Injunz of Idaho. New Shoshones, Part XIV.
bigfatcat19 — 18.12.2017 Передавая документы сенатору, Билл не знал, какой реакции ему ждать. Более того, он не смог бы объяснить, наверное, даже самому себе, чего он хочет этим добиться. Капитан просто чувствовал, что должен поступить именно так.Рассел дошел до середины первой страницы, после чего, словно спохватившись, достал из бокового кармана синего комбинезона футляр, вынул очки и водрузил из на свой прямой, породистый, нос. Билл про себя отметил, что комбинезон сидит на мистере Расселе гораздо лучше, чем на полноватом муже и отце, которого капитан чуть не зарубил в коридоре. Похоже, все гражданские жители Убежища получали одинаковую одежду. Билл не знал, как к этому относиться. С одной стороны, он понимал, что, наверное, это правило основывается на какой-нибудь научной причине. Синяя ткань выглядела очень прочной. Наверняка, ее края не истираются и не разбрасывают кусочки ниток, как искусственная шерсть или синтохлопок. В подземном городе, где воздух гоняют туда-сюда по воздуховодам огромные вентиляторы, это, наверное, очень важно. С другой – плохо, когда люди выглядят одинаково. Здесь ведь не армия, в конце концов.
Рассел прочитал первую страницу, затем вторую, третью… Снова и снова он останавливался и смотрел вверх, в точности, как капитан до этого. Несколько раз взгляд сенатора возвращался в начало страницы. Рассел даже беззвучно шевелил губами, проговаривая напечатанное, словно смысл текста ускользал от него. Дважды сенатор перелистывал документ обратно, чтобы перечитать то, что было раньше. Наконец, Рассел закончил чтение. Он медленно снял очки, аккуратно сложил их в футляр и убрал в карман. Билл обратил внимание, что руки Рассела при этом не дрожали, а лицо оставалось спокойным. Политик - или нет, бывал в настоящем бою - или воевал только с мятежными рабочими, сенатор Донован Рассел оставался крепким сукиным сыном.
С минуту в кабинете царило молчание. Затем сенатор встал и посмотрел на флаг и карту Соединенных Содружеств, висевшие на стене. Все так же глядя на священные символы Америки, Рассел заговорил. Он не обращался к кому-то конкретному, скорее, просто размышлял вслух. Негромким, но твердым, голосом сенатор начал рассказывать совершенно незнакомым людям о своей жизни и своей карьере. Расселы были старым семейством. Их предок приехал сюда в 1849, когда Орегон стал штатом. Следующие тридцать лет Бенджамин Рассел провел, воюя с индейцами – извините, парни, но я не вижу смысла это скрывать – угонщиками скота, мормонами, а затем и любителями натягивать проволоку вокруг своих участков. Он был маршалом этой территории, судьей и успел увидеть превращение территории Айдахо в штат. Он был одним из тех, кто создал этот штат для Америки, чей труд и кровь превратили дикие земли в цветущий край… На эти слова один из сержантов проворчал, что индейцы отнюдь не считали Айдахо пустыней. Это был их дом. Рассел помолчал и спокойно сказал, что, наверное, у индейцев есть свой взгляд на эти события. Но речь о том, что две сотни лет Расселы были одной из самых влиятельных семей штата. Из клана вышли четыре сенатора, три губернатора, судьи, офицеры, шерифы. У него самого были далеко идущие планы. Если бы не война, он наверняка стал бы губернатором. А там можно было бы поразмышлять и о Белом Доме. Не буду врать, я думал не только о том, чтобы принести пользу штату и стране. В последние годы наше могущество несколько пошатнулось. Со всеми этими роботами, атомными моторами и автоматическими агрокомплексами, старый бизнес постепенно сдает позиции. Я рассчитывал, что мне удастся это исправить. Айдахо – картофельный штат. Мы два века выращивали картофель без всяких изотопных маркеров и вирусных удобрений. Я стал сенатором. Мне казалось, что я чего-то достиг, что мое слово, мое положение, что-то значат…
Рассел подошел к столу и посмотрел на «Инструкции…». У американцев, особенно на севере, не принято скрывать свои чувства. Вспышка гнева взрослого мужчины – это зрелище не для слабонервных. Когда переворачиваются столы, рушатся шкафы, а кулаки крошат доски стен, стекла и зеркала – каждому ясно, что человек испытывает некоторое раздражение, и к нему лучше не соваться. Безмятежное спокойствие, с которым сенатор излагал историю своего рода и свои взгляды на будущее влиятельных семей штата внушало куда больший страх, чем десять перевернутых столов.
Сенатор некоторое время молчал, а потом закончил свою речь коротким, но емким выводом, из которого следовало, что он осознал одну простую и неприятную вещь. Вся эта борьба, все это выстраивание карьеры, были абсолютно напрасны. Он думал, что чего-то добился, что стал влиятельным человеком, с которым считаются, слово которого что-то значит. Полное дерьмо. Он такой же мусор, как и последний из работников на его картофельных фермах. Никто ничего не значит. Мы все – лишь мясо для этих чудовищ в Вашингтоне и Лос-Анджелесе…
С этими словами Рассел повернулся к Уильяму Холлу и теперь обратился прямо к нему. Сенатор сказал, что у него здесь, в Убежище 31, жена, трое детей и еще семья двоюродного брата. Самые близкие ему люди. Если бы эти инструкции вступили в силу – вполне возможно, что через несколько лет, а то и месяцев, никого из них уже не было бы в живых. Это ведь вы командуете всеми этими индейцами, сэр (в 2077 году в Соединенных Содружествах политкорректность была не в ходу, поэтому люди называли вещи своими именами, да, в общем, и других людей тоже)? Я не имею чести вас знать, хотя с лейтенантом Сайком знаком. Сенатор очень вежливо и очень аристократично склонил голову в сторону Оливера, и тот, невольно привстал со стула и наклонил голову в ответ. Но, судя по всему его начальник - вы? К сожалению, не имею чести вас знать…
Билл назвал себя, и Рассел представился в ответ – формальность, но в данном случае выглядевшая почему-то очень важно и даже, наверное, необходимой. Про себя капитан не мог не восхититься этим Белым. В этом своем синем с желтым комбинезоне, под дулами винтовок он держался так спокойно, словно выступал на каком-то заседании своей партии, сейчас Билл не мог вспомнить какой именно – демократической или республиканской. Сенатор говорил уверенным, глубоким голосом, был вежливым, но не заискивал. Билл чувствовал, что этот человек даже начинает ему нравиться. В чем-то Рассел был, наверное, опаснее покойного Эдвардса. Но в данный момент – и это Билл знал точно – капитан резервационной полиции и сенатор ССА от штата Айдахо стояли на одной стороне.
Рассел, тем временем продолжал свою речь. Сенатор сказал, что он в огромном долгу перед джентльменами из Резервации. Мы все в долгу, все жители Убежища 31. Если бы не ваше нападение, сегодня или завтра они закрыли бы внешнюю дверь, и мне не хочется даже думать о том кошмаре, который бы здесь начался. Война там, или не война, они бы это сделали.
И, кстати, парни, я должен извиниться перед вами (это Рассел сказал уже Монтгомери и Янгу). Когда я вошел сюда и увидел вас среди индейцев, то сперва решил, что вы – предатели. Но теперь я вижу, что ваше решение выступить на их стороне было абсолютно оправданным и единственно верным. Ошарашенные Хосе и Эндрю привстали и вежливо кивнули Расселу, а тот повернулся к Биллу и закончил свою речь такими словами: «В общем, как я понимаю, вы меня вызвали не просто так, сэр? Судя по тому, что я здесь вижу, вам что-то от меня нужно? Если вы гарантируете безопасность жителей Убежища 31 – я исполню любой приказ. Говорите, что я должен делать».
Билл посмотрел на отца. Том Холл еле заметно склонил голову и чуть прикрыл глаза. Старый шаман тоже был поражен ораторскими способностями Рассела. И хотя на него они не оказали такое воздействие, как на Янга, Монтгомери и Сайка, старик признавал, что этот человек, вернее, его хорошо подвешенный язык, могут оказаться очень полезны. Если, конечно, за мистером Расселом хорошенько присматривать. За людьми, которые умеют красиво говорить, всегда нужно присматривать. Приятные слова редко бывают прямыми.
Военный вождь народов резервации Форт Холл (и, как он надеялся, теперь также и людей Убежища 31) кивнул и начал объяснять мистеру Расселу, какое у них тут на земле и под землей сложилось положение, и каким будет в этом положении место мистера Рассела, если, конечно, мистер Рассел согласиться работать с Уильямом Холлом и его соратниками на благо трех индейских племен и Белых (впрочем, кажется, там у вас и негры есть?) жителей Убежища 31. Видите ли, мистер Рассел, при подписании договора между администрацией Форт Холл, представлявшей народы резервации, и корпорацией «Волт-Тек», представлявшей, как теперь выяснилось, какую-то безжалостную силу, условием предоставления земли под строительство было размещение в случае войны всего населения резервации в подземном городе. Однако нам стало известно – не спрашивайте, как – что корпорация не собирается выполнять свою часть договора. Как вы убедились буквально пять минут назад, «Волт-Тек» не считает себя связанной какими-либо обязательствами, договорами, законами и даже нормами морали. Когда вас начали перевозить в Убежище 31, мы в резервации, сопоставив этот факт и обострение международной обстановки, связанное с успехами нашей армии в Маньчжурии и Северном Китае, поняли, что руководство корпорации ожидает начала атомной войны буквально со дня на день. При этом индейцам готовиться к эвакуации никто не предложил. Из этого старейшинами резервации был сделан вполне обоснованный вывод: народы Форт Холл в подземный город никто звать не собирается. Нас решили оставить на поверхности, мистер Рассел. Но мы, естественно, с этим не согласились. За двести с лишним лет мы подписали с Белыми Людьми много договоров – и все они оказались нарушены. У нас отнимали землю – сперва миллионами акров, потом сотнями тысяч, затем – десятками. Теперь собрались отнять этот последний клочок – уже не на земле, а под землей. Индейцы Форт Холл сами решили свою судьбу. Сегодня ночью Ополчение Резервации под моим командованием захватило Убежище 31. Пятнадцать минут назад началась эвакуация народов Форт Холл. Через полчаса сюда прибудут первые автобусы с людьми моего народа, мистер Рассел. Четыре с лишним тысячи мужчин, женщин, детей. В Убежище станет тесно. Уже сейчас здесь около тысячи ваших людей. К одиннадцати утра будет пять тысяч, а потом я еще попробую втиснуть тех Белых, что стоят у шлагбаума на въезде в резервацию. Там, где должны были разместиться трое, станут жить пятеро. Столовые, медотсеки, мастерские, гидропонная ферма – все должно обслуживать не четыре, а шесть, а то и семь тысяч человек. Судя по инструкции, запасов тем, кто переживет это… Эту… В общем, вы меня понимаете, должно было хватить на сто пятьдесят лет – одних только консервов. Но нам, наверное, придется выйти на поверхность раньше. В Убежище есть комплект специальных устройств и веществ, которые позволят нам обеззаразить территории под первые посевы. Будет тяжело, но мы, или наши дети, или внуки – они справятся. Потому что мы их этому научим.
Однако, сейчас, мистер Рассел, перед нами стоит другая задача. Нужно быстро, без задержек, принять как минимум пять тысяч человек, разместить их хоть где-нибудь, организовать раздачу воды и пищи, отправление естественных потребностей и сон. Кому-то наверняка потребуется медицинская помощь – и ее нужно будет оказать незамедлительно. Но самое главное – важно не допустить столкновений между Белыми и Красными людьми. Полчаса назад один из жителей убежища приставал ко мне с какими-то требованиями. Со мной было несколько вооруженных солдат, но этот человек не понимал, с кем имеет дело, и требовал каких-то разъяснений. Не у всех моих людей такая выдержка, как у меня. Принять моих людей, оставшихся ваших людей, и не допустить стычек и драк между Белыми и Красными – вот наша задача. Мне нужно, мистер Рассел, чтобы вы приняли управление своим народом. Эндрю – хороший парень и толковый офицер, когда все закончится, он и его люди войдут в общую службу безопасности Убежища 31 вместе с моими бойцами. Но он из Пенсильвании, его здесь никто не знает. Вы – сенатор от штата Айдахо. Люди вас знают. Теперь нужно, чтобы они еще и поверили вам. Станьте их вождем. Успокойте напуганных. Объясните, что мы не желаем вам зла. Организуйте бесперебойную работу всех служб убежища, пока наши старейшины не разберутся с нашими эвакуированными. Помогите старейшинам разместить людей резервации. Вот чего я от вас жду, сэр.
Билл замолчал. Все взгляды были прикованы к Расселу, который, сидел, опустив голову, и, казалось, о чем-то напряженно размышлял. Больше всего капитан боялся, что Рассел начнет ставить условия. Если сенатор примется выторговывать своим людям или даже просто себе какие-то привилегии - значит, Билл в нем ошибся, значит Донован – не умный, пусть и беспринципный, человек, каким он показался во время своей предвыборной кампании, а просто ловкий политик. Ставить дурака-политика во главе целого народа – безумие. Придется отдать руководство Белыми Янгу. Военный над гражданскими – такое тоже ни к чему хорошему не приведет. Военные хорошо разбираются в своих делах. В гражданской жизни они могут быть неплохими полицейскими, пожарными и даже учителями. Но ставить ветерана руководить коллективом свободных людей – безумие. Такой человек первым делом попытается превратить свободных в подчиненных, и либо сломает людей, либо развалит дело. Биллу приходилось такое видеть.
Рассел поднял голову и заговорил. При первых словах сенатора у капитана отлегло от сердца – он не ошибся в своем человеке. Мистер Рассел сказал, что размещение людей, прибывших в Убежище 31 сегодня днем, еще не завершилось до конца. Им выделили помещения на ночь, но предупредили, чтобы вещи не распаковывали. Да и вещей-то, в общем, одна коробка на человека – больше не разрешили. В общем, разумнее всего будет перевести всех Белых из крыльев 2a, 2b и 2c в крыло 2a. Рабочий персонал живет в крыле 1d – у них там почти замкнутый цикл: своя столовая, медотсек, тренажерный зал – теперь, в принципе, понятно, почему. Этих людей лучше не трогать – от них зависит безопасность убежища. Таким образом, у вас освободятся апартаменты на полторы тысячи жителей – вы можете поместить туда семьи с маленькими детьми. Для организации переселения мне нужна ретрансляционная комната, доступ к телефонным линиям, а также помощь охраны. Будет лучше, если охрана будет состоять как из ваших людей, так и из сотрудников «Волт-Тек». Командовать ими лучше мистеру Янгу. Я прошу вас, капитан, выделить самых… Спокойных своих людей. Думаю, за час мы сможем перевести ранее поселенных, после чего начнем помогать с размещением ваших эвакуированных.
Билл с облегчением кивнул, после чего повернулся к Сайку. Прежде, чем капитан успел раскрыть рот, лейтенант с душераздирающим вздохом отлепился от кресла и встал во весь рост. Повернувшись к Янгу он буркнул что-то вроде: «Пошли, Белый», после чего, прихрамывая, направился к выходу. Билл вздохнул, и, поймав взгляд Янга, развел руками. Это все, конечно, было вопиющее нарушение субординации, но, во-первых, он и сам собирался назначить Оливера приглядывать за сенатором, а во-вторых, в общем-то, Сайк сегодня заслужил право немного пораспускать хвост. Приказав Янгу отобрать среди своих людей шесть наиболее спокойных и выдать им пистолеты… «С патронами?» - переспросил второй заместитель начальника внутренней охраны, и, столкнувшись с укоризненным взглядом капитана, со вздохом кивнул… В общем, найдете там еще моего сына – у него хороший подход к людям. Эндрю, только ради Бога, главное – без шума. Если кто-то упрется и ни в какую не захочет покидать насиженное место – просто пометьте дверь и идите дальше. Утром сами пожалеют. Хосе, вызови мне ретрансляторную. Ты и ты – с мистером Расселом и мистером Янгом. На это время вы у них в подчинении, и нечего мне тут скунса корчить. Мистер Рассел, вы можете идти.
Рассел встал и по-военному отдал честь. Холл, решив, что худа от этого не будет, выпрямился и ответил таким же салютом. Сенатор повернулся через левое плечо, сделал несколько шагов к двери, но вдруг остановился. Вернувшись к столу, он указал на серебристо-стальную папку и попросил разрешения взять ее с собой. Видите ли, капитан, мне будет гораздо проще убедить начальников смен и руководителей служб в своей правоте, если я смогу показать им ЭТО.
Несколько мгновений Билл лихорадочно размышлял над словами сенатора. Весь его военный опыт, все нутро полицейского, кричали капитану, что такая опасная информация должна храниться под замком. Но Билл был уже не просто полицейским, а Военным Вождем народов Форт Холл, а если все пойдет, как задумана, то и Новых Шошонов, которые объединят и Белых и Красных людей. Как дом не строят на песке, так и создание народа нельзя начинать с утаивания правды. Билл кивнул и разрешил Расселу взять папку с собой – при условии, что тот обязательно вернет ее обратно.
Сенатор кивнул, забрал папку и двинулся к двери. У самого выхода он снова остановился и спросил капитан Холла: на что он рассчитывает в случае, если войны все-таки не случится. Билл покачал головой и ответил, что тут особо рассчитывать не на что. Их расстреляют за мятеж и нападение на объект «Волт-Тек». А ВАС, сенатор, за то, что вы познакомились с содержимым папки, которую сейчас держите в руках. Несколько секунд мистер Рассел обдумывал услышанное, затем опять кивнул, повернулся и вышел – теперь уже окончательно.
Когда сенатор с Янгом покинули кабинет, Билл, наконец, позволил себе сесть. Прилив адреналина, который последние сорок минут помогал капитану оставаться на ногах, наконец закончился. Все тело Холла болело, голова кружилась, ноги едва держали обессилевшее тело. Больше всего Биллу сейчас хотелось упасть на стоящий у противоположной стены диван, закинуться обезболивающим и впасть в блаженное забытье. Увы, капитан не мог позволить себе такой роскоши. Часы показывали половину третьего, и его работа только началась. Хосе подал Холлу трубку, и капитан, подавив стон, принялся отдавать распоряжения.
Первые автобусы подъехали к Убежищу 31 в три часа ночи. Путь от внешней ограды до бетонной стены, над которой находился вход, был отмечен наскоро установленными одноразовыми маяками. Шестифутовые алюминиевые треноги с яркой лампой на верху питались от одноразовой химической батареи. Энергии хватало на восемь часов – в армии эти устройства использовались при ночных высадках и для обеспечения круглосуточной работы временных аэродромов и причалов. В общем, с дорогой проблем не было. Проблемы были с Шошонами. Люди, улегшиеся прошлым вечером в свои постели, не могли поверить, что все это происходит на самом деле. Грохот ночного боя, взрывы и стрельба были слышны по всей резервации, Те, кто пытались позвонить в полицию, обнаруживали, что телефонная связь не работает. Приемники, настроенные на ретрансляционную станцию Форт Холл, выдавали лишь треск и шипение. Люди выходили на улицу, переговаривались, пытаясь понять, что происходит. Все помнили, что вечером несколько раз срабатывали сирены, после чего радио резервации передало сообщение о необходимости сохранять спокойствие во время тестирования систем гражданской обороны. Очень быстро обнаружилось отсутствие дома почти всех ополченцев. Это сразу навело на мысль об учениях. Люди шумели, ругались, мужчины, вышедшие из домов с ружьями, несли оружие обратно.
В два часа сирены завыли снова. В этот раз рев продолжался десять минут, после чего разом зазвонили все телефоны. Те, кто снял трубку, слышали записанное на пленку обращение Джима Мохонно. Глава Совета Резервации сообщал, что начинается эвакуация резервации Форт Холл, и это – не учебная тревога. Всем следует немедленно проследовать к назначенным сборным пунктам. С собой брать только необходимое: документы, лекарства, воду, продукты, детские принадлежности. Домашних животных брать запрещается. Повторяем, это не учебная тревога.
Несмотря на предупреждения, примерно треть жителей резервации, намеченных к первой волне эвакуации, предпочла остаться дома. Вся эта затея с ночными учениями, стрельбой, сиренами и требованиями бросить почти все, выглядела довольно подозрительно. Фицжеральд, получив сообщение о том, что автобусы уходят со свободными стоячими (а иногда и сидячими), местами, сообщил об этом Биллу и запросил инструкции. Холл выругался и связался с Мохонно. После краткого обмена мнениями, было решено продолжать эвакуацию прежним порядком. После того, как все намеченные конвои из грузовиков, автобусов и частных машин придут к убежищу, можно будет попробовать запустить второй круг эвакуации. Если, конечно, для этого останется время.
Срыв первого этапа эвакуации оказался даже в чем-то полезен. Провести шестьсот человек по лестницам и узкому мостику проще, чем тысячу. Шошоны – мужчины, женщины, дети, старики – испуганно озираясь, поднимались по бетонному пандусу к искусственной пещере. Солдаты Чуа успели убрать трупы, но пятна крови, щербины и проплавленные дыры в бетоне, запах пороха, взрывчатки и горелого мяса ясно говорили о жестокости боя, который здесь произошел. У входа в скальный коридор люди остановились. Открывшееся перед ними циклопическое сооружение подавляло своими размерами. Но страшнее всего было обрушившееся внезапно осознание того, что эта тревога действительно не учебная. Ополченцы покинули свои дома вечером не ради маневров. Стрельба была настоящей, как и пожар в лагере из трейлеров у ворот, и запах пороха, крови и смерти. Здесь шел настоящий бой, здесь погибали люди. На многих ополченцах, которые стояли вдоль пандуса и у входа в пещеру, были свежие, окровавленные повязки. Солдаты говорили, что нужно сохранять спокойствие. Такие же слова доносились из репродуктора стойке над входом. Но иногда даже взрослые мужчины, немало повидавшие в жизни, не могут сдерживать подступающую тревогу и порожденный ею страх. Женщины, мужья, отцы и братья которых служили в Ополчении, начали кричать, спрашивая: где дорогие их сердцу люди? Они живы? Что вообще здесь произошло? Люди начали шуметь, толпа гудела. Чуа, вышедший встретить первую партию Шошонов, в бессильной ярости смотрел на волнующихся индейцев. Еще несколько криков, несколько толчков – и начнется паника. Люди отшатнутся назад, начнется давка, кого-то обязательно сбросят с пятидесятифутовой высоты – прямо на бетон нижней площадки. Дело было дрянь.
|
</> |