Кадзуо Исигуро Остаток дня

chto_chitat — 05.06.2016 В сообществе уже упоминали о том, что тексты английского писателя японского происхождения Кадзуо Исигуро «более японские», чем тексты иных «настоящих» японцев.

Роман «Остаток дня» — невероятно английский, описывающий жизнь традиционно-английского персонажа — дворецкого, и в то же время он пропитан духом характерной японской (временами невротичной) сдержанности, так что трудно определить, где заканчивается английское и начинается японское, несмотря на несхожесть этих культур. Что делает роман, написанный от лица пожилого человека крайне консервативных взглядов, остро-современным: в мире миграции смешение культур перестаёт быть механическим и порождает нечто новое: например, гениальные тексты.

Как хайку, простой по структуре и короткий (285 страниц) роман открывает сплетения смыслов, которые разветвляются до бесконечности, распределяясь на несколько связанных друг с другом, но в то же время самостоятельных пластов.


Первый пласт — психологический. Лирический герой — дворецкий Стивенс — чем-то напоминает чеховского «человека в футляре»: полностью идентифицируя себя со своей профессией, он отказывается от любого личного суждения и слепо перенимает убеждения хозяина. Однако Исигуро не смеётся над своим героем и не сожалеет по его поводу, он всматривается в сознание человека, который на первый взгляд может представиться скучным дураком, и находит сложную личность. Все «находки» можно открыть только при чтении, но три ключевых слова — идея, самопожертвование и дисциплина.

Второй пласт — политический. Хотя Стивенс не способен осуждать своего первого хозяина, лорда Дарлингтона, читателю понятно, что благие намерения привели лорда прямиком в ад: из человеколюбия он пытался поддержать подавленную непосильной контрибуцией Германию после Первой мировой, и упустил тот момент, когда немцы превратились из жертв в палачей. Сам путь от верных посылок к пагубным политическим убеждениям с невероятной точностью описан... несколькими разбросанными по тексту предложениями.

Третий пласт — любовь. Сильное чувство, единственное на всю жизнь — оно вообще не присутствует в тексте, но по прочтении книги знаешь, что оно было. В этом и фокус Исигуро.

Что остаётся от ненаписанной любви и от подвига самопожертвования, который не сделал человечество счастливее? Остаток дня, когда солнце пригревает, и на самом деле оказывается не так уж важно, что было и чего не было. Жизнь сама по себе — это и есть шестой, главный пласт.

UPD
У нескольких комментаторов возник вопрос — а что же тут японского?
Разъясню, как я это увидела, но, так как японская лаконичность мне не присуща, будет длинно :)

Во-первых, предельная сдержанность автора. Это не просто замалчивание и недосказанность, это молчание содержательное. Уже во времена Сэй-Сёнагон строки «то, что не высказал я, сильнее того, что сказал» считались затасканными, чем-то само собой разумеющимся. Принцип «невысказанное сильнее высказанного» в тексте романа прослеживается так же ясно, как, скажем, в лирике Дзюн Таками.

Во-вторых, сам главный герой показался мне японцем среди англичан. Япония — наверное единственная страна, в которой «доработаться до реанимации» стало не единичным случаем, а явлением, причём работников держит в постоянном напряжении не столько страх потерять кусок хлеба, сколько страх потерять достоинство (важное понятие для Стивенса!). Когда Стивенс рассуждает о чистке серебра, кажется, что он вот-вот добавит: «Если же гостям подадут плохо вычищенное серебро, обязанность дворецкого — совершить харакири».

Та же мисс Кентон — настоящая английская горничная, справляющаяся со своими обязанностями не хуже Стивенса, не понимает, почему для работы нужно жертвовать личностью, личной жизнью и даже моральными убеждениями (когда речь идёт об увольнении евреек). То, что для неё — служба, для Стивенса — Служение. С точки зрения европейца это столь же нелепо, как всю жизнь приходить на работу за пару часов до начала рабочего дня. Интересно представить, как бы прошла встреча Дживса из романов Вудхауза со Стивенсом :)

В-третьих, эстетика романа. В европейской культуре как «прекрасное» в природе воспринимается нечто величественное, необычное: море, первобытные леса, водопады, горы. Простое — окружающую нас природу — мы воспринимаем как «родное», «любимое», и только посредством чувства привязанности — как «прекрасное». Герой Исигуро видит красоту невысоких холмов — и это для него не красота привычного и любимого, но красота простого. Она сродни красоте рисового поля или прожилок на лепестке в японской поэзии. Что-то от этой простой красоты есть в жизни Стивенса.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив