
Иннокентий Смоктуновский, штрихи к портрету

Начну с конца. 18 февраля 1945 года
командир отделения роты автоматчиков младший сержант Смоктунович
был представлен к медали За отвагу за боевые действия в
районе польской деревни Лорцен близ Варшавы.
Загадочный русский Актёр, многогранный и
непостижимый, с царскими грациозными манерами, огромным
художественным вкусом... Казалось, вот он – человек благородных
кровей, нездешний, звезда первой величины, что ему было делать на
фронте?
Но действительность оказалась намного прозаичнее
и суровее. Иннокентий Михайлович Смоктунович, уроженец далёкого
сибирского села Татьяновка Томской области, родители которого были
обычными рабочими, проводив в 1941 году отца на фронт, на полтора
года стал опорой матери в многодетной семье, где был вторым по
старшинству из шести детей. Кеша совмещал работу в госпитале с
учёбой сначала в фельдшерско-акушерском училище, а затем на курсах
киномехаников. Одновременно он подрабатывая статистом в
Красноярском драматическом театре. В январе 1943 года Иннокентий
был призван в армию и направлен на учёбу в Киевское пехотное
училище. Но закончить его он не успел. За то, что в учебное время
собирал оставшуюся в поле картошку, его отчислили из училища и
отправили в действующую армию. Так необстрелянным долговязым
парнишкой Смоктуновский оказался на фронте и сразу в самом аду – на
Курской дуге. В составе 212-го гвардейского полка 75-й гвардейской
стрелковой дивизии он участвовал также в освобождении Киева и
боевых действиях на Днепре.
Однажды связной штаба полка рядовой Смоктунович
под огнём противника вброд через Днепр доставил боевые донесения в
штаб дивизии. Дело было так: на Днепровском плацдарме немцы точными
артналетами перебили нашу связь, протянутую по дну протоки. Для
того, чтобы докладывать об обстановке на плацдарме высшему
начальству, находящемуся на острове посредине Днепра, из
подразделений выбирали самых высоких ростом, чтобы те вброд, под
обстрелом, то и дело погружаясь с головою в воду, держа над ней
только пакет с донесением, добрались до цели. Часто эти попытки
заканчивались гибелью солдат.
Вот как сам Иннокентий Михайлович вспоминал об этом эпизоде:
Затея эта была обречена, это понимали все. Мой напарник, лишь
войдя в воду, был ранен и не мог держаться со мною рядом. Я же
должен был уходить, пытаться прорваться сквозь зону обстрела –
такое указание тоже было, и где-то у середины протоки,
захлебываясь, едва успевая схватить воздуха перед тем, как опять
уйти под воду, оглянувшись, увидел, как он, странно разбрасывая
руки, боком, как споткнувшийся или пьяный, тяжело падал в воду,
барахтался, вставал и опять валился на бок. Я что-то пытался
крикнуть ему, но... думаю, что это было неверно, глупо, да и просто
бесполезно – грохот разрывов усилившегося обстрела заглушал все
кругом. Пройдя глубокую часть протоки, на бегу оглядываясь, пытался
схватить взглядом пройденный участок брода, но никого уже не было:
его или снесло течением, или он затонул. Из-за какой-то коряги я
еще пытался осмотреть все кругом... но берег и протока были
тоскливо пусты...
Тот дурацкий пакет я доставил, в этом-то
отношении все было в порядке, и меня даже представили к награде
медалью За отвагу, правда, вручили мне ее спустя 49 лет прямо на
сцене МХАТа после спектакле Мольер. За этой переправой
Смоктуновича наблюдали многие, и все, ...кто видел, как
колошматили нас на протоке, были немало удивлены, узнав, что меня
даже не царапнуло: Ну везет тебе, длинный, ты просто
счастливчик, несмотря что доходяга...
3 декабря 1943 года в боях под Житомиром Иннокентий Смоктунович
попал в плен, месяц кочевал по лагерям для военнопленных в
Житомире, Шепетовке, Бердичеве, терпя унижения, издевательства и
голод: Кормили баландой из кишок, иногда там плавал и кал
животных... За попытку бегства полагался немедленный расстрел.
Был и другой выход – желающим предлагали службу в РОА... Но меня
он не устроил, – признавался позже в своих мемуарах Иннокентий
Михайлович.
Шанс совершить побег представился спустя месяц, когда их колонну
немцы направляли в Германию: ...я бежал из плена. У нас в лагере
была повальная дизентерия. Когда мы были на марше, нас куда-то
гнали колонной, у меня прихватило живот, и я попросился под мост.
Сижу и слышу наверху удаляющиеся шаги. Обо мне забыли. Я до темноты
просидел под мостом. Выйдя ночью из-под моста, он скитался
среди лесов и болот, обходя шоссейные дороги, где можно было
запросто напороться на немцев. Так в полузабытьи он добрел до
крайней деревенской хаты, постучался в дверь и потерял
сознание.
Солдатика, умирающего от истощения, болезни и душевной травмы,
укрыла, пригрела, отмыла и выходила, рискуя собственной жизнью и
жизнями своих детей, украинская крестьянка Василиса Шевчук (баба
Вася, как он её называл) из посёлка Дмитровка Каменец-Подольской
(ныне Хмельницкой) области. Позже актёр с большой благодарностью
вспоминал бабу Васю, помнил и помогал не только ей, но и её детям и
внукам: Разве я могу забыть семью Шевчуков, которая укрывала
меня после побега из плена? Баба Вася давно умерла, а ее дочь
Ониська до сих пор живет в Шепетовке, и эти дорогие, душевные люди,
буквально спасшие меня, бывают у нас, и мы всегда их радушно
принимаем
В Дмитровке Иннокентий Михайлович пробыл около месяца, а в феврале
1944 года случай помог ему добраться к партизанам. Несколько
месяцев он воевал в партизанском отряде имени Ленина
Каменец-Подольского соединения. В мае того же года линия фронта
резко двинулась на запад, благодаря чему произошло слияние этого
партизанского отряда с регулярными частями Красной армии.
Смоктуновский вспоминал: ...радость приближения конца войны
клокотала в каждом из нас, и мы неудержимо шли на запад... В
октябре-декабре 1944 года младший сержант Смоктунович, командир
отделения автоматчиков гвардейского стрелкового полка участвовал в
боях за освобождение Польши и Варшавы. Особенно ожесточёнными были
ночные бои у деревни Домирау (Добмровке): В живых после той ночи
остались девять человек; не задетых, не раненых – и того меньше,
единицы. Я – один из них. Однако я не делал ничего такого, чего не
делали бы все остальные: здесь упасть, отползти, пригнуться, встать
за укрытие, переждать секунду артналет, лежа на дне воронки,
нырнуть в канаву от летящей сверху бомбы – в общем, я делал все то,
что делали все, каждый вокруг нормальный солдат, боец, человек.
Других, поступавших иначе – не видел, не знал, за два года
беспрерывной фронтовой жизни не встречал ни одного.
Гвардии сержант Смокунович, 1945 год
Закончил войну Иннокентий Михайлович в немецком
городке Гревесмюлене в звании гвардии старшего сержанта. Судьба
явно берегла его для нас: Я ни разу не был ранен. Честное слово,
самому странно – два года настоящей страшной фронтовой жизни: стоял
под дулами немецких автоматов, дрался в окружении, бежал из
плена... А вот ранен не был.
Осенью 1945 года будущий актёр демобилизовался
из армии. Даже из-за очень короткого пребывания в плену ему было
запрещено проживание в 39 крупнейших городах Советского Союза.
Поэтому Иннокентий Михайлович работал в театрах Красноярска,
Норильска, Махачкалы, Сталинграда. В средине пятидесятых годов он
переехал в Москву. Снялся в нескольких фильмах. Но настоящая слава
пришла к нему в Ленинграде на сцене Большого Драматического театра
в роли князя Мышкина в спектакле Георгия Товстоногова Идиот.
Ну, а о дальнейших ролях и судьбе актёра вы знаете не хуже
меня...
Награда нашла героя...
Иннокентий Михайлович с дочерью Машей