но в его
воспоминаниях есть еще несколько эпизодов, помогающих лучше оценить
личность и характер Тухачевского. Приведу один из них.
В 1935 г. новое и молодое конструкторское бюро Василия Грабина с
разрешения Наркомата тяжелой промышленности создало три опытных
образца пушек. Пришло время испытаний. Когда Грабин приехал на
полигон, он с удивлением обнаружил, что выставлены только две
пушки. Не было той, на которую возлагали самые большие надежды,
которую в его бюро с любовью называли «желтенькой» (из-за цвета
окраски). Грабин пишет:
«Отсутствие "желтенькой" пушки меня прямо-таки резануло по сердцу…
Я побежал к Дроздову [начальник 2-го отдела Артиллерийского
управления].
— Почему вы распорядились не устанавливать на позиции нашу третью
пушку?
Он заявил, что не может ее поставить.
— И так стоят две ваши пушки, вполне достаточно. Нет нужды ставить
еще третью.
Мои объяснения и просьбы успеха не имели.
…13 июня приехал на полигон Тухачевский. Он тоже отказал. Очень
было досадно. Что еще можно сделать? У него власть, у меня только
просьба. У него на петлицах по четыре ромба, а у меня только две
"шпалы". Кого же еще просить? Ведь это главные устроители смотра.
Остается только обратиться к Ворошилову, но его здесь нет. А мне
было известно, что смотр намечен на 14 июня.
После отказа Тухачевского я испытывал состояние, близкое к
отчаянию. В самом деле, можно ли было спокойно отнестись к тому,
что созданное нашим коллективом с таким трудом, с таким напряжением
перечеркивалось одним махом даже без объяснения причин. Видя всю
безвыходность нашего положения, я заявил Тухачевскому, что при
докладе руководителям партии и правительства скажу, что нашу третью
пушку закрыли в сарае и все мои просьбы вплоть до обращенных лично
к начальнику Вооружения не привели к положительному результату.
— Так и скажете? — спросил Тухачевский.
— Да, так и скажу.
— Хорошо, мы поставим вашу третью пушку, но стрелять из нее не
будем…»
Спустя год эта «желтенькая» превратилась в 76-мм дивизионную пушку
(Ф-22) и три года была в серийном производстве. На тот момент
аналогов ей не было.
Трудно объяснить поведение Тухачевского. В лучшем случае,
безосновательный запрет на испытание пушки - это самодурство, в
худшем - вредительство. При этом Грабин не раз пишет, что
Тухачевский, безусловно, был эрудированным и высокообразованным в
военном отношении человеком. Высокообразованный человек, и такое
предвзятое отношение, такие фатальные для артиллерии
заблуждения?
Уместным будет напомнить, что Грабин в итоге стал главным
артиллерийским конструктором Великой Отечественной войны. Более 80%
всех пушек, использовавшихся в советских войсках, были разработаны
либо в его конструкторском бюро, либо по его чертежам. Гений этого
человека подтвердило время. Тухачевский же, как видим, в бытность
начальником вооружения, препятствовал претворению идей Грабина в
жизнь.
В общем, справедливо ли был осужден Тухачевский, это отдельный
разговор. Но то что его деятельность ослабляла вооруженные силы
СССР (умышленно или нет), это факт. Ну а воспоминания Грабина –
штрихи, дополняющие портрет Михаила Николаевича как военачальника.
Прямо скажем, неидеальный портрет.
Источник: Грабин В. Г. Оружие победы. — М.: Политиздат, 1989.
Автор: Дмитрий Голубов. vk.com/russkiy_analizknig