Илья Кабаков: "Я безумно всю жизнь боялся ареста. Панически"
philologist — 30.09.2021 Исполнилось 88 лет художнику Илье Иосифовичу Кабакову. Приведу небольшой фрагмент из книги его диалогов с Борисом Гройсом (Вологда, 2010). "Мои страхи очень инфантильны: они связаны со следующим простейшим ощущением: они – т. е. взрослые, или начальство, или просто другие – могут сделать со мной все что угодно. Может быть, это ощущение, что «они могут сделать со мной все что угодно», связано со спецификой советской жизни – но оставим это... Важно, что моя реакция на страх есть всегда: улизнуть, ускользнуть, убежать. В этом страхе нет ничего параноидального. Я постоянно испуган до смерти, но я, конечно, понимаю, что машина уничтожения не направлена специально на меня. Образ несущегося на большой скорости поезда является здесь хорошим сравнением: машина уничтожения работает на автоматическом режиме, не видит меня, и я могу спастись, если вовремя убегу.Мне всегда казалось, что есть ситуации, которые я не выдержу физиологически, но не, так сказать, онтологически. Я, например, безумно всю жизнь боялся ареста. Панически. Я знал, что при аресте со мной что-то должно произойти: разрыв сердца или мозга. Паника является основным фоном моего существования. Как-то в институте один человек во время игры в домино начал издеваться надо мной, причем угроза была не морального порядка – такую я могу выдержать, а чисто физическая. При очередном оскорблении я запустил в него молотком и, к счастью, не попал. Драки не было, но я знал, что этот человек ждет момента – ударить, убить. И с этого дня я долго жил в ужасе, пока он действительно страшно не ударил меня по голове – это было как освобождение. Я думаю, что человека можно убить таким ожиданием.
Дело в том, что мое подпольное существование началось не тогда, когда я начал рисовать не то, что полагалось в СССР, а прежде всего уже в школе, где была раздвоенность на жизнь «для них» и «для себя». Обычно люди, как мне кажется, живут вначале «для себя», а потом наращивают внешнюю шкуру «для других». А я с самого начала был во внешней шкуре, еще полый, еще «до себя». Мне очень трудно было родиться. Реален был только шум вокруг меня, вся эта беготня. Постепенно это рождение произошло. Но я очень строго различал себя внешнего и внутреннего. Улыбка, голос, как я моргаю – все это внешняя реакция на другого, без внутреннего импульса. Это и является сердцевиной ужаса.
Дело в том, что в 60-е годы не было такого ощущения, как в авангарде 20-х годов, что старый мир кончился, что все будут жить в новом мире – тогда грань между старым и новым была очень ясна. В 60-е годы казалось, что мир прекрасной и проклятой советской действительности не кончится никогда, что тысячелетнее царство Рейха или там Советского Союза осуществилось навсегда. Очень действовала эта стабильность огромной страны. Я могу быть с ней несогласен, но так, чтобы быть «партикулярным» на все 100%, чтобы меня не уличили. Щели в этом мире не было никакой. Сейчас, когда все это кончилось – и Советская власть, и Советский Союз, мне с моим опытом трудно в это поверить. Вообще, Бог знает, что сейчас происходит".
Подписывайтесь на мой телеграм-канал: https://t.me/podosokorsky
|
</> |