Исторические «загогулины». Загогулина вторая. Два Сталина. Часть 1. Продолжение. (9)

Индустриализация происходила в основном за счет ограбления крестьян. Голод объяснялся не только продажей хлеба, но и резким падением производства продовольствия в результате сплошной коллективизации, проведенной за полтора года, вместо намечавшихся первым пятилетним планом 30% с завершением в две последующие пятилетки. Такая коллективизация не потребовала бы раскулачивания и репрессий на селе. Но Сталина уничтожение людей нисколько не смущало. Оно было необходимым элементом индустриализации. Индустриализация происходила в обстановке террора. Террор – это не тогда, когда уничтожают виноватых или подозреваемых, а тогда, когда забрасывают невод и берут, что в невод попало. Задача репрессировать такой процент населения, что бы создать общую атмосферу страха, ужаса, может быть и не осознаваемого, но лишающего человека воли. И «стокгольмский синдром», конечно, возникает и имеет большое значение. Синдром, при котором жертвы сочувствуют своим палачей и готовы защищать и спасать их. Что жалеть людей? Пока есть мужчины и женщины народ еще народится. А 150 миллионов на век товарища Сталина хватит. Он строил не из железа и бетона, а из плоти и крови своих покорных и одураченных поданных, на их костях. Имея такой ресурс – что ж тут не построить? Для такого строительства не менеджер нужен, а человек, который относится к живым людям, как к биороботам.
Субъективные особенности личности Сталина оказались фактором индустриализации. Он уничтожал людей, которые могли бы быть очень полезными, уничтожал лучших, он не мог выносить тех, для кого главным было дело, а не его собственное положение, кто не нуждался в сталинских наградах и одобрении, потому что и в преданности и в понимании задач считал и был не ниже Сталина. Сталин не мог выносить тех, кто смотрел ему в глаза, как равный, не выносил честных. Честности он больше всего боялся. Глядя в глаза честного человека, он видел, что «король гол». Вообще у меня такое ощущение, главным образом на основании интуиции, но не только, об этом говорят некоторые его поступки, что Сталин сам знал, кто он такой. Иногда он не мог удержать это в подсознании, и оно вырывалось не как невроз, а как ясное понимание, и больше всего он боялся, что это станет видно другим, хотя он очень хорошо владел тем, что называют диссимуляцией.
Вообще отношения между Сталиным и народом носили несколько садомазохистский характер, и обе стороны были довольны. Кстати, Сталина любил вовсе не весь народ. В деревне отношение к нему было не совсем таким, как в городе.