Интервью The New Times

diak-kuraev — 18.02.2013 Теги: Путин - 22 февраля исполняется год со дня так называемого «панк-молебна» в Храме Христа Спасителя. Арест трех участниц этого этой акции - следствие, суд и сопровождавшие все это время различные скандалы так или иначе связаны с РПЦ и с ее ролью в обществе. Можно ли подвести какой-то итог: что этот год значил для РПЦ?
- Мы все живем в мире прямой перспективы, поэтому то, что рядом с нашими глазами, кажется нам более крупным. И здесь, мне кажется, надо сразу сделать несколько коррекций.
Первое - надо помнить, что Церкви уже две тысячи лет, и за эти 20 веков в нашей истории бывало всякое. И у нас есть огромная инерция хода. И поэтому считать, что события одного года могут радикально что-то изменить в церковной жизни, это значит, слишком много приписывать актуальности того момента, в котором действуя лично я.
Второе - реакция блогосферы или медийной сферы и реальная жизнь - это далеко не совпадающие повестка дня и интенсивность переживаний.
Вот если сделать коррекцию на эти наши неизбежные иллюзии, тогда уже можно спокойно говорить о том, что да, определенные перемены есть. Делать вид, что вовсе ничего не произошло, тоже не стоит.

- То есть?
Перемены не революционные, не необратимые, не затрагивающие всю страну и всю церковь. И в тоже время катастрофические. Церковь это ведь не партия и не штаб политтехнологов, которые размышляют о голосах миллионов. Для Церкви дорога каждая душа и каждый человек. И поэтому отход даже одного человека для церкви это беда. Просто не надо путать духовное измерение катастрофы и политологическое.

- Мы стали свидетелями того, как часть российского общества, часть православного общества и не говоря уже об атеистах, разочаровалась в Церкви, позволили себе довольно жестко критиковать РПЦ, обвиняя ее в немилосердии. Мы знаем случаи, когда православные заявляли, что собираются переходить из РПЦ в другую юрисдикцию.-
- Порой люди уходят из Церкви по причинам совсем не высоким, а потом облагораживают свой уход – мол, «за идею». Дьякон Баранов - именно такой случай.
Из тех людей, что уже были в Церкви, вряд ли кто-то ушел в прошлом году. Может быть, только два-три человека из очень своеобразного прихода отца Александра Борисова. Но для многих людей расстояние, отделявшее их от Церкви, значительно увеличилось. И если уж сам Христос сравнивает Царство Божие с купцом, то и я скажу, что речь идет не о прямом «убытке», но об «упущенной прибыли» в людях.
И еще стало больше людей, которым невмоготу без Церкви и трудно в ней. В Церкви нет классовой борьбы. Нельзя считать, будто РПЦ - это «Уралвагонзавод», а те, кто ее критикует, это интеллигенция. Есть немалое количество людей интеллигентных, которые дружески, кровно, профессионально связаны с миром фрондирующей интеллигенции, но которые остаются в Церкви. Вот для таких людей стало сложнее и болезненнее быть в Церкви. Назову только одно имя: Александр Архангельский. Эти люди шли в Церковь Христову, согласились с ее Символом веры, а им впридачу к этому навязывают еще и некую появившуюся «официальную точку зрения» по текущей политической, общественной и культурной повестке дня… Ну да не привыкать. В советские годы аналогичная «официальная точка зрения Церкви» в 80 случаях из ста была откровенной ложью, ибо утверждала, что 7 ноября важнее, чем 7 января… Но думающие люди умели отличать политическую мимикрию Церкви от Веры Церкви, и в секты не уходили. Думаю, что таких людей переживания этого года тоже скорее укрепили в вере.

- Православные верующие во главе с тем же Александром Архангельским написали письмо Патриарху Кириллу с просьбой простить Pussy Riot. Ответа они не получили. Почему?
- Не было ответа, но не было и окрика.

- Могли от Церкви отлучить?
- История началась не с нас, в том числе история Церкви. Так вот мы понимаем: могло быть хуже. Могли быть какие-нибудь жесткие слова: мол, кто не согласен, тот чужд Церкви.
Как советский человек я всегда радуюсь молчанию начальства. То есть, я не жду, что руководство будет мне помогать, но если оно хотя бы не замечает моей активности, я за это ему безмерно благодарен.

- Вы же только что сказали, что Церковь, это не партия, и что там нет такой строгой дисциплины.
- И вот это один из сложнейших и трагических вопросов в жизни Церкви.
В Церкви должно быть послушание? Я считаю – да. В ряде случаев послушание как модель жизни меня радует. Мы знаем немало судеб, удачно сбывшихся именно благодаря послушанию. Человек освобождается от необходимости мысли о чем-то второстепенном, сосредотачивается на главном, на том, что в его душе происходит. И – растет. В то же время мы знаем и видим и избыточное послушание.

- А как, например, быть с так называемой церковной цензурой? Недавняя история с отцом Георгием Митрофановым. Правда, что ему было запрещено выступать в прессе?
Ну да, было прямое патриаршее распоряжение.

- Тогда объясните, почему вы, например, можете писать и давать интервью, и сами вы один из самых активных блогеров, почему вам можно, а другим нельзя?
- Я боюсь задавать патриархии этот вопрос, потому что вдруг скажут: ах да, про тебя забыли, давай-ка… Моя ситуация отличается от ситуации отца Георгия Митрофанова в том, что я - за штатом, а он в штате. Условно говоря, я офицер в запасе, а он действующий офицер.

- Это нормально, что действующие священники, действующие клирики не могут критиковать Церковь? В интервью одному из изданий, отец Георгий, например сказал: «Священнику стыдно жить лучше его прихожан. Священник не должен нищенствовать, но и ни в коем случае не должен роскошествовать, даже, если у него по каким-то причинам есть такие возможности». Достаточно критично по отношению к церковным иерархам.
- Отец Георгий - историк. Обратите внимание, в советские годы книжки по научному атеизму (например, «История церкви» Никольского) на каждой странице подчеркивали: «даже Голубинский признает…». Мол, Голубинский – профессор Московской Духовной Академии, величайший историк и знаток русской церкви - и тот пишет о таких-то церковных проблемах… Так что профессора-историки в наших академиях традиционно честны, критичны и не настроены на всеобщий одобрямс. И Церковь этот их критицизм считает полезным для себя. Лекции о. Георгию никто ведь не запретил читать!

- И все равно непонятно, почему отцу Георгию вдруг так резко запретили общаться с прессой?
Не знаю. Не было объяснений ни со стороны патриархии, ни со стороны отца Георгия.

- Его история стала для других клириком сигналом, что «закручиваются гайки»?
- Недоумение некоторое есть, в частности, и потому, что отец Георгий не находится в прямом подчинении московскому Патриарху, он клирик другой епархии, петербургской, и лишь его митрополит может налагать на него какие-то канонические санкции. Но нет в церковном праве такой санкции – «не пиши в Интернете» или «не давай интервью». Это может быть только авторитетно-пасторский совет, как совет духовника духовному сыну. Отец Георгий петербуржец. Патриарх тоже петербуржец. Может быть, у них давние личные отношения таковы, что отец Георгий обращается за духовным советом прямо к Патриарху. Связи духовного наставника и ученика не разрываются каноническими границами епархий, и, возможно, именно поэтому такое советование Патриарха для отца Георгия значимо.

- Как же тогда это совмещается с тем, что недавно на каком-то церковном мероприятии Патриарх, наоборот, сказал, что нужно как можно больше использовать Интернет и социальные сети?
- Здесь и в самом деле есть какое-то серьезное противоречие. Потому что, с одной стороны, с самого начала своего патриаршества Патриарх Кирилл призывал к активному диалогу с миром интеллигенции, молодежи, к Интернет-миссии. Естественно, задачу расширения общественного влияния церкви нельзя решить только через переговоры в Кремле. Это должен быть тысячеустый диалог с очень разнообразно мыслящим обществом. И со стороны церкви вести этот диалог призываются люди и в рясах, и без ряс, будь то Архангельский или Вы. Должна быть многоязыкость церковного диалога.
А, с другой стороны, в Церкви, точнее в духовенстве, нарастает некая испуганность: а вдруг скажешь чего не так? Духовенству говорят: «вы должны повторять только официально высказанную точку зрения Церкви, никаких личных мнений у вас быть не может!» Получается, что говорить надо только цитатами из официальных документов. Но в этом случае ты станешь благочестивым принтером. Люди потеряют интерес и доверие к тебе, и ты перестанешь быть участником миссионерского диалога.
Для меня это проблема. Двадцать лет я без устали подчеркивал, что говорю от имени Церкви только когда цитирую Символ Веры. В остальных вопросах это моя авторская личная позиция, которая Церковь ни к чему не обязывает. И люди в Патриархии мне были благодарны за такую мою дистанциированность от них.
А вот недавно прозвучала совершенно другая установка: у клирика не может быть личной позиции. Выходит, отныне я могу только воспроизводить уже сказанное? Но тогда на место живого диалога с обществом приходит разговор с автоответчиком.

- Это уже прямо какой-то тоталитаризм. Не связано ли эта жесткая линия с общей ситуацией в стране: Церковь- ведь живой организм, она же не в безвоздушном пространстве существует.
- Нет, я думаю, что к политике это не имеет отношения.

- А к чему?
- К внутри-церковной психологии.

- А, если бы акция Pussy Riot случилась при патриархе Алексии, то реакция Церкви не была бы такой, как сейчас?
- Думаю, да. И мне кажется, как раз об этом и говорит первая реакция, когда независимо друг от друга отец Всеволод Чаплин и я дали, в общем, одинаковые комментарии, суть которых была в призыве «не обращать внимания»… Думаю, в том нашем единодушии сказалась инерция старой школы. Потом интонация о. Всеволода изменилась – наверно, ему стала известна другая оценка ситуации Патриархом Кириллом.

- Как вы относитесь к так называемым православным активистам? Акции подобные той, что они устроили около Госдумы, когда избивали противников закона против пропаганды гомосексуализма, серьезно дискредитирует православие.
- Заниматься подращиванием православных хунвейбинов не стоит.

- Почему никто их не остановит?
- Люди из Патриархии при случае доверительно говорят, что это слишком маленькая проблема, чтобы реагировать на нее на уровне Патриарха. Но проблема в том, что это происходит в Москве. А в Москве нет другого властно-говорящего епископа, кроме Патриарха.

- Значит ли, что на них должен отреагировать Патриарх?
- Или люди, уполномоченные для этого Патриархом…
Пока этих драчунов (для них я создал словечко «правослакты») не много. Но в сознании большого числа людей создается некий тренд, создается убеждение, будто это нормальная форма проявления христианской веры. Это печально.

- Как с этим можно бороться?
- Хотя бы называть вещи своими именами. Хунвейбинов называть хунвейбинами, а не подвижниками благочестия.

- Фигурантки Pussy Riot сидят в колонии в довольно тяжелых условиях. Церковь могла бы все-таки обратиться, чтобы им как-то смягчили наказание или отпустили. Неужели, эта обида до сих пор?
- Даже в речи на Соборе Патриарх сказал, что церковь за смягчение наказания. Конечно, при условии, если будет принесено покаяние.

- Почти год назад на президентских выборах Патриарх поддержал Путина. Церковь всегда должна поддерживать действующую власть?
- Церковь не должна, но может.

- Может, но не должна?
- Не должна в том смысле, что это не есть некий императив. Нигде в церковных уставах не значится, что всегда и во всем Церковь должна выступать в поддержку государственной власти. Но из истории мы знаем, что могут быть ситуации, когда церковь выступает в поддержку власти. А порой даже одной из партий. Вспомним Смутное время. Или роль московских (формально - киевских) митрополитов и Сергия Радонежского в собирании русских княжеств вокруг именно Москвы.

- Весь прошлый год так называемая интеллигенция упрекала Церковь в сращивании с государством. Вы считаете, что претензии были преувеличены?
- Это клише. Есть своя логика и в позиции Путина, и в позиции Патриарха. Эта логика была Путиным избыточно педалирована, но она была. Это логика формулы «худой мир лучше доброй войны». Бывают ситуации, когда лучше сохранить остатки хоть какой-то правовой государственной стабильности, нежели открывать дорогу череде предсказуемо-разрушительных перемен.
Эксперименты по переворачиванию, по радикальной смене элит и в самом деле могут быть опасны. Кроме того, одно дело, когда совсем молодые и незнакомые политики говорят власти: «партия, дай порулить!». Тогда можно с надеждой сказать: ну, ребята, попробуйте… Но в оппозиции 2012 года не было ни новых идей, ни новых имен. Предъявленные ею на митингах новинки были, скорее, антропологически неприятны.

- Например?
- Я про Удальцова и Навального. Пока они сидели у себя в блогах, они были интересны. Но вот они «вышли к народу», и я увидел комсомольских лидеров, которые орут на своих приверженцев и заводят их на пятиминутки ненависти. От таких людей я отхожу в сторону.
Мне кажется, позиция большинства тех, кто ходил на те митинги: «Мы не с теми, но мы не за вас. Мы ни одного своего слова не делегируем тем, кто на трибуне. Но я здесь для того, чтобы и власть имущие поняли, что в стране не все хорошо».

- Больше всего меня потрясли слова Патриарха в связи с историей Pussy Riot, что мы являемся свидетелями гонений на РПЦ, похуще хрущевских. Вы тоже так считаете?
- Мне ближе те слова, которые Патриарх сказал на Рождественских чтениях: все скандалы этого года для Церкви не более, чем комариный укус.
Другое дело, что я считаю очень важным сделать уточнение: люди, участвующие в этих скандалах, для нас не комары. Это - люди. В том числе и те люди, которые находятся сейчас в тюрьме. У «музыканта Юры» есть хорошее напоминание для таких конфликтов: «Никому нет конца, даже тем, кто не с нами».

- Когда они выйдут, вам интересно было бы с ними встретиться ?
- Даже не знаю. Их тексты, которые мне доводилось видеть, не вызывали у меня интереса. Но люди меняются. В любом случае, они знают, где меня найти. Одна из них училась на философском факультете, где я преподаю. Свое общество я никому не навязываю. А то мы с вами поговорим, так бедные девушки будут потом бояться выйти на свободу, потому что их там поджидает страшный Кураев со своей «христианской любовью».

- И почему все-таки вы не пришли на судебный процесс? Почему не навестили этих девушек в тюрьме, они ведь вас звали.
- Мне об этом никто не говорил. Фейгин, кажется, обещал ко мне обратиться, но так этого и не сделал.
И даже если бы приглашение было – я вряд ли пошел бы. Мое появление в том накале было бы воспринято как политическая демонстрация. И ими, и мною, и окружающими. А как сказал великий русский философ Семен Франк – «нельзя молиться в пику кому бы то ни было».

- Как, по вашему мнению дальше будут развиваться отношения обществе и Церкви?
- Скоро у нас начнется Великий пост, потом придет Пасха… И так еще сотни лет… Простите за банальность, - у нас свой календарь, своя повестка дня. Для кого-то завтра она станет важнее, чем казалась еще вчера, для кого-то - наоборот.

Зоя Светова.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• По теме
• Архив