Как это бывает

congregatio — 18.07.2019 Это будет мое небольшое "не боюсь сказать", но не совсем на ту тему, на которую был знаменитый флешмоб, а на смежную - о том, как меняется мировосприятие человека в определенных ситуациях. Откровенно говоря, мне нелегко было решиться, но - пусть будет.

У меня двое детей.
Старшую я родила в зачуханной больничке, где на стенах была облупившаяся краска, в туалете из трех унитазов один был вечно прикрыт картонкой с надписью "не работает", а в коридоре на полу лежала побитая плитка, уложенная там еще, наверное, при Юрии Долгоруком. Но там был чудесный персонал (кроме главдоктора мужского пола, который велел мне не орать, потому что чо ты врешь, это не больно, но то другая тема). С детьми нянчиться там помогали, могли забрать в общую детскую палату, если роженице было плохо, а в первые сутки вообще по умолчанию выдавали только для кормления, то есть, я смогла отоспаться после всего этого веселья. К родственникам, которые приносили вкусняшки, можно было выйти вниз и пообщаться, пусть и через окошко в двери. Дальше, конечно не выпускали - безопасность, санитария и всё вот это. Медсестрами были задорные улыбчивые девочки, и никто ни разу не заикнулся даже о "благодарности шоколадкой" им или врачу. Пять дней, которые я там отлежала, пронеслись быстро и относительно легко.
Это был роддом в Щелкове.

Младший родился тут. То ли в тот самый год, то ли годом раньше наш роддом получил какое-то страшное финансирование, там забацали ремонт, палаты сияли новизной, коридоры и туалеты были как с картинки, в общем - хоть щас запускай съемочную группу федерального канала для отчета "как у нас все здорово". И все действительно было здорово. Правда, видеться с родней не давали - санитария, безопасность... Ребенка всучивали сразу же после родов и оставляли с роженицей в палате. Новая фишка каких-то психологов - для "единства с матерью", и эту фишку решили отрабатывать в нашем роддоме. Сколько там мать рожала - три часа или двадцать три - неважно, политика роддома такая. Взяла младенца в зубы и вперед. С вопросом "ну как ты тут" меня, кровоточащую беспрерывно и с беспрерывно болящим животом, навестила медсестра на второй день. К вечеру второго дня пришла врач, пощупала, сказала "бывает" и ушла. Потом, уже после выписки, выяснится, что во мне оставили кусок плаценты, он вышел сам (как я узнала еще позже - чудо, что не случилось сепсиса).

Зато с самого первого дня и вплоть до выписки (четыре дня) вокруг меня вилась медсестра, которая мягко, но настойчиво внушала, что "врача надо отблагодарить". Не шоколадками или конфетками, а деньгами, "хотя бы тясч пять". Это, напомню, одиннадцать лет назад. Нет, от меня не требовали ничего, я еще легко отделалась: в соседнюю палату, например, за день до моих родов вошла врач со словами "кто хочет нормально родить - скидываемся по три тыщи". Меня хотя бы начали прессовать уже постфактум.

Я взяток и "благодарностей" не даю принципиально. Я, конечно, до сих пор не сталкивалась с ситуациями, когда на кону жизнь или серьезная угроза здоровью, и кто знает, куда там моя принципиальность делась бы... Но тут я встала намертво. Да и не было у нас денег тогда, поэтому у меня в принципе не было возможности рассматривать этот вопрос в практической плоскости, даже если б я была менее принципиальной.

И вот что интересно. На меня не давили агрессивно, мне не грозили "не ту прививку сделать" или еще чем-то, не устраивали бойкотов со стороны персонала (мне и о таком рассказывали), но капали, капали и капали на мозги все эти четыре дня. С первого дня. Сейчас я даже не смогу вспомнить, как именно, какими словами, как заводили сам этот разговор. Серьезно, в буквальном смысле не могу. Но. Все вот это - одиночество, изоляция, окружение, усталость, боль, регулярное капанье на мозг - все это к концу третьего дня, как я с ужасом заметила, начало вызывать во мне какой-то отклик.

Во-первых, стал расплываться мир за пределами больничных стен. Он как бы был, но был где-то не рядом и какой-то ненастоящий, как виртуальный. Голос мужа или родителей в телефонной трубке - это было как голос призраков из другой реальности. Мозг как бы помнил, что это реальные люди, а ощущение было - как будто мы давно на разных планетах, и вот тут и сейчас - я одна. Против вот этой мягкой назойливой медсестры, против этих стен, против боли, одиночества и с детским плачем. Во-вторых, эта самая медсестра (по сути единственная, кого я видела, кроме молчаливой столовской сотрудницы) к концу третьего дня стала восприниматься... союзником, что ли. И что-то такое в ее словах стало появляться... логичное. Кто сказал "стокгольмский синдром"?..

Но я это заметила - тот момент, когда это ощущение начало в меня вползать. Заметила, ужаснулась и начала пресекать. Четвертый день я доживала на мысли "выписка!", морально стиснув зубы.

Сейчас, спустя несколько лет... да ладно, спустя всего сутки после выписки, еще тогда - все это стало казаться невозможным, странным, и уже та, больничная жизнь с этим мозговыносом стала казаться нереальной и как бы случившейся не со мной. А еще мне было дико стыдно за такую ментальную слабость, и я об этом, кроме мужа, никому не рассказывала. Ну как же так, меня почти сломали! Причем мягко, без угроз, которыми можно было бы себя оправдать, это уж вообще ни в какие ворота. Фу. Ломают только слабовольных дур, а я-то ого-го! У меня Принципы!
Сегодня я сочла нужным и возможным рассказать не только ему. Теперь не боюсь и не стыдно, потому что я многое узнала и продумала за эти годы.

И это было всего четыре дня. С явно видимым впереди выходом, когда от меня требовалось только одно: дожить до этого момента. Дотянуть до этого выхода всего-то четыре дня. У меня был мобильник, в мобильнике мама, папа, муж, дочка, связь с миром. И всего четыре дня. Девяносто шесть часов. Всего лишь. И тем не менее. Эти четыре дня вытянулись в невообразимо длинные четыре вечности. Они были ужасающе, невозможно долгими. Тяжелыми, как каменная плита. Может, дело в том, что я из тех, кто вообще плохо переносит изоляцию вне дома. Может, в физическом и моральном утомлении. Может, в моем характере - я человек эмпатичный, меня несложно вызвать на жалость. Может, в чем-то еще. На самом деле факторов - уйма, и в каждом случае они свои, с поправкой на какие-то субъективные тараканы, слабости и привычки каждого конкретного человека.

И вот я тут. Спустя одиннадцать лет, уже в каком-то смысле другой человек, более закаленный в чем-то, с где-то наросшей шкуркой-броней, где-то более циничный и не такой жалостливый, где-то наоборот - более понимающий, и теперь это со мной, наверное, не прокатило бы. Но точно прокатит что-то другое. С любым прокатит что-то другое, не то - так это. Ключик есть к каждому. И к кому-то эти ключики подбирают. И у кого-то другого нет за стенами и одиночеством мобильника, в котором будут голоса любящих людей, нет отличного от их жизни реального мира и главное - нет зримого выхода. И выход они видят в другом - они начинают верить. Во что угодно. Даже в то, что все в порядке, и им хорошо. Им нравится. Они сами так хотят. Всегда хотели.

Это не только к последним новостям. Это так... вообще. Для иллюстрации.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив