Жилье 8

jlm_taurus — 12.10.2024 Максимова Екатерина Сергеевна, балерина https://jlm-taurus.livejournal.com/144843.html
После свадьбы мы одно время жили вместе с мамой в коммуналке в Брюсовском переулке, где было две комнаты: мамина — метров шестнадцать, и наша с Володей — метров десять. В нашей стоял мой девичий узкий матрасик на ножках — Володя с него постоянно падал. Через некоторое время накопили на раздвижной чешский диван — и не могли на него нарадоваться! А года через два нам с Володей дали комнату в общежитии Большого за театральными мастерскими на улице Москвина. Это было такое счастье! Комната с балконом, двадцать метров: она казалась нам огромной залой — впору балы устраивать! Там, правда, во дворе находилась школа, и каждое утро раздавалось громогласное: «Равняйсь! Смирно!» — ученики на физкультуру строились. Я их ненавидела! Самый сладкий сон губили...

Общежитие состояло из четырех комнат: кроме нас там еще проживали два бывших артиста балета (оба одинокие)... и одна пара людей нетеатральных (не знаю, как они попали в общежитие Большого). Жили необычайно дружно, за нами все ухаживали, вечно нам чем-то помогали. Когда мы там по молодости устраивали разные сборища, то делали обычно так: у Марии Васильевны накрывали стол, у нас — танцевали, у дяди Левы — еще что-нибудь затевали, и все ходили-гуляли из комнаты в комнату. Двери распахнуты, музыка играет, весело! Друзей всегда полно, чуть не круглые сутки приходят-уходят (театр же рядом), холодильник вечно пустой.

В том общежитии Большого театра мы впервые принимали иностранных журналистов. Французский журнал «Пари матч» считался настроенным откровенно антисоветски, и вдруг корреспонденты именно этого издания выразили желание сделать с нами интервью. Тогда впервые «Пари матч» собирался публиковать материал о советских артистах. Нам позвонили из Министерства культуры и сообщили эту новость. Я сразу задала вопрос: — Вы понимаете, что мы живем в общежитии? И вообще — как мы живем?» — Неважно! Вы сможете их принять? — Принять-то можем, но... — Неважно, примите!

Прибыли французы, заявили: «Неделю мы будем везде следовать за вами». И действительно, сопровождали нас на репетиции, на класс, в артистические, в столовую. Все снимали: как мы входим в театр, как выходим, как занимаемся, как день роводим... Наконец, собрались к нам домой. После репетиции прибегаю, предупреждаю наших «общежителей»: «Сегодня придут иностранцы!» — «Не волнуйся, все сделаем...» На кухне у нас окно было разбито, так они его закрыли Володиной картиной. Мария Васильевна говорит «Я сейчас фартучек надену и буду изображать вашу горничную». Поспехин подхватывает: «А я как будто портье, двери буду открывать». И действительно, они все это изображают. А я после репетиции пришла жутко уставшая; спрашиваю французов, очень надеясь на отрицательный ответ: «Не хотите ли вы перекусить?» — «Да, — отвечают, — конечно, хотим!»

Делать нечего, иду на кухню, журналисты за мной, Володя им что-то рассказывает, Мария Васильевна в комнате стол сервирует, свечечки ставит, я готовлю яичницу — и в этот момент картина, которая стояла вместо стекла в окне, падает на голову одному из французов! Он и бровью не повел, спокойненько картину поднял, поставил на прежнее место: «Все хорошо, все в порядке!»

Потом появилась статья в «Пари матч», где было написано: «Русские звезды балета получают мизерную зарплату, а на кухне вместе с Максимовой готовит еще пятнадцать хозяек» (тут они, правда, прибавили), и все в таком же духе. В Министерстве культуры разразился скандал! От нас потребовали объяснений, но мы не принимали упреков: — Мы сделали все что могли: даже вместо разбитого стекла вставили картину. Кто же виноват, что она упала им на голову?! И вообще — мы вас предупреждали! — А почему они написали, что вы так мало зарабатываете? — Да они написали, что мы получаем больше, чем на самом деле!

Как ни хорошо нам жилось в общежитии, но все-таки хотелось иметь свою квартиру, чтобы хотя бы вещи-посуду туда-сюда не таскать. Тогда мы обменяли нашу общую площадь (одну комнату на улице Москвина и две мамины в Брюсовском переулке) на отдельную. Таким образом нам досталась трехкомнатная квартира на Малой Грузинской улице: комнатки крошечные, коридорчик малюсенький, кухонька — метров пять, прихожая такая, что один наш знакомый говаривал: «Чтобы подать здесь даме пальто, надо будет попросить ее выйти за дверь». Одна комната — проходная, во второй (семиметровой) жила мама, а в третьей мы сделали себе спальню. После всех попыток расположиться более-менее уютно и запихнуть в комнатушки хоть какую-то нормальную мебель устроились следующим образом: в конце коридора, в чуланчике, для меня смастерили шкаф для белья во всю стену и туалетный столик. А для маминой комнаты пришлось купить складную кушетку; на ночь мама ее раскладывала, и дверь в комнату уже не открывалась, кушетка дверь запирала. Но, несмотря на такую тесноту, мы прожили в этой квартире, наверное, лучшие годы. До сих пор вспоминаю, как хорошо там было!

Однако со временем теснота стала утомлять, и мы начали думать, как выходить из положения. В театре с жильем плохо, там ничего не дадут. Решили меняться, и даже появилась масса вариантов, но наши законы известные — чиновникам все время кажется, что кому-то слишком много метров достанется. Нашли один просто роскошный вариант обмена: на улице Горького, в доме, где магазин «Подарки», — прекрасная квартира, пять комнат, театр рядом — то, что надо! Жила там вдова какого-то крупного военачальника со своей домработницей. Так в этой пятикомнатной квартире ей жить разрешали, не трогали, а переехать в трехкомнатную запрещали: слишком много метров на одну придется, столько предоставлять не положено! Намучившись с подобными попытками разменяться, мы пошли в Моссовет с просьбой, чтобы нам разрешили построить однокомнатную кооперативную квартиру.

Хотели сдать государству свою трехкомнатную и добавить еще однокомнатную (которую построим), чтобы нам взамен выделили квартиру большей площади. На что нам в Моссовете с возмущением ответили: «А как это вы «построите и отдадите»? Вы что — взятку государству даете?!» Пытались им объяснить: «Мы же никаких льгот не просим — за свои деньги все сделать хотим!» — «Нет, нельзя!» Казалось, что дело зашло в тупик, но помогло вмешательство министра культуры Екатерины Алексеевны Фурцевой, после которого было решено, что государство все-таки может нам помочь без дополнительных затрат с нашей стороны. Длилось это немыслимо долго, ну а потом нашли трехкомнатную квартиру в проезде Серова — просторную, с большими ванной, прихожей и кухней. Но квартира нам досталась в совершенно ужасном виде — нам пришлось полностью менять гнилые полы, двери и рамы на окнах.

...Подобрать такие же обои, какими была оклеена комната, я, конечно, не смогла — ведь мы привезли их из Канады: тогда буквально каждый гвоздь, каждый шпингалет для окна приходилось искать, доставать по блату, за все переплачивать или привозить из-за границы. Так что поклеили первые попавшиеся под руку обои, быстренько подмели мусор, и я креслом загородила этот уголок: успели!.. Что камина больше нет, мама с Володей заметили только дня через два,..

Позже мы переехали в нашу нынешнюю квартиру на Смоленской набережной. Она тоже оказалась жутко запущенной: щели в полах, дыры в стенах — полгода ремонтировали. Зато пять комнат! Тогда это казалось роскошью! После ремонта мы с гордостью показывали нашу новую квартиру одному приятелю-американцу. Он все одобрял, кивал головой, а потом спросил: «Вы здесь с мамой живете, да? А где же у вас второй туалет?» Ну просто чуть не убила его: додумался, что спросить, — «второй туалет»! В те времена подобных «излишеств» в обычных домах не полагалось — люди радовались, если в квартир хотя бы санузел несовмещенный!

Пока работали над «Галатеей», а потом и над «Старым танго», я поменяла, кажется, все гостиницы Ленинграда: жила и в «Европейской», и в «Астории», и в «Англетере», и в «Октябрьской», и в «Москве», и еще в каких-то гостиницах — и отовсюду сбегала. Дело в том, что наши съемки проходили по ночам (в другое время павильоны на студии не давали), я возвращалась поздно, голодная, а поесть негде. Идти в гостиничный ресторан — значит сидеть и ждать часа три. Никаких ночных магазинов тогда и в помине не было, а включать в номере электроплитку или кипятильник (чтобы хоть чаю согреть) не разрешалось.

Повидаться ни с кем из друзей я в своем номере не могла — после одиннадцати часов вечера в гостиницу посторонние не допускались. Ладно, гостям приходить нельзя, но и массаж сделать невозможно, массажиста в гостиницу вечером тоже не пускают. А мне действительно после целого дня репетиций и съемок необходимо массаж сделать! И вот тогда я в Кировском театре как-то столкнулась с городским начальством и попросила: «Помогите! Мне нужен массажист, а по гостиничным законам ему вечером приходить нельзя...» Из обкома партии позвонили в гостиницу и указали: «Надо пойти навстречу народной артистке!»

После чего каждый день повторялась одна и та же история. В гостиничном коридоре у дежурной по этажу на столе под стеклом лежала бумажка, заверяющая что «Максимовой разрешается иметь в номере мужчину после 23 часов». Но дежурная каждый раз останавливала Володю (театрального массажиста, который согласился мне помочь), подозрительно его оглядывала и спрашивала: «Молодой человек, а вы знаете, что после одиннадцати вечера в номере находиться нельзя?» И только после моего напоминания: «Посмотрите, у вас лежит бумажка», — эта «ключница» говорила: «Ах да, вы Максимова, вам разрешили мужчину» — и пропускала его. Тут, конечно, открывались двери всех соседних номеров, все выглядывали и смотрели, как «к Максимовой шел мужчина» История с массажистом стала последней каплей, и я взмолилась: «Поселите меня на улице Зодчего Росси! Дайте хоть какую-нибудь комнату в театральном общежитии!»

Михаил Гольдштейн. Воспоминания директора машиностроительного завода. Ашхабад https://jlm-taurus.livejournal.com/57495.html
... мы собрались с директором обсудить итоги наших трудов, чтобы определиться, всё ли нами предусмотрено и сделано. Шел 1980-й год, последний год текущей десятой пятилетки, до конца которой оставалось всего лишь полгода. В завершение нашего разговора я заявил: - Да, мы уже многое с вами успели сделать, и если нам ничего не помешает, то к концу года успеем закончить практически все намеченные мероприятия. Но решая технические и организационные вопросы, мы забыли о важнейшем – кадровом. Ведь нам потребуется дополнительно не простая рабсила, а высококвалифицированные станочники, инструментальщики, электрики, наладчики. Наша республика специалистов таких профессий не готовит, заманить этих людей к нам можно либо высокой зарплатой, либо квартирой. А хуже всего то, что и свои кадры мы можем растерять. У нас пятнадцатилетняя очередь на жильё почти не продвигается, мы получаем от города всего две квартиры в год. Наше общежитие переполнено, люди уже устали ждать улучшения своих условий проживания, и если мы с вами ничего не сделаем – разбегутся.

Я уже не знаю как воевать с городскими властями за квоты на жильё. Мы - союзное предприятие, поэтому республика неохотно выделяет нам квартиры. А что Вы предлагаете? – произнес директор с раздражением.
- Я предлагаю, как минимум, построить за наши средства ещё одно общежитие. Включить эту стройку в план какой-нибудь подрядной организации, разрешение на финансирование стройки выдавить из нашего министерства, проект и привязку согласовать с городом.
- Ну что ж, возможно, Вы и правы, - уже более спокойным голосом продолжил директор, - тогда берите всю инициативу в свои руки, а все заводские дела я возьму на себя, вы как свободный форвард в футболе играйте по всему полю.

Ничего себе, Главный инженер завода – свободный форвард! Ну, да ладно, инициатива моя, мне и голы забивать. Поразмыслив немного, я направился в институт «Туркменгоспроект» - выяснить, нет ли у них подходящего проекта, есть ли поблизости от завода места застройки для привязки этого проекта и т. д.

Дугуев обескуражил меня известием о том, что все планы строительства города Ашхабада на 11-ю пятилетку уже свёрстаны, финансирование в Госплане Союза утверждено, задания розданы, подрядчики определены. Единственная сила, которая может в этом плане помочь – Горком партии, нужно встретиться со вторым секретарем Горкома Компартии В.Отчерцовым. Если удастся там пробить брешь, то институт тоже включится в решение нашей проблемы, поскольку потребуется проектирование или привязка готового проекта к выделенной территории.

Нет, всё же городу в те годы везло на руководителей! Обычно в Горком вызывался по любым вопросам директор, и, как правило, - «на ковёр». Я не был членом партии и до сих пор за короткое время работы Главным инженером с этой организацией не имел никаких дел. Но в этот раз следовало туда идти не на «ковёр», а за разрешением заводских жилищных проблем. Взяв себя в руки, я с тревогой переступил порог кабинета Второго секретаря городского комитета партии, курирующего в силу своих обязанностей всю промышленность города. В итоге никого здесь убеждать и что-то доказывать не пришлось. Он выслушал меня и без возражений принял все мои аргументы. Однако то, что я услышал в ответ, меня очень удивило и озадачило:

- Формируя пятилетний план строительства города, мы разослали по всем предприятиям и организациям запросы. Ваш завод почему-то не прислал никаких предложений. Сейчас действительно все планы составлены и утверждены, и втиснуться туда нет никакой возможности.
Выходит, мой директор проигнорировал предложение города по подготовке плана строительства жилья на следующую пятилетку, а заводской профсоюз ничего не знал об этом и прошляпил...
- Но ведь планы – это всего лишь намерения, они могут дополняться, перевыполняться и вообще изменяться. Давайте поищем резервы, выступим с дополнительной инициативой, сами попробуем в Госплане Союза добиться положительного решения, - не сдаюсь я.
- А знаешь, давай, - немного подумав, заявил мне Отчерцов, переходя на «ты». У нас есть одна незадействованная строительная организация – «Высотстрой», они не определились с заказчиком и могут остаться без работы. Стоимость квадратного метра жилья у них высока, поэтому заказчики неохотно прибегают к их услугам. Если тебе удастся убедить своё министерство выделить средства, они с удовольствием выстроят для вашего завода дом. Так что иди к ним договариваться и времени не теряй, а я им позвоню.

Довольный и воодушевлённый поддержкой возвращаюсь на завод, размышляя о массе дел и ворохе бумаг, которые мне предстоит подготовить, чтобы прийти к намеченной цели. Соответствующие письма, встречи с нужными людьми, совещания, командировки, согласования, и всё это – в короткие сроки. Я понимаю, что мне нужен помощник, толковый и опытный, гибкий и пробивной, умеющий убеждать, искать решения, добиваться. И надо же – такой человек нашелся практически сразу! Жизнь сама подкидывает нужное тебе в самый подходящий момент, если сильно чего-то захотеть – в этом я не раз убеждался.

Вот что, - заявил я Анатолию в конце нашей встречи, - здесь тебя ждёт литейный цех и тяжелый труд подсобника. Но случай привел тебя сюда не для этого, ты нужен мне как инженер-строитель, как толковый и грамотный организатор. Я переодену тебя, дам кабинет, стол и телефон, но при условии, что ты навсегда «завяжешь» с выпивкой и пообещаешь работать на совесть. Сорвёшься – окажешься в больнице на принудительном лекарственном лечении. На следующее утро переодетый в цивильное он уже ждал меня в приемной завода. Взялся за дело он с энтузиазмом и охотой, чувствовалось, что всё в этой сфере ему знакомо, ведь водохозяйственный трест, где он раньше работал, много строил по всей республике, в том числе и жильё.

«Высотстрой», предполагаемый подрядчик, выдвинул нам встречное предложение: строить не один, а три высотных дома, иначе будет искать другого заказчика. Мы срочно находим еще две организации, желающие построить себе такие же дома. Одна из них – производственное управление «Главэнерго», под началом которого находятся все электростанции республики, другая – кабельный завод. У обеих деньги есть, так что с выделением средств на строительство задержек не должно быть.Итак, мы – три организации – выступаем теперь единым заказчиком на строительство трёх высотных двенадцатиэтажных домов. Все письма написаны, протоколы подписаны, и нам с Анатолием нужно ехать в Москву в Госплан Союза за разрешением и включением этих строек в государственный план.

Анатолий, мой помощник, предложил основательно подготовиться к поездке. Мы не летим самолётом, мы едем поездом в двухместном купе, нагруженные дарами земли туркменской – ароматно пахнущими овощами, великолепными дынями, винами и коньяком. Всё это предназначено в качестве подношения нужным людям в Госплане, ведь любые решения подготавливают рядовые клерки, которые не прочь за свою услугу получить нашу благодарность. Вижу – он знает, что делает, и хорошо разбирается в людях, скорее – в их пороках. Я пока занимаюсь своими заводскими делами в министерстве, а он посещает Госплан. Наши дары уже ушли по назначению, состоялась также и организованная им в ресторане моя встреча с «нужными людьми». И вот, наконец, под занавес нашей командировочной недели мы получаем вожделенное решение. Поздравив друг друга с удачным завершением командировки, мы возвратились самолётом назад в Ашхабад, довольные результатом и собою.

Конец квартала, года, пятилетки. Мы с директором полностью погружены в производство, за невыполнение плановых показателей по головке не погладят. Анатолий работает со строительным подрядчиком, периодически вытаскивая нас на совещания и подписание различных документов. Он сильно изменился за это время, поправился, приобрёл лоск и уверенность и, похоже, помирился с женой. Но я настороже, я прекрасно знаю, что окончательно избавиться от этой пагубной зависимости удаётся немногим.

«Главэнерго» и кабельный завод успели быстро подсуетиться и решить все вопросы с финансированием стройки. Первый взнос средств, достаточный для начала строительства, был ими выделен практически сразу, как только мы привезли разрешение союзного Госплана. Наше же письмо с просьбой о выделении финансирования по-прежнему лежит в Москве в министерстве давно и пока без ответа.

Строители ещё до начала года энергично взялись за дело, огородили территорию, подогнали технику и вырыли котлован под фундамент первого дома. Вполне понятно, что тот, кто полностью и без задержек профинансирует строительство, тот и получит первый дом, хотя согласно очередности, принятой на совместных заседаниях, первый готовый дом должен быть отдан нашему заводу.

Время не стоит на месте, последний год ушедшей пятилетки остался позади. Мы довольно удачно завершили и год, и пятилетку, отчитавшись по всем показателям перед республиканской властью и московским начальством. Довольный собой директор взял отпуск и укатил в санаторий, возложив все обязанности по руководству заводом на меня. До сих пор в отпуск он не ходил, значит – уже доверяет. Понять его можно, ведь любой сбой в работе по любой не зависящей от него причине может стоить должности и карьеры руководителя. Поэтому, чтобы не подвести его, все силы и время я отдаю производству, оставив дела новостройки идти своим чередом.

Как раз в эти дни раздаётся звонок из Москвы. Звонит из ЦК КПСС сотрудник промышленного отдела, курирующий наше министерство. Он сообщает мне, что в Кремлевской столовой вышла из строя тестомесильная машина иностранного производства, и она не подлежит восстановлению.
- Не можете ли вы доставить в Москву тестомесилку вашего производства, чтобы не завязываться с иностранным экспортом? Нужно вопрос решать срочно, - закончил он.
- Да, я постараюсь что-то сделать, - отвечаю я, оправляясь от растерянности, - у нас как раз стоит готовая партия экспортных машин, одну из них я отправлю вам. Но срочно вряд ли получится, в самолёт её не засунешь, а поездом или машиной – придёт в лучшем случае не раньше, чем через неделю.
- И еще я хочу Вам сказать, - набравшись храбрости, заявил я, - наши машины гораздо долговечнее и устойчивее к различного рода перегрузкам. Мы это не раз проверяли на сравнительных испытаниях. Да и с запчастями проще – они всегда есть. Так что пусть кремлёвцы переходят на отечественное оборудование.

- Хорошо, я передам им ваши пожелания. А Вы держите меня в курсе в любое время суток и постарайтесь всё сделать быстрее.
Ну что ж, раз вокруг этого дела разгорается такой ажиотаж, нужно попробовать всё же задействовать Аэрофлот. Звоню начальнику Туркменского Управления Аэрофлота, прошу срочно меня принять по делу государственной важности. Слова «кремлевская столовая» действуют магически.
- Завтра утром подгоняйте свой груз к утреннему московскому рейсу, если внутрь влезет – улетит. А я предупрежу наших в аэропорту, - заканчивает он разговор.

Наутро тщательно упакованная в деревянный ящик тестомесильная машина, команда заводских грузчиков и я едем к 701-му пассажирскому рейсу. Нас пропускают на лётное поле, машину перегружают на специальную платформу, и далее действуют уже грузчики аэропорта. Сразу же стало ясно, что машина в деревянном ящике в грузовой люк самолета не войдёт. Тут же разбили упаковку, отодрали от машины деревянные салазки, каким-то образом наклонили её и всунули, наконец, внутрь. Всё это непросто, ведь весит она почти триста килограммов. Следом закатили три дежи - большие ёмкости из нержавеющей стали, в которых и происходит замешивание теста. Грузчики всё это закрепили сетками, мы их поблагодарили, самолёт ушёл на взлёт.

... звоню в Москву – встречайте груз. А через пару дней раздаётся обратный звонок из ЦК партии от моего знакомого куратора с кучей слов благодарности и предложением обязательно зайти к нему в отдел для очного знакомства. В Москве мы бываем достаточно часто: когда по вызовам министерства, а когда проездом на предприятия-смежники и в институты, разбросанные по разным городам. Так что по возвращении директора из отпуска я сразу же оказался в Москве и первое, что сделал - нанёс визит не к моему новому знакомому, а в Управление капитального строительства нашего министерства и Заместителю министра по строительству. Замминистра меня не принял, а в Управлении сообщили, что все наши документы находятся у него по-прежнему без движения.

И тут меня разобрало: не хотите по-хорошему – будет по-плохому! Из приемной Главка звоню в ЦК КПСС своему знакомому и в деталях рассказываю про наши дома - мол, мы столько сделали, а из-за отсутствия финансирования все наши труды пойдут насмарку. Он просит меня не класть трубку, а сам по правительственной связи говорит с Замминистра по строительству, который всего час назад отказался меня принять. Я слышу как не стесняясь в выражениях, используя площадную брань, он требует немедленно решить мой вопрос, а потом доложить об исполнении. Вот тут я убедился и понял, какого покровителя приобрёл. Через десять минут из приёмной Замминистра появляется помощник и просит пройти с ним к его шефу.

Приёмная полна ожидающих, но меня проводят вне очереди, Замминистра поднимается навстречу, жмёт руку и с укоризной говорит: - Что ж это Вы жалуетесь, и меня ни о чём не предупредили! Хочу на Вас посмотреть. Вообще-то говоря, нам не выгодно строить жильё у вас в Туркмении из-за повышенной сейсмичности, за эти деньги в других районах страны мы ввели бы гораздо больше жилой площади.
- Это была не жалоба, а просьба оказать помощь, – пытаюсь я вежливо завершить неприятную часть беседы, - у нас безвыходная ситуация, если не построим дом, ни о какой нормальной работе завода в дальнейшем не может быть и речи. А если я и сделал что-то не так – извините!
Он вызывает уже знакомых мне сотрудников Управления капитального строительства и отдаёт распоряжение: направить ашхабадскому заводу в текущем году третью часть от общей суммы, остальное – по мере освоения средств.

«Всё, дом спасён, теперь он наш», подумал я облегчённо. Но как ошибался! Ещё несколько раз мне пришлось делать совершенно невообразимые вещи, чтобы сохранить этот дом за нами.

Получив нужные бумаги, еду на Старую площадь, где размещается Аппарат ЦК КПСС, для очного знакомства – следует поблагодарить человека, так просто и легко решившего мою, прямо скажем, невыполнимую задачу, ну и закрепить знакомство. После выполнения всех процедур выписки и получения пропуска на проходной соответствующего подъезда меня встречает совершенно обычный улыбающийся человек и проводит к себе в отдел. Здесь сидят еще двое таких же мужчин, они жмут мне руку и приветливо улыбаются. Я присматриваюсь к окружающей обстановке – ничего необычного, но какая бешеная власть заключена в руках этих людей, если им можно так запросто послать на три буквы союзного Замминистра! Да, именно они готовят всевозможные решения и постановления партии, они являются глазами и ушами своих ещё более властных шефов, от их пристрастной оценки может зависеть карьера того или иного руководителя высшего звена, они могут всё. Мой благодетель поинтересовался, нет ли у меня проблем здесь, в Москве, с жильем, обратными билетами домой, а возможно – и с билетами в театр. На будущее он предложил мне не стесняться и обращаться к нему за помощью. Я его благодарю и на прощанье приглашаю посетить Ашхабад.

Прошёл год. Дом продолжал строиться и уже приобрёл все очертания высотки, радуя глаз наших очередников и наполняя их надежды реальным смыслом. Заводчане уже привыкли к мысли, что первый строящийся дом – это наш, и с нетерпением ожидали завершения его строительства. Они уже не раз побывали на стройке и с удовольствием обсуждали преимущества новостройки перед прежними постройками. Действительно, просторные двух- и трёхкомнатные квартиры с большими прихожими и кухнями, с огромными верандами и раздельными санпомещениями – это, без сомнения, другой уровень жизни. Рядом уже заложен второй дом и вырыт котлован для него. Но до меня стали доходить тревожные слухи, что Горисполком имеет виды на наш дом и хочет его полностью забрать себе, предоставив в обмен равноценную жилплощадь в «хрущевках», строящихся в других районах города.

Как говорится, «против лома нет приёма», но случай и тут предоставил мне шанс отстоять наш дом. Шел 1982-й год. Партийное руководство республики решило достойно отпраздновать 65-ю годовщину Октябрьской революции. Сделать это предполагалось, организовав всенародное шествие во главе с первыми лицами республики к памятнику революционерам с возложением венков от руководства, цветов от народа, праздничным вечерним гулянием и пр. Но как оказалось, сам памятник, представлявший собой бетонное сооружение, заглубленное в землю, внутри которого размещался «вечный огонь», выглядел серо и убого. Лестницы, спускавшиеся вниз к вечному огню, стены, потолки – всё было выполнено из серого необлицованного бетона, создавая вокруг мрачное, угнетающее настроение. Складывалось впечатление, что это не памятное сооружение, а долговременная огневая точка (ДОТ).

Республиканское руководство поручило городским властям в срочном порядке переделать памятник и, естественно, эту работу возглавил второй секретарь Горкома В.Отчерцов. Неожиданно меня вызывают в Горком, где в кабинете у Второго секретаря собралось довольно много народа. Некоторых я знаю – это представители туркменских машиностроительных заводов из различных городов, остальные – проектировщики и архитекторы «Туркменгоспроекта». Рядом со Вторым вижу председателя Горисполкома.

- Мы собрали здесь все те заводы, у которых имеются чугунолитейные цеха, - начал совещание Отчерцев, - в честь ознаменования 65-й годовщины победы Октябрьской Революции у нас в городе состоится открытие обновлённого памятника туркменским революционерам, где затем будет зажжён вечный огонь. В церемонии примет участие Первый секретарь ЦК КПТ тов. Гапуров и много иностранных гостей. Согласно проекту сам памятник, подходы к нему, полы внутреннего помещения и ступени ведущих туда лестниц должны быть облицованы чугунными плитами и различными литыми фрагментами. На столе лежат чертежи, знакомьтесь. Выбирайте всё, что можно сделать на ваших заводах.

Мы просматриваем папки с чертежами и оставляем некоторые возле себя, большую же их часть откладываем на середину стола. Это крупные отливки, составляющие основной вес всего заказа. Ясно, что их не потянет ни один из присутствующих здесь заводов, пожалуй, кроме моего. Но тогда придётся остановить все остальные работы, поэтому я молчу.

- А что будем делать с этим? – кивает головой второй Секретарь Горкома в сторону горы папок посредине стола. Мои коллеги, потупив взор, скромно молчат – никому не хочется брать дополнительную нагрузку, поскольку у каждого есть напряжённый производственный план, за невыполнение которого руководитель отвечает головой. У меня же уже созрело решение, но я пока задаю встречный вопрос: - А кто снабдит нас сырьём, ведь нужен чушковый чугун и чугунный лом?
- Все вопросы снабжения мы поручаем Председателю Горисполкома. Закупить чушковый чугун вряд ли удастся, но чугунный лом в необходимом количестве вы возьмете с базы «Вторчермет», - получаю я ответ.

Представляю, какая головная боль будет у Председателя с поставками лома. «Вторчермет» - союзная организация, имеющая свои плановые обязательства, которые постоянно срываются. Вот и с нашим заводом у него сложные отношения, поскольку план поставок лома периодически не выполняется. Изыскать дополнительные резервы практически невозможно.

Я беру слово: - Весь ассортимент облицовочных чугунных плит, который не взяли мои коллеги, я беру на себя. Я выполню этот заказ, я отолью эти плиты. Но при условии, что Горисполком откажется от нашего строящегося дома, не будет на него претендовать, а Председатель Горисполкома здесь, прилюдно это пообещает. Все головы повернулись в мою сторону. По выражению лица Отчерцова я понял, что он в курсе горисполкомовских намерений, возможно, даже с ним согласованных. Но им обоим не оставалось ничего, как пообещать мне, что первая же из трех построенных высоток будет отдана полностью нашему заводу. Забрав с собой все оставшиеся чертежи, я вернулся на завод и обо всём рассказал своему директору.- Ну и как Вы собираетесь выполнять свое обещание, вы ведь знаете, что наш чугунолитейный цех перегружен?

- Очень просто, - невозмутимо отвечаю я, - завтра срочно вылетаю в Москву и иду в отдел Главного Металлурга нашего министерства. Насколько мне известно, некоторые крупные чугунолитейные цеха на заводах министерства недогружены работой. Они будут очень рады этому несложному и большому заказу. Заодно попробую разместить и несколько наших отливок.

В министерстве я встретил полное понимание и у себя в Главке, и в отделе Главного Металлурга. С соответствующим письмом-приказом поездом выезжаю в город Орёл на завод текстильного машиностроения. У них огромный чугунолитейный цех, оснащённый пескометами и большими встряхивающими формовочными машинами, так что справиться с нашим заказом им не составит никакого труда. Только бы не подвели нас со сроками...

Время по-прежнему не стоит на месте, и наступил момент, когда облицовочные чугунные плиты потребовались строителям. Все республиканские заводы, в том числе и мой, доставили к месту стройки свои отливки, нет только главной поставки – из Орла. Я докладываю, что заказ полностью готов, решается вопрос с железнодорожниками. Отчерцов предлагает своё решение: республика закупила партию КАМАЗов, которые должны прийти своим ходом. Они и заберут по дороге готовое литьё.

Потом было ежедневное отслеживание автоколонны в пути, которая должна была проследовать до Баку, пересечь Каспий на пароме, а затем из Красноводска доставить груз в Ашхабад. Непредсказуемый Каспий чуть было не сорвал нам все сроки, так как штормил, но всё обошлось. Груз прибыл, работы по переделке памятника туркменским революционерам были завершены в срок, памятник открыт, вечный огонь зажжён. И никто, если бы я об этом не рассказал, не вспомнил бы все перипетии этой истории.

Наш дом уже практически выстроен, остались отделочные работы. Но подрядчик почему-то форсирует возведение второго дома. Я понимаю, им нужны товарные объёмы, которые гораздо проще получить на монтаже здания, чем на отделочных работах. Однако это не устраивает райком партии, контролирующий на своей территории работу предприятий и производств. Райкому нужен ввод жилья, отчёт о введённых в этом году квадратных метрах. Поэтому если вам, заводчанам, нужен этот дом – помогайте строителям! Иначе, при срыве плана ввода, никакого дома вы не получите. И директору завода предписание – взять всю работу помощи строителям в свои руки.

С райкомом спорить – себе дороже. Я отправляю на стройку заводскую строительную бригаду. Директор вместе с профсоюзом занялись распределением жилья согласно очерёдности. Не обошлось и без конфликтов, так как не всем полагались двух- и трёхкомнатные квартиры, а однокомнатных в этом доме не было. Помог Горисполком, взяв три квартиры в нашем доме себе и передав взамен десять однокомнатных в городских новостройках. Несколько квартир у нас осталось в резерве.

В конце концов команда работников завода, получивших жильё в этом доме, вместе со своими семьями под руководством директора приступила к отделке квартир. Все материалы предоставлял подрядчик, а кому они не нравились, покупал сам в магазинах. На короткое время наши токари, шлифовщики, фрезеровщики, слесари, литейщики превратились в маляров, штукатуров, электриков, плотников, выполняя при этом работу качественно и умело. Директор целыми днями пропадал на стройке, передав мне все бразды правления по заводу. Люди с пониманием отнеслись к создавшейся ситуации, и без всякого ропота отстояв смену на стройке, шли на завод в свою смену. Довольно быстро все отделочные работы были завершены, а дом принят в эксплуатацию государственной комиссией. Мой помощник Анатолий вскоре уволился с завода. К сожалению, он опять стал прикладываться к спиртному.

Вот и весь незатейливый рассказ. Вспоминая эту историю, я думаю о том, как много зависит в жизни от случайных совпадений и воли отдельных людей, о том, как много может сделать отдельный человек, если он поддержан и правильно понят, о том, что правильно выбранные стимулы действуют на сознание людей сильнее и эффективнее, чем прямое давление и приказы. Решив, наконец, больной и животрепещущий вопрос с жильем, мы с директором не только надолго закрепили на заводе свои собственные кадры, но и привлекли много приезжих специалистов, предоставив им квартиры в новом доме и в освободившемся общежитии. И ещё один немаловажный результат наших стараний – возрос авторитет руководства завода и доверие к нему, что значительно облегчило всю дальнейшую работу по управлению производством.

Наш дом и по сей день стоит на своем месте. За эти годы там родилось и выросло новое поколение. Многие жильцы сегодня покинули пределы Туркменистана, многие ушли с завода, обменяв или продав свои квартиры, но дом хранит память как о своих жильцах, так и о своих создателях. И если бы это зависело от меня, я приказал бы повесить мемориальную табличку, увековечивающую память человека, сыгравшего если не основную, то во всяком случае очень важную роль в строительстве этого дома, и написал бы на ней: «Анатолию Саватееву с благодарностью от работников Ашхабадского машиностроительного завода им. ХХ-летия ТССР»

Сохранено