ИГРА В "ВОЙНУШКУ" . Рассказ из двух частей. | ПРИСТАНЬ ОПТИМИСТОВ

Иногда, долгими зимними ночами не спится, бывает… Вертишься в постели, как рыбёшка на сковородке.. И считаешь, и уговариваешь сама себя.… Нет, не спится! Ну, никак не засыпается! И вдруг открывается окошко памяти…. Заглянешь туда, вроде на минутку, а она , хитрюга, так далеко уводит! От всего: от недоделанных дел, от скандала с соседом, от нечаянно разбитого будильника, от дворовых и хозяйственных работ, только от детей не   уводит, а наоборот, - приближает их и напоминает о прошедшем, но дорогом до сердечной боли…

.

Часть первая. Гроза.

   Вечером папа подарил Алёшке автомат. С точки зрения пятилетнего мальчишки – вещь необычайно нужная и красивая…. до невозможности!

Автомат – на батарейках! При стрельбе загорается красная лампочка, создавая эффект брызжущего из ствола огня. ЗдОрово! Алёшка влюбился в него с ходу! И весь вечер канючил:

- Мам, пошли, поиграем!

Но мне играть некогда было: срочно нужно было дописать отчёт в материальную бухгалтерию и составить списки на списание всякой ерундовой мелочёвки: «ЗИП»ы. к бензопилам, кое-какой утерянный инструмент, побитую при транспортировке посуду, подменённое в прачечной старое постельное бельё, и другие мелочи, - обычная работа завхоза… Времени просто не было. И мы договорились, что завтра, когда я приду с работы, а он – из садика, мы обязательно поиграем в «войнушку».

Алёшка лёг спать счастливый, с автоматом под подушкой.

   Был июль. А июль в наших местах – дикий! Жара невыносимая! Солнце печёт, как в Средней Азии! Чувствовалось, что где-то рядом собирается гроза. … Бывает, возникает какое-то напряжение в природе. Перемен ещё не заметно, но состояние напряжения угадывается каким-то шестым или седьмым чувством. Вот и в этот раз что-то такое ощущалось в воздухе….

Ночь прошла спокойно, утром, как обычно, все разбежались по своим направлениям - Алёшку Коля отвёл в сад, им было по пути, я умчалась в контору, в бухгалтерию.

     Днём все окружающие стали ощущать напряжение в природе: часто поглядывали в небо, высматривая, с какой стороны ожидать грозу. Небо было чистое, солнце палило немилосердно, даже воробьи попрятались в тенёк – уж на что стойкая пичуга, а и той стало невыносимо.

   Где-то часам к пяти, к концу рабочего дня на небе появилось белое пушистое облачко. Далеко, почти у самого горизонта. Васильич, наш начальник ПМК, выходя из конторы и усаживаясь в свой «Москвич», сказал шоферу:

- Толик, давай поспешим, гроза идёт.

Толик, молодой парнишка, только пришедший из Армии, засмеялся:

- Василич, почти месяц жарит, а сейчас прямо непременно по заказу идёт…

- По заказу – не по заказу, а давай, брат, поспешим…

     Они уехали, Конторские потянулись по домам. Рабочий день закончился. Я тоже помчалась в сад за ребёнком. Алёшка ждал, стоя у окна. Вылетел из группы мигом!

     Отправились домой, по пути забежав в магазин. Вышли из магазина - небо быстро затягивало тучами. Откуда они набежали? Мы заторопились… Налетел ветер. Взвихрил столбом пыль и побежал впереди нас, разметая нам от пыли дорогу. Алёшка скакал вприпрыжку и заливисто смеялся:

- Мам! Смотри, как чисто подметает!

       Мы уже добежали до барака, в котором жили в то время, когда нас догнал настоящий шквал. Нас так сильно толкнуло ветром прямо в раскрытую дверь, что мы с сыном попадали, и падая, я раздавила купленные в магазине яйца, что лежали в бумажном пакете в сумке.. Алёшка крепко ударился о стоящий в коридоре чей-то велик. И возмущённо завопил:

- Ты чего толкаешься?

А я, стоя на коленях, вынимала пакет с разбитыми яйцами из сумки …

     На улице творилось невероятное: мимо открытой двери неслось всё, что прежде валялось неизвестно где. И что не валялось – тоже неслось по воздуху, оседая около препятствий. Вокруг телеграфного столба обмоталась верёвка с чьим-то бельишком, к палисаднику прикатился и улёгся красивый ярко-синий тазик с нарисованными ромашками, чья-то курица с неестественно растопыренными крыльями и торчащими в разные стороны перьями, крича диким голосом и кувыркаясь, промелькнула мимо дверного проёма и исчезла непонятно где… И пыль, обрывки бумаги, опилки, щепки, ветки, тряпки… всё летело, снявшись со своих мест. И вдруг ветер утих. Прошло совсем немного времени. И ударил гром!

     Треск был такой, что мне показалось, что это ломается крыша нашего барака. Я схватила Алёшку и кинулась в открытые двери на улицу, и в это время сверкнула та-а-ка-а-я-я-я-а молния-я-я-а!!!! Казалось, она была нацелена прямо на нас! Я попятилась, запихивая сына за спину и судорожно нащупывая ручку двери. Дверь захлопнулась, и мы оказались в полной темноте! Такого раньше со мной никогда не бывало! Я не видела абсолютно ни-че-го! И, крепко держа сына за руку, стала наощупь продвигаться к двери нашей квартиры.

   Алёшка пытался вырвать свою ручонку из моей руки, но я держала крепко.

Добравшись до двери, я попросила сына достать из сумки ключи и открыть дверь. Алёшка это проделал быстро, вошли. Я всё так же не вижу, только серое марево перед глазами колышется… Сижу и думаю: «Что делать? Навсегда или нет?» Алёшка скачет с автоматом, палит   в разные стороны, а я, как настоящий слепой, стараюсь определить по звуку, в какой он стороне….

   И тут пошёл дождь. Нет, не так, дождь не пошёл, просто – хлынул ливень! Как из ведра, сплошной стеной! Это мне рассказывал сын, а я этим временем сделала на глаза примочки из спитого чая и кусочков пищевого льда из холодильника…

Всё это время, когда громыхал гром, блистали молнии, шёл дождь, я пролежала с примочками на глазах. И помогло! Сначала нечётко, расплывчато, а потом всё чётче и чётче я опять увидела своего взъерошенного сынишку, который, закусив губу, внимательно смотрел мне в лицо.

   И тогда я поняла, что ребёнок переживает за меня, что он всё понял сам и просто не спрашивал меня ни о чём, боясь услышать страшный ответ: «Мама ослепла!» Я улыбнулась сыну и спросила :

- Испугался?

Он молча помотал головой - да и нет – одновременно..,. и зашмыгал носом.

Мы обнялись, и договорились папе ничего не рассказывать, чтобы он не переживал за нас. На том и порешили.

   Вместо задуманного нами на ужин омлета пришлось жарить картошку, делать салат из огурцов, помидоров, сметаны, с луком и укропом. К папиному приходу всё было как всегда: тихо и спокойно.

Гроза такая страшная

И так грохочет гром,

Но дети бесшабашные

Толкутся под дождём.

И прыгают, хохочут,

Как будто заводные,

А гром сильней грохочет

И молнии кривые

Из края в край сверкают,

Всё небо обнимая,

И невозможно угадать,

Где будут вновь они сверкать.

Треск грома оглушает

И молнии слепят,

Но дети продолжают

Под струями скакать,

Скакать, визжать, плескаться

И весело смеяться…

Гроза не стала тише –

Мы их зовём под крышу, -

Домой бежать не хочет

Ребёнок ни один:

У каждого клокочет

В крови адреналин!

Грохочет и сверкает,

И льёт, как из ведра!-

Такою вот бывает

Июльская гроза!

         29.04.09г.

. Часть вторая.   Мы играем в «войнушку».

Уже около восьми вечера приехал с работы наш папа. Алёшка, время от времени выглядывавший на улицу, встретил его первым. Взахлёб рассказывал папе про грозу, но ни одним словом не обмолвился про происшедшее. Я так удивилась… И смотрела на сынишку во все глаза: он повёл себя в этой ситуации как совершенно взрослый человек. А я всё время относилась к нему, как к несмыслёнышу! Это был мне урок на будущее: мой ребёнок заслуживал совершенно иного отношения – это уже была личность! И с этим уже нужно было считаться!

     Под окном, в палисаднике, у нас стояла бочка с водой. Вода в этой бочке нагревалась за день, и была теплой, там мы мыли ноги, папа сделал нам небольшой трапик и вешалку для одежды и полотенца .Взяли мои мужички полотенце и отправились мыться. Алёшка поливал, зачерпывая воду из бочки большим алюминиевым ковшом, а папа , смешно покрякивая, мылся, потом мылся Алёшка, так же покрякивая, как и папа. А я глядела на них в раскрытое окно и посмеивалась..Мои Горкуны стоили друг друга: получалось всё одинаково…

    Поужинали, Коля засобирался к Николаю Гадалову – нужно было помочь тому достроить навес над крыльцом, а Алёшка всё поглядывал на меня и молча посапывал… Но я же помнила, о чём мы договаривались с вечера… Настало время «войнушки»…Коля, прихватив верхонки (брезентовые рукавицы), ушёл к Гадаловым, а мы с сыном, вооружившись «до зубов»,

отправились « на войну».

     В нашем бараке не было детей. Все были взрослые. У Малышкиных был сын, но уже взрослый – пятнадцать лет, и играть Алёшке не с кем было, приходилось мне самой бегать с сынишкой по пересечённой местности, ползать по-пластунски с «кинжалом» в зубах, убегать собачьим галопом и прятаться в разных неподобающих взрослому человеку местах…

     Тысячи раз я вспоминала своё «беспризорное» детство, своих друзей -мальчишек, и радовалась, что могу с сыном быть на равных в этих играх. Вот и в этот раз мы, несмотря на прошедшую грозу, опять ползали, прятались, убегали и догоняли…. Ну, война есть война, сами понимаете, что это совсем не просто…

     Вооружение у нас было серьёзное: у Алёшки - новенький автомат, стреляющий очередями, большой пластмассовый меч, в ножнах и на ремешке вокруг пояса, и пластмассовый же кинжал, засунутый слева за тот же ремешок. У меня – охотничье одноствольное ружьё, пистолет – «пестик», выпиленный нашим папой из дощечки, кинжал деревянный, выстроганный им же из полешка, и рогатка, сделанная тоже нашим папой. Ну, рогаткой мы не пользовались, она была просто оружием устрашения… Говорят военные люди, что оружие лишним не бывает? Вот и у нас рогатка была «на всякий случай»…

     Правила игры были суровые: «убитый» должен был непременно падать, где бы он в это время ни находился: убит – умирай, как подобает! И нечего сопли жевать!

. И вот настал момент, когда мне нужно было пересечь большое свободное пространство, где нет ни построек, ни поленниц дров, ни штабелей досок… Просто дорога, уходящая за поворот, и посреди её – огромная глубокая лужа - их здесь почему-то называют лыва.

     Я бегу за поворот, цепляя эту лыву по краю, а сын выскакивает из-за угла и палит во всю ивановскую. А мне деваться некуда - голое пространство, а по правилам – убитый должен падать... и я, чтоб правила не нарушать, роняю своё ружьё, и, картинно извернувшись, так чтоб голова оказалась "на берегу", падаю с размаху в эту лыву. И лежу, не двигаясь. Он подбежал, остановился, и говорит:

- Мам, вставай, я больше не играю.

Я лежу. Вода тё-ё-ё-пла-я-я-я-а-а… . Хорошо! Алёшка присел, взял мою расслабленную руку и опять:

- Мам, вставай!

Я лежу с закрытыми глазами. Он отпустил руку - она упала в воду.                           И тут он заревел!

- Мама умерла!

Господи, меня вынесло из этой лывы, как ветром!

Я подхватила его на руки, с самой течёт, ребёнка намочила, прижав к себе! Как я кляла сама себя за этот спектакль! Мы плакали вместе, потом смеялись, потом опять плакали... Он ведь решил, что я убилась, падая!

     А я, дурёха, этим спектаклем второй раз за вечер довела сынишку до состояния истерики! Неразумная мамаша! Мы сидели на краю этой лывы и рыдали, взахлёб, вдвоём, и смеялись так же, взахлёб. И проходящие мимо нас люди спрашивали, что случилось, и мы говорили, что просто упали в лужу, люди шутили, смеялись и шли дальше….Мы успокоились не скоро, но встали, крепко держась за руки, поплелись домой – и сразу к бочке - отмывать друг друга.

     Коля пришёл уже в потёмках, навес они доделали, а я рассказала ему про нашу войнушку. Он внимательно выслушал, потом обнял меня, поцеловал куда-то в макушку и сказал: «Боже мой! Какие вы у меня ещё маленькие!» И засмеялся тихонько, оглядываясь на спящего Алёшку, который улыбался во сне. Сыну снилось что-то хорошее… А из-под подушки торчал автомат…