Жилье 2

jlm_taurus — 05.10.2024 Из переписки композитора Шостаковича, депутата Верховного Совета
...Я пожилая женщина 69 лет по национальности татарка. Со слезами на глазах обращаюсь к Вам, наш депутат по горьковскому национальному округу, с просьбой помочь мне в моей беде: получить мне ключи от комнаты, в которой я жила и которую у меня отобрали в жилуправлении города Балахны потому, что мой сын живет и работает в поселке Правдинск, получил там однокомнатную квартиру, он женат, скоро у них будет ребенок, я там не нужна. В Балахне я уже живу больше 20 лет, в той комнате, от которой взяли ключи, жила 9 лет, я получаю пенсию 24 руб. Куда же мне теперь деваться? Мой муж погиб в Великую Отечественную войну. Ходила я, ходила в разные организации, и никто мне не хочет по-человечески разобраться. Я прошу Вас как депутата Совета Национальности помочь мне. Ведь та комнатка, от которой у меня ключи взяли, все равно сейчас пустует, так помогите мне вернуть ключи от этой комнаты и дожить там до конца своей жизни, ведь и жить мне осталось немного...

Дмитрий Дмитриевич! Обращаюсь к Вам как к своему депутату.
Я инвалид - у меня нет обоих ног и одной руки, работаю в Горьковской студии телевидения вот уже 8 лет. Я не нытик и не пессимист, живу интересной полнокровной жизнью. Единственное, что отравляет её - это ужасные квартирные условия. Я, жена и дочь живем в 11 метрах. С 1955 года я хлопочу о квартире. Уже несколько раз стоял на 1-й очереди, но время от времени почему-то очередь моя отодвигается. Последний раз с 1-й очереди перевели меня на 18-ю.
Никто не может мне объяснить, почему это происходит и когда кончится это издевательство.
Прошу Вас, уважаемый Дмитрий Дмитриевич, вмешаться в это дело и помочь мне.
С уважением, Зубренков Владимир Семенович.

Прошу Вас рассмотреть мое заявление, т.к. я многосемейная женщина, проживаю в частном доме в 18,5 кв.м., но он утлый и гнилой, того гляди развалится, а в подполе уже обвалилось. Семья моя состоит из семи человек и 18,5 кв.м. на такую семью очень маловато, спят как где, а сама сплю у порога, потому что не хватает в комнате места. И так что из семи человек пятеро детей, из них трое учащихся и этим ученикам у меня нет никаких удобств для чтения. Сама я работаю на машиностроительном заводе с 1941 года и не касалась ни за какой помощью за 25-летний стаж работы на заводе пришлось коснуться, и мне во всем отказывают, не только отказывают, даже не разговаривают и не обращают внимания. За что же я работаю и для чего же бросаю детей на произвол судьбы и ухожу на заводскую работу, детей оставляю безвнимательных, безнадзорных и беспризорных, а в цехе работать приходилось без выходных даже по две смены.
Дмитрий Дмитриевич, прошу Вас убедительно рассмотрите мое заявление, т.к. я многосемейная женщина и нет никаких условий для своих учащихся детей, и даже для спанья, валяются на полу как скотина.
Дмитрий Дмитриевич, прошу Вас очень убедительно удовлетворить и оказать помощь в перестройке дома или же чтоб дали казенную, чтоб для детей сделать условия учебы.
В чем прошу удовлетворить мою просьбу.
Р.М. Попова.

Михаил Самуилович Качан. Академгородок СОАН https://jlm-taurus.livejournal.com/62698.html
...В институте работало уже довольно много людей, и не только научных сотрудников. Были конструкторы и инженеры, рабочие мастерских, многочисленные лаборанты, электрики, сантехники, уборщицы и дворники. И всем нужно было жилье. Они стояли в очереди, а списки составлял и вел учет теперь я. Дома строились и постепенно сдавались. Другой учет я вел по яселькам и детскому саду. У многих, пришедших на работу в институт, были дети. Я вел учет отдельно по яслям (до 3-х лет) и по садику. Но я сразу, как начал этим заниматься, увидел, что моя работа сводится только к учету. Принципов для того, чтобы можно было установить очередность не существовало. Более того, никто и не был заинтересован в том, чтобы такие принципы были введены.

Во-первых, научным сотрудникам со степенью квартиры предоставлялись в первую очередь. И отнюдь не совместным решением руководства и месткома института, а центральной жилищной комиссией, которая была создана Президиумом СО АН. Во-вторых, каждая лаборатория или отдел доказывал, что его сотрудник является самым необходимым для работы. Без него сразу все погибнет, и ему надо дать жилье в первую очередь. И такими оказывались практически все в очереди. Поэтому в конечном итоге, слово директора было решающим. Нуждающимися в жилье были все. Да люди и устраивались на работу ради жилья и всеми правдами и неправдами пытались его получить. А уж когда семья получала квартиру, тут же требовалось место в ясельках или в детском саду. И это требование тоже было правдой. Бабушек, которые могли бы присмотреть за детьми, в Академгородке практически не было.

Но это была только одна сторона проблемы. Составляя список, мы увидели, что некоторые объекты пока не начинают строиться. А есть и такие, которые вообще не запроектированы. С теми, которые не начинали строиться, было просто. Мы составили такой график строительства, какой нам представлялся правильным, и включили в него те объекты, которых, по нашему мнению, нехватало. Хуже было с теми, которых не было в проекте или которых было недостаточно. Когда я сверил составленный нами список с государственными нормативами, которые дал нам Ладинский, я увидел, что сами нормативы сильно занижены. Они были составлены в среднем по стране, и для нашего молодежного Академгородка явно не годились.

Вторая проблема была связана с негодным качеством работ. После сдачи объектов они еще несколько месяцев доделывались, а иногда и достраивались. Официально при приемке составлялся «перечень недоделок», но этих недоделок было столько, что стыдно было смотреть на сданный объект. И на сданные жилые дома тоже, не только на объекты соцкультбыта. И вот тут мы столкнулись с «интересным» парадоксом. Как правило, сдача шла к Новому году, по школам – к 1 сентября. Для того, чтобы строители выполнили план и получили премии (весьма значительные), надо было сдать объект в срок. Вот и подписывался акт приемки объекта. План выполнялся, и премии коллектив строителей получал. А то, что люди не могли пользоваться тем, что «построили», не имело для строителей никакого значения. Более того, никто и не форсировал устранение недоделок. Наоборот, бригады после подписания акта снимались с объекта, и там оставалось 2-3 человека, которые и доделывали все, не торопясь, как могли.

Я попытался выяснить в УКСе, почему они подписывают акты приемки. Нет, я не был уж очень непонятливым, я понимал, что УКС дорожит строителями, их добрым отношением, идет им навстречу. Но, оказалось, здесь есть и другая сторона. За план спрашивали и с райкома и с райисполкома, и если план не выполнялся, район считался отстающим. Вот почему секретари райкомов и председатели райисполкомов «давили» на УКС Сибирского отделения, Управление эксплуатации, предприятия СОАН, отвечающие за сети, чтобы те принимали в эксплуатацию недостроенные объекты. Обе проблемы были масштабными и очень трудными, – ведь так было повсюду в стране. И мы понимали это, обсуждали и с принимающими службами, и между собой, думали над тем, как переломить сложившийся порядок.

Откровенно говоря, я удивлялся тому, что власть предержащие мирятся с этими недостатками и не исправляют их. ведь такая система сложилась повсеместно. Мне казалось, что всем всё видно и все заинтересованы в том, чтобы действовала такая система, которая бы не позволяла сдавать в эксплуатацию недостроенные дома.

Жилищные проблемы. Был и еще один сложный вопрос – распределение жилья. У этого вопроса было две стороны: был такой фактор, как нуждаемость в жилье и был фактор производственной необходимости, когда было необходимо привлечь крупного или среднего класса специалиста в тот или иной институт. К тому моменту, когда я начал вникать в это вопрос, все жилье между институтами и службами распределяла Центральная жилищная комиссия. В институтах же эти вопросы решали директора с минимальным участием месткомов. Председатель месткома каждого института подписывал, наряду с директором совместное решение, и это было правильно. Поэтому мы в дела месткомов не лезли. Разве что, когда к нам поступали жалобы из институтов на неправильное распределение. И то конфликтов у нас с месткомами никогда не было. Мы исходили из принципа: «Им виднее!»

Но вот какому институту, сколько дать квартир в каждом конкретном доме решалось кулуарно. Где, не знаю и посейчас. Официально – на заседании Центральной жилищной комиссии. Но там предлагалось уже готовое решение, и откуда оно бралось, никто не знал. Возможно, над этими вопросами работала наиболее активная группа академиков, членов Президиума СО АН. А может быть, и еще более узкий круг людей. Еще одна трудность была связана с полнометражными квартирами в четырехэтажных крупноблочных домах, которые Сибакадемстрой привез из Ангарска, Красноярска и других строек Минсредмаша и которые начали сдаваться в конце 1960-го года. Они строились достаточно быстро сначала в микрорайоне А, потом в Б и В. Конечно, они были получше первых домов по всем параметрам – и хорошая планировка, и потолки повыше, и туалеты отделены от ванн, и звукопроницаемость получше. На эти дома Президиум СОАН смотрел, как на свои собственные, и распределял по списку, не спрашивая мнение Объединенного комитета профсоюза. А это уже противоречило Уставу профсоюзов.

Процедура была примерно такой. Каждый институт предлагал свой список научных сотрудников, претендовавших на такое жилье. В него для проформы включали 1-2 высококвалифицированных рабочих, чтобы не обвинили в зажиме рабочего класса. Как я понимаю, эти списки попадали на стол к узкому кругу лиц, и этот круг решал, какому институту и сколько квартир дать в очередном доме. После этого Центральная жилищная комиссия утверждала подготовленные предложения не только по количеству квартир, но и по персональному составу.Конечно, какие-то институты при этом считали себя обиженными. Директора их даже выступали на заседании Центральной жилищной комиссии. Их вежливо выслушивали, но этим все и кончалось. Было видно, что решения просто проштамповывались. Конечно, роль профсоюзных комитетов здесь была нулевой, но при том авторитете ученых, который был общепринят (без ученых не было бы и Новосибирского научного центра) никто и не пытался посягать на сложившуюся практику.

Сама же Центральная жилищная комиссия была в структуре взаимоотношений предприятия с профсоюзной организацией, сложившейся в стране, явно чужеродным телом. Ведь она существовала наряду с жилищной комиссией ОКП, которая в этой схеме бездействовала, разбирая только жалобы, но, не имея ни малейшего влияния, чтобы что-то решить. Это было нарушением законодательства. Об этом знали и высокие профсоюзные органы, но закрывали на это глаза. А со стороны Президиума СОАН было явно выраженное недоверие профсоюзному органу.

Мы начали с того, что создали жилищную комиссию ОКП Академгородка. Надо было вести кропотливую повседневную работу с людьми, чтобы к нам привыкли, чтобы знали, что мы не только что-то распределяем, а реально помогаем людям в трудных ситуациях и исправляем несправедливость, если она кем-то допущена. Но вмешиваться в порядки, установленные Лаврентьевым, я тоже не считал возможным. Перед ним стояли труднейшие задачи создания Научного центра в Сибири, а жилье, да еще более комфортабельное, да еще коттеджи, которые давались только академикам, членкорам и некоторым докторам, были великолепным дополнительным стимулом для привлечения в Сибирь ученых. Главным все же была возможность развития научных направлений. И я не хотел, чтобы Лаврентьев смотрел на профсоюз как на помеху в его деятельности. Более того, я прекрасно осознавал уже в это время, что любой, кто встанет на пути академика Лаврентьева или даже не встанет, но он подумает, что встал, будет мгновенно раздавлен.

Натан Моисеевич Гимельфарб. Директор Могилёвского мясокомбината, 60-е. ...Были перечислены капиталовложения горисполкому на централизованное строительство жилья и комбинату ежегодно стали выделять квартиры в новых микрорайонах города. Очередь на получение жилплощади заметно сдвинулась

...По содержанию и характеру жалоб чувствовалось, что их авторами являются грамотные специалисты, хорошо знающие специфику и особенности производства. Как потом выяснилось, Процкий сколотил вокруг себя группу обиженных работников из числа тех, которым было отказано в расширении жилплощади, или наказанных за допущенные нарушения, хищения и злоупотребления. Одними из его активных помощников стали главный технолог Зинаида Аверьянова и её муж Михаил Александрович, работавший ветеринарным врачём и являвшийся председателем группы народного контроля. Им было отказано в выделении трёхкомнатной квартиры из-за отсутствия на то должных оснований.

Полле Эрвин Гельмутович. Томский нефтехимический комбинат https://jlm-taurus.livejournal.com/66657.html
В минхимпроме действовала система: при строительстве нового комбината костяк технологического персонала создавался из специалистов родственных предприятий химической промышленности. Вызовники имели ряд льгот: внеочередное получение квартиры в Томске, бронирование квартиры по прежнему месту жительства (напомню, в советские времена человек не имел права получить новую квартиру, не сдав старую), преимущественная возможность карьерного роста с соответствующим уровнем зарплаты.

Только квартирой в кратчайшие сроки и высокой должностью с соответствующим заработком можно завлечь достойных специалистов из родственных предприятий Белоруссии, Татарстана, Башкирии, Иркутской области…. Естественно, принимались не все желающие, шла жёсткая фильтрация. А пока жильё строилось, вызовники кучно размещались по служебным двух-, трёхкомнатным квартирам, в зависимости от статуса по 2-3-4 человека в комнате.

"Энциклопедия наших жизней" - Сага семьи Дудко https://jlm-taurus.livejournal.com/72245.html
ЛИМИТА. Естественно, с момента перехода В. А. на новую работу, семью остро волновал наш квартирный вопрос. Мы ждали обещанную квартиру, которую мне всё-таки выделили. Проблема прописки возникла сразу же, как только мне выделили жилье по адресу Нижегородская улица дом 2 квартира 43, на пятом этаже готового здания. Это была трехкомнатная шикарная квартира в элитном доме с лоджией на одну сторону и балконом на другую, с огромной кухней, кладовкой и большим холлом внутри квартиры. Сам дом строился по проекту домов для работников ЦК и предназначался для семей центрального аппарата Комитета. Но почти все значимые работники к моменту сдачи дома уже имели неплохое жилье, поэтому квартиры достались секретарям, референтам, помощникам, но отнюдь не рядовым работникам аппарата.

В тот момент, когда мне выделили квартиру, в доме шли отделочные работы и несколько раз я работал там, на субботниках, в том числе и вместе с Председателем Комитета. Я был далёк от всех интриг, сплетающихся в сети, которые плели кишащие вокруг меня акулы - приспешники и друзья БУРЦЕВА.

Одним из их действий было - отсечь все пути к получению мной лимита на прописку и квартиры в МОСКВЕ. Поскольку в группу "оппортунистов" входили москвичи, имеющие по служебным обязанностям, или личным возможностям - самые различные связи в разных управленческих организациях, им довольно легко удавалось добиваться поставленных целей. Получалось, что когда я обращался в очередную организацию "с парадного подъезда", они уже там побывали "с чёрного входа". Не удивительно, что я ничего не мог понять - почему высшее руководство обещает, а на деле - ничего не получается...

Получив, подписанное руководством письмо - о выделении жилья - Дудко В.А., с указанием адреса, в один из дней, проезжая с Флотской в Столешников переулок (основной офис объединения) по Ленинградскому шоссе, у Белорусского вокзала, я послал в Главное Управление МВД СССР по прописке - своего зама по хозчасти с этим письмом, и письмом с просьбой о разрешении прописки на этой площади.

Наивный человек! Я тогда не знал, что разрешение на прописку должен был подписать Председатель Комитета или определенный зам (из 6), а мне подписал зам, которому я подчинялся, не входивший в указанное число лиц, и кроме того, я послал своего зама, который входил негласно в число моих недоброжелателей. Никто мне ничего не объяснял. Сам я в этих делах был неискушенным профаном, поэтому действовал по наитию, и "наивной" логике, если таковая есть, а потому и совершал подобные ошибки. И при всем притом, был несказанно рад, что мне выделили жилье и дали письмо с просьбой о разрешении прописать меня и мою семью в городе Москве. Я и не подозревал, что кроме того, что я, являясь неофициальным конкурентом на директорское кресло, перебежал Бурцеву дорожку ещё раз.

Я чувствовал противостояние везде, куда мне приходилось обращаться по этим вопросам: в ХОЗУ Комитета, в самом Комитете, в соседних организациях, даже в Мосгорисполкоме. Я это заметил, а понял не сразу, и никаких противомер не предпринимал, считая это ниже своего достоинства. (Реплика ИРАИДЫ: - "Гнилая интеллигенция!").

Ещё несколько раз, проезжая по этому маршруту, мимо Главного Управления я МВД по прописке, и посылал своего зама в это управление, иногда даже с букетом цветов и небольшими сувенирами, но результата всё не было, и не было. Наконец, мне сообщили, что мои документы передали в жилищную комиссию Мосгорисполкома для решения вопроса о прописке. К этому времени моя неграмотность в этих житейских вопросах начала пополняться необходимыми знаниями, и я уже немного знал о трудностях получения прописки в городе Москва. Мне стали понятны такие слова, как - лимит и лимита, блат и "свои люди"...

Я начал понимать, что 18 лет моего "затворничества" в НИХТИ, может быть, и сделали из меня специалиста с большой буквы в вопросах АСУ, но не воспитали во мне необходимых "боевых качеств", необходимых для защиты себя и своей семьи. Я был напрочь лишен пробивных способностей, когда нужно было любой ценой постоять за себя. Чувство застенчивости и ложной скромности зачастую брали верх. И, к сожалению, я слишком доверял людям. В личных их качествах я старался видеть больше хорошего и доброго, даже, если наглость и ложь были не скрываемы. Жизнь учила меня, и, видимо, дорогой ценой.

Я получил телефон секретаря жилищной комиссии, которая сообщала мне, при обращении, все сведения о моём деле. Теперь я получал эти сведения - "по-знакомству", правда, никаких других советов она мне не давала, и как-то повлиять на решение комиссии не могла. Время с получением ответа тянулось долго. Меня назначили исполняющим директора ВПТО. Я уже начал "передвигаться" по Москве на служебной машине.

При первом рассмотрении моего вопроса комиссия отказала на том основании, что я проживаю в так называемой "зеленой зоне", рядом с окружной дорогой и, как директор, имею служебную машину, которая должна доставлять меня от дома до работы. А у меня, как и у всех организаций города, Москва, был лимит на пробег машины в 105 км в сутки, а сама машина была из гаража комбината №1 с номером МОС 00-06. Вот, если бы я жил далеко от города в другой области или крае, тогда вопрос о прописке сразу же решился бы положительно. И опять-таки, у меня и в мыслях не было, что причина отказа была притянута "за уши"... А сам отказ был просто срежиссирован, и организован компанией БУРЦЕВА. Долго шло "выделение лимита". За это время домом на Абельмановской сдали, квартиру отдали другим (Ждановскому райкому КПСС). Наверное, к лучшему. А процедура неприятностей по поводу выселения нас из квартиры в Дзержинске шла своим чередом.

Из письма: "...он решил уйти на другую работу. Его не отпускали. Но, наконец, удалось уволиться по собственному желанию (перевод не дали). Ушёл Витя заместителем директора по науке во Всероссийское Объединение проектирования систем АСУ при Россельхозтехнике. АСУ - автоматизированные системы управления. Оклад тот же, но нет никаких премий. Так что, в общем, получает заметно меньше. Ездит в Москву - почти 2 часа в один конец на работу. А здесь сразу же начали нам делать гадости. Обрезали телефон - отдали номер другим. Затем подали в суд на выселение из квартиры без предоставления другого жилья. Мы уж, к каким юристам не ездили - действительно, если суд решит, то с 1-го мая по 1 сентября могут выселить в принудительном порядке. И ничего не принимают во внимание. Я проработала здесь 8 лет, Витя - 18, Мила - 6 лет, брат здесь погиб, мама отсюда ушла на пенсию - квартира - черт те что, и уже 11 лет в ней прожили - ничего не значит.

Витя обратился к зам. министра Россельхозтехники. Положение такое - в Москве жильё есть хоть сейчас - но у нас нет прописки - легче из другого города прописаться, чем из зелёной зоны. А в области у них есть свой посёлок - за Мытищами - Челюскинское. Но там сейчас нет пустых квартир. Как только появятся, сейчас же дадут. А Витя очень не хочет - из одной дыры в другую. Вот такие наши дела и переживания. После долгих сомнений (Реплика ИРАИДЫ:- Опять интеллигентские выходки), я позвонил ему, и попросил помочь мне. Он сходил к своему товарищу - Костенко, с которым проработал много лет в одном отделе, и попросил помочь мне с пропиской. В принципе, в этом не было ничего необычного. Но, к сожалению, тот не захотел, а, может быть, не смог, только что, придя на новую работу, удовлетворить просьбу своего товарища по МГК. Время шло, а у меня с пропиской ничего не получалось. Наконец, мой вопрос вынесли на решение Президиума Мосгорисполкома, решение которого должно было быть окончательным и обжалованию не подлежало. Не помогло и решение суда - 16 о выселении, и уже ничто не могло повлиять на решение Президиума. Мне оставалось только ждать...

Наконец, Секретарь Исполкома сообщила мне, что решение Президиума - ОТРИЦАТЕЛЬНОЕ. Я думаю, что и этот последняя "партия" в борьбе за прописку была выиграна Бурцевым и его командой. Понял я это, узнав, что начальник ХОЗУ Комитета - Петухов был раньше меня в курсе отрицательного решения Президиума Мосгорисполкома, а может быть, и приложил руку к тому, чтобы мне не дали и жильё и прописку. Кстати, кроме Петухова об этом, раньше, меня узнали и все мои недоброжелатели. Это был уже не ШАХ, а МАТ... Переиграть партию не представлялось возможным... У меня внутри как будто что-то оборвалось.

Тогда я, в порыве отчаяния, снял трубку, и позвонил Володе Васильеву. К счастью он был на месте. Вероятно, по моему срывающемуся голосу, звучавшему, как готовая лопнуть перетянутая струна, почувствовал всю безысходность моего положения, и сказал, чтобы я не беспокоился, что он сейчас же пойдёт к Первому (Гришину), а потом позвонит мне... Вскоре он позвонил и сообщил, что вопрос решился положительно...Это был по тем временам для Володи - смелый шаг. Идти к "ПЕРВОМУ", да еще с такой просьбой, означало для Володи, что при отрицательной реакции на просьбу, как минимум - потерю карьеры, что потом и произошло, правда, уже не по моей вине...

Спустя несколько дней после звонка Володи, меня пригласил Петухов и вручил мне решение Президиума Мосгорисполкома, где вместо слов "не разрешить", было написано "разрешить", причем частица "не" была тщательно стерта. Даже такой важный документ не удосужились перепечатать!...
Петухов сказал, что они будут подыскивать мне квартиру, так как первую забрал Ждановский райком партии. Начальники АХО министерств и ведомств, строя для своей организации ведомственное жильё, имели постоянный контакт друг с другом и с Мосгорисполкомом. Они помогали друг другу, давая взаймы или беря в долг - нераспределенное жильё. Так и в нашем случае, поскольку Председатель Комитета письменно обещал для меня квартиру, Петухов вынужден был "подыскивать" мне жильё, так как, возможно, моё он кому-то "подарил".

Хавчин Александр Викторович. Инструктор Облсовпрофа https://jlm-taurus.livejournal.com/73635.html
Сослуживец рассказывал: звонит ему сестра, вся в слезах: сегодня профком распределяет квартиры в новом доме, ей на семью из пяти человек полагается три комнаты, но уже решено дать двухкомнатную, а трехкомнатная обещана племяннику директора. Сослуживец звонит председателю профкома и между делом говорит: «Знаю, у вас сегодня трудный день, квартиры в новый дом распределяете, мне об этом сестра рассказала, ее фамилия такая-то». Обратите внимание: никакого давления работник облсовпрофа не оказывал, ни о чем не просил, даже не намекал ни на что такое. Тем не менее, семье его сестры оказалось возможным выделить трехкомнатную квартиру!

Мануэль Арсе Поррес. Воспоминания "советского" испанца https://jlm-taurus.livejournal.com/75807.html
Мне было уже 35 лет, я работал нейрорентгенологом, но у меня не было своего угла, как говорится, ни кола, ни двора, и до сих пор я всю жизнь мотался по детдомам и общежитиям. Я решил, что пора обзавестись хоть каким-то жильем, и начал ходатайствовать о предоставлении мне жилплощади.

Получить жилплощадь в Москве было непросто, надо было ждать несколько лет, но у меня была льгота по инвалидности (если это можно считать льготой), и мне полагалась жилплощадь вне очереди. Кроме того, испанцам жилплощадь тоже выдавалась отдельно. Я обратился в соответствующую советскую инстанцию, и когда подавал заявление, указал на оба эти обстоятельства - инвалид и испанский эмигрант - и надо сказать, что просчитался, потому что меня сразу отослали к нашим испанским товарищам из компартии, которые ведали всеми нашими делами, в том числе и распределением жилплощади. Как и следовало ожидать, наши испанские руководители мне отказали: я не был членом ни КПСС, ни КПИ, и вообще с ними не дружил, в их кругах не вертелся, и старался держаться подальше. В тот же самый день, когда мне отказали, незамужняя 24-летняя дочь Х.С., одного их наших партийных руководителей получила отдельную квартиру.

Руководители испанской компартии в Советском Союзе были своего рода мафией, они имели довольно большую власть и возможности в области бытовых проблем и злоупотребляли своим положением, заботились о себе, о своих родственниках, друзьях и приближенных. Судьба остальных их не интересовала. Я никогда не был членом компартии, ни советской, ни испанской, именно потому, что видел, что творят власть имущие, - и те, и эти, - какие создают себе привилегии, и мне это претило. Как и многие другие, я искренне верил в идеалы коммунизма: социальную справедливость, одинаковые возможности и благосостояние для всех - я честно верил в эту утопию, но не верил руководителям. Слишком много я их видел.

Ввиду того, что наши партийные товарищи отказали мне в предоставлении жилплощади, мне пришлось снова обратиться в советские инстанции, указывая в заявлении, что я инвалид и советский гражданин. Вопрос был решен быстро и положительно: мне дали комнату.
Наконец-то у меня был свой угол! Это была 12-метровая комната в коммунальной квартире, по адресу Ленинский проспект, дом 71. Моим соседом был тоже инвалид, преподаватель политэкономии Анатолий Сергеевич Радаев с женой. Анатолий и сейчас живет в этой квартире, и мы до сих пор поддерживаем контакт, иногда перезваниваемся. Квартира была на первом этаже в новом кирпичном доме, и помимо двух комнат, была кухня, ванная, туалет, центральное отопление, горячая вода, газ, телефон - мечта, а не квартира! И находилась она на одной из самых красивых улиц города. Я был абсолютно счастлив, и многие мне завидовали.

МИТЮШЁВ Валерий Павлович https://jlm-taurus.livejournal.com/84680.html
Как давали московскую прописку ...Труднее всего дается последняя миля. Сотни тысяч жителей Подмосковья ежедневно приезжают в Москву работать и учиться. Вечером уезжают обратно. Так год за годом. Почти каждый из них мечтал бы въехать в Москву, но получается это далеко не у всех.

Читатели могут меня не понять: что значит «не удается въехать»? Если есть работа, приличный заработок, сними квартиру и живи. Действительно, сейчас этот вопрос так и решается. А в те времена в Москву надо было «въехать», то есть получить постоянную московскую прописку. Ее давали с большим трудом. Без звука прописывали, например, жену к мужу, мужа к жене. Естественно, что при этом широко практиковалось заключение фиктивных браков, или даже не фиктивных, но таких, в которых основным побудительным мотивом служило получение московской прописки. Брак можно расторгнуть, а прописка-то останется.

Можно было въехать в Москву "по лимиту", то есть организованному набору рабочей силы. В Москве тогда уже не хватало рабочих рук. Именно рабочих: слесарей, станочников, водителей автобусов, водопроводчиков. Все хотели быть «белыми воротничками». Чтобы решить эту проблему соответствующие ведомства добивались выделения определенной квоты привлечения иногородней рабочей силы, то есть получали "лимит". Поступившие таким образом на работу в быту назывались «лимитчиками». Лимитчик должен был отработать на определенной должности три или пять лет, и при наличии положительной характеристики после этого мог рассчитывать получить в Москве квартиру и постоянную прописку.

Были, конечно, и другие способы обойти прописочные барьеры, но вот прорваться напрямую было чрезвычайно сложно. Моим родителям для этого понадобилось 28 лет, из них последние 14 лет они жили в двухстах метрах от административной границы Москвы. Но это была все-таки Московская область. Москвичами они стали только в 60-м году, когда границу Москвы расширили по только что построенной МКАД.

...когда шли переговоры о моём переводе на новое место службы, то была достигнута договоренность, что мне дадут квартиру в Москве в течение одного года и попытаются меня там прописать. Если это не удастся, то меня вернут обратно в Загорск. Было оговорено, что это будет отдельная двухкомнатная квартира. Тогда еще практиковалось и покомнатное заселение.

Полгода ждать не пришлось. Первое предложение я получил уже месяца через полтора своей службы в Москве. Правда, это была не отдельная квартира, а две комнаты в четырехкомнатной квартире, освободившиеся за выездом генерала, получившего, наконец, отдельную квартиру. Поехал смотреть. От метро «Сокол» минут 15 пешком по Новопесчаной, напротив кинотеатра "Ленинград", но в глубине квартала, сзади школы. Я посмотрел предложенную мне квартиру. Квартира была не худшим продуктом своей эпохи. В середине 50-х годов в Москве началась новая эпоха жилищного строительства. Для нее было характерно максимальное увеличение темпов строительства, пусть и за счет снижения его качества.

В первое послевоенное десятилетие строились так называемые сталинские дома: кирпичные, с высокими потолками, просторными кухнями, хорошей планировкой, качественной отделкой. Такими домами застроены Ленинский и Кутузовский проспекты, Фрунзенская набережная, район Песчаных улиц, Октябрьское поле и некоторые другие. Эти районы и сейчас наиболее высоко ценятся московскими риэлторами. Эти квартиры, как правило, получали люди, стоявшие на достаточно высоких ступенях партийной, советской и хозяйственной иерархии, а также заслуженные работники культуры, искусства, науки, лауреаты, народные артисты. Получали там жилье и люди попроще, но уже не отдельные квартиры, а комнаты в коммунальных.

Первый микрорайон, застроенный быстровозводимыми домами из сборного железобетона с малогабаритными квартирами, был возведен на месте Подмосковной деревни «Черемушки». Это слово скоро стало нарицательным. Появились свои «Черемушки» и в других городах: в Одессе, в Киеве, в Пензе, в Йошкар-Оле и во многих других. А знаменитый композитор Шостакович даже написал оперетту "Москва-Черемушки".

Тогда же сложилась традиция вновь возводимым жилым массивам городов давать названия тех сел и деревень, на месте которых они строились. Так появились в Москве Фили-Мазилово и Чертаново, Орехово-Борисово и Строгино. А наш район был в этом ряду один из первых и назывался Хорошево-Мневники. В стародавние времена основным занятием хорошевских жителей было коневодство. А жители Мневников поставляли к царскому столу "мневую" рыбу. Мневой называлась вся рыба, которая не относилась к лососевым или осетровым.

Мневых сел было два. Верхние Мневники на коренном берегу и Нижние Мневники в излучине Москвы-реки непосредственно по берегу. Я застал еще несколько домов от Верхних Мневников, а Нижние Мневники, может быть, и сейчас даже стоят. Во всяком случае, недавно, десяток лет назад они стояли на месте. Конечно, дома, возводимые по новой технологии, были менее комфортны, чем сталинские. Площадь квартир при том же числе комнат была раза в полтора, а то и в два меньше. Санузел совмещенный. Потолки понижены с трех с половиной до двух с половиной метров. Дома строились только пятиэтажные, следовательно, без лифтов и мусоропроводов, но зато их строили много и быстро. И народ реально начал получать жилплощадь. Тогда ведь ее не покупали, а получали. Сейчас эти дома презрительно называют «хрущебами». Тогда же поворот в жилищном строительстве был воспринят населением с энтузиазмом.

При этом население подвалов и бараков не уменьшалось. Очередь на жилье только росла. Решить проблему можно было, только увеличив темпы ввода жилья в несколько раз. А для этого требовалось в несколько раз понизить его стоимость и увеличить скорость строительства.

Однако вернемся к квартире, которая была мне предложена в Хорошево-Мневниках. Я уже сказал, что это был не худший вариант нового строительства. Во-первых, дом был не панельный, а кирпичный, да еще и облицованный. Во-вторых, дом был не пяти, а шестиэтажный и, значит, в нем уже были и лифт и мусоропровод.

Однако, только нашего согласия было мало. Надо было еще получить согласие советской власти, точнее депутатской группы районного совета депутатов трудящихся, которая контролировала законность выделения жилплощади ведомствами.

Я уже говорил, что для «въезда» в Москву было много различных препятствий. В отношении офицеров существовало правило, что для выделения им московской прописки приказ о переводе в Москву должен быть подписан лично Министром Обороны. При том, что по рангу должности, на которую назначался этот офицер, вполне достаточно было подписи командующего военным округом или начальника главного управления. Приказ о моем назначении был оформлен как надо. Однако при переводе офицера в Москву из Московской области даже приказ за подписью министра обороны не являлся достаточным основанием для прописки в Москве.

Известно, что если препятствие нельзя перепрыгнуть, то его можно попытаться обойти. Поэтому сразу же после прибытия мне оформили временную прописку в офицерском общежитии Генштаба в Сокольниках, где я получил койку. По старому месту службы мне выдали справку о том, что капитан Митюшев служил в закрытом военном городке войсковой части такой-то, при убытии к новому месту службы сдал занимаемую жилплощадь такого-то размера, где проживала его семья в составе: 5 человек, в том числе двое детей. Географической привязки закрытый военный городок "войсковой части такой-то" не имел.

С этими документами на депутатскую комиссию пошел наш представитель. Своим хорошо поставленным голосом он доложил, что кандидат бесквартирный, одиноко проживает в общежитии, семья его раньше проживала в закрытом городке, квартира эта сдана. Кто-то из членов комиссии задал вопрос: «А где проживает сейчас семья?», на что Виктор Иванович убежденно ответил: «Нигде». Этого оказалось достаточно. Решение было принято, ордер получен. С ордером и паспортами я побежал в домоуправление. Через несколько дней получил их со штампами «постоянно прописаны в Москве».
Первая задача была решена. Конечно, квартирка была тесной, но тогда это считалось вполне приемлемой нормой. Об этом говорили составы семей других новоселов нашего подъезда..

Сохранено