И о живописи. Потрясающая жизнь талантливого художника

В 1906 году Викентий-Винцент познакомился и подружился с 17-летним юношей, соискателем места в Академии. Юноша был весьма способным живописцем и графиком. Он предпочитал архитектурные рисунки, городские пейзажи, и у него неплохо получалось — но строгая комиссия, хотя и пропустила его во второй тур вступительных экзаменов в Академию, всё же забраковала амбициозного молодого художника, посоветовав ему заняться архитектурой. Парень, конечно, расстроился, но Винцент уговорил его не опускать руки и повторить попытку. Шустров-Шустер посвятил много часов занятиям с одарённым юношей, но и вторая попытка поступить в Академию оказалась тщетной. Юношу звали Адольф Хитлер, а в нашей транскрипции его фамилия известна как Гитлер. Будь немножко поснисходительнее и полояльнее суровые профессора — глядишь, и история XX века имела бы нынче совсем иной вид...

Биография нашего героя совершит ещё не один кульбит, но нам хорошо бы перейти, наконец, к его творчеству, а конкретно — к той его части, которая позволила ему быть включённым в нашу тематическую подборку. Амплуа Шустрова в ранние годы можно охарактеризовать ка «портретист» и «жанрист». Это уж потом-потом он увлёкся пейзажной живописью.

Не сохранилось ничего из работ Викентия Шустрова, сделанных в России. Вся русская тематика — это то, что было написано им в Австрии, в нулевые-десятые, а то и двадцатые годы ХХ века. Но влияние его учителя, Виктора Васнецова, тяготевшего к мистическим, сказочным сюжетам, здесь налицо. Темы гадания и колдовства, леших, домовых, водяных, русалок и прочих персонажей русской мифологии были очень близки Шустрову в ранний период его творчества. Именно на интересе австрийской публики к необычной и экзотической для них тематике, полагаю, и состоялся скромный, но всё же взлёт Шустрова-Шустера в те годы. Его стали приглашать на выставки, ему стали заказывать портреты. Смотрим подборку, которую я обозначила как «Русская серия».

Первая картина — она почти совсем целомудренная, и в ней ни грамма мистики. Но, как мне кажется, образ сестры Клавдии использовался, хотя и не стопроцентно, в изображении героинь некоторых других картин того периода.




Наш сад, Клавдия


Предупреждение: Тем, кто решит, что перед вами не художник, а педофил, не стоит смотреть картины под катом. Я не оценивал так его работы, но можно и с такой позиции их оценить.



В бане


Банник




Банник — в отличие от почти безобидного домового и даже лешего с водяным, с которыми, в принципе, можно и поладить — существо абсолютно злобное и инфернальное. Скорее всего, участь бедной девушки предрешена, и она незавидна.




Гадание-1


Гадание-2


На второй картине про гадание девушки увидели явно что-то жутковатое. А дальше, там где колдовство — уже и вовсе какая-то хтонь.

Колдовство-1


Колдовство-2


Святочная мистерия


Ну, вот они, любимые персонажи русской народной мифологии. Правда, какая-то у них... скажем так, однобокая сфера интересов, не находите?

Девушка и Домовой


Водяной


Девушка и Водяной


Девушка и Леший-1


Девушка и Леший-2


Русалка
\

Ну, здесь тоже без особой мистики. То ли автор, то ли кто-то ещё назвал их «нимфами», но к древнегреческой мифологии они явно не имеют отношения.

Нимфа лесного озера-1


Нимфа лесного озера-2




Вернёмся к биографии героя нашего повествования, Винцента Шустера (Викентия Шустрова). В ней много пробелов. Мы не знаем, чем занимался наш фигурант в конце нулевых — начале десятых. Неизвестно также, как складывались его отношения с незадачливым амбициозным юным художником, упомянутым выше. Судя по всему, их пути разошлись. Винцент Шустер упоминался в каталоге выставки 1911 года в австрийском Граце; известно, что его картины были представлены на аукционе в Вене в 1913 году.

Дальше его имя снова всплывает в связи со скандальной историей. Получается, что на момент начала 1915 года Винцент был женат; его супругой была популярная танцовщица и певица венского варьете, известная под именем Женевьева Родэ. У них была годовалая дочь. Так вот, эта ветреница бросила мужа с дочерью-малюткой и ушла к другому, более знаменитому и удачливому художнику, Эгону Шиле, и этот факт не остался незамеченным в богемных кругах и жёлтой прессе. Удручённый Викентий переехал в Линц, где жили родители жены, осудившие поступок дочери. Они фактически и взяли внучку на воспитание, а Шустров устроился преподавать на высших художественных курсах в Линце, и этот период его биографии растянулся на много лет.

Что касается Эгона Шиле и бывшей жены Шустрова — то их судьба была трагична. Они умерли с разницей в три дня осенью 1918 года, во время страшной эпидемии гриппа-испанки...

Собственно, дочь нашего героя, Эвелина Шустер (1914 — 2002), впоследствии — канадская фотохудожница, известная под именем Эви Скайхоук, и оказалась первым биографом, собирателем и хранителем творческого наследия своего отца. С её слов, в период её детства и ранней юности Винцент не оставлял своим вниманием ни её, ни пожилых деда с бабушкой, всячески помогал им и всегда присутствовал в их жизни, был рядом, хотя и жил отдельно, и имел многочисленные романтические приключения. Он неплохо зарабатывал преподаванием и портретами на заказ. Был добродушным, весёлым и участливым человеком, хотя и имел слабость к женщинам, алкоголю и весёлым компаниям.

В Линце Винцент стал вхож в дом Марии Штайнер-Майер, богатейшей вдовы строительного магната, известной благотворительницы и покровительницы искусств, в то время — фактической «хозяйки города». Он написал портреты и самой пожилой фрау, и членов её семьи. Щедрая вдова очень полюбила Эвелину, дочку Винцента, и до самой своей кончины её опекала, не забывая составлять протекцию и самому художнику — от заказов не было отбоя.

Ниже представлены работы «Линцевского» периода творчества Винцента Шустера. На первых четырёх явно присутствует одна и та же девушка, в беседке — уже явно другая, последние четыре знакомят нас с ещё с одной девушкой, не похожей на предыдущих. Собственно, это никак и не противоречит определениям, данным Винценту его дочерью Эвелиной — ну, была у него вот такая слабость, да...




В горячей купальне


Герти в купальне


Купальщица у пристани


Девушки в купальне


В ожидании свидания, беседка в заброшенном саду


На подоконнике


Раннее утро


На фоне осеннего пейзажа


Осеннее пробуждение




И так бы и продолжалась эта идиллия, но — с одной стороны, в соседней Германии в 1933 году произошли события, связанные с тем самым амбициозным юношей-художником, с которым когда-то дружил наш Винцент, а с другой — в 1935 году случилось две поражающих своей зеркальностью перемены в тихой и умиротворённой жизни семьи скромного художника из Линца. Юная красотка Эвелина вышла замуж за популярного в те годы французского шансонье Мориса Дезире, и молодая семья после свадьбы уплыла в Америку, да так там и осела. «Молодая семья» — это, конечно, условно — ведь Морис был старше Эвелины на 30 лет. А весёлый её папаша. наш герой Викентий-Винцент — тот женился на своей студентке, датчанке по имени Марика Йенсен, которая тоже была младше его аккурат на 30 лет. Старики-родители бывшей жены. которых Винцент опекал, один за другим отошли в лучший из миров. В 1938 году случился «аншлюс» Австрии, общая атмосфера становилась всё более тягостной и тревожной, и новая семья предпочла переехать в более спокойное место — в Данию, на родину Марики, где они и обосновались в городе Тистед.

Датский период творчества Винцента Шустера добавил кое-что и в нашу копилку. Поименованных портретов его жены Марики не сохранилось, и мы можем лишь с немалой степенью вероятности догадываться, что вот эта молодая и телесно богатая дама на картинах, в названиях которых присутствует Тистед — это и есть Марика.




Лето в Тистеде


Гостинная в Тистеде, осень


Рождество в Тистеде


Но на откровенных полотнах присутствует и какая-то совсем другая девица в Скагене...

Волны в Скагене


Скагенские нереиды


Пляж в Скагене


После купания


Весна


... и в Оденсе...

Раннее утро в Оденсе


... и некая Мартина — а может это были просто модели, а?

Мартина в кресле




Викентий Шустров, как я уже упоминала, с детства проявлял музыкальные способности; его консультантом был сам Рахманинов. Известно, что в свой период жизни в Линце он часто развлекал публику на светских вечеринках блестящей игрой на рояле, пением под гитарный аккомпанемент и даже игрой на скрипке. Последняя подборка из датской серии знакомит нас с совсем другой девушкой, не фигурировавшей в зарисовках из Тистеда, Скагена и Оденсе. Девушка исполняет этюды на четырёх инструментах. Именно эта серия ушла — уже в 1980-е — за баснословную по тем временам и для тех мест цену на аукционе в Буэнос-Айресе...




Этюд Баттаншона


Этюд Вольфарта


Этюд Листа


Этюд Тарреги




Но злые и холодные ветры истории жёстко препятствовали ведению сибаритского образа жизни — это касалось не только нашего художника, а и кого бы то ни было на территории Европы. Рождественские забавы в Тистеде, купания в Скагене, музыкальные развлечения — всё это резко и обвально утрачивало актуальность.

В 1940 году Дания за считанные часы была оккупирована Германией, но до 1943 года сохранялся режим «мягкой оккупации», при котором Дания сохраняла относительную государственную самостоятельность. Летом 1943 года оккупация приняла тотальный и жёсткий характер, начались репрессии против участников датского Сопротивления, одним из лидеров которого как раз был родной брат Марики Йенсен, Микаэль. Осенью были арестованы и Микаэль, и Марика Йенсены; они были помещены в концлагерь в Падборге, где бесследно сгинули. Винцент Шустер был арестован в конце 1943 года и водворён в тюрьму в Копенгагене. И его участь, вероятно, была бы не менее трагичной, и на этом мы закончили бы наше повествование, отметив в завершение, что наш герой прожил не очень долго, но достойно, и он, конечно же, любил жизнь во всех её проявлениях, но... так сложилось...

Но тут судьба — или провидение — делает какой-то немыслимый, неправдоподобно крутой вираж.

На ум приходит сюжет из русской классики, из пушкинской «Капитанской дочки» — помните, где про заячий тулупчик? Каким-то непостижимым образом информация о копенгагенском узнике дошла до того самого незадачливого соискателя места в венской художественной Академии, к которому наш герой в своё время отнёсся с участием. Весной 1944 года Винцента Шустера по личному распоряжению фюрера освобождают и доставляют спецрейсом прямо в Берлин, «пред светлы очи» его старого приятеля. Получается, что и отъявленные злодеи иногда помнили добро...

Со слов Эви Скайхоук, дочери художника, отец не любил вспоминать берлинский период своей жизни. В каких-то источниках Винцента Шустера называли «придворным художником», по аналогии с «придворным архитектором» Альбертом Шпеером. Но участие Шустера в деятельности нацистской верхушки тех лет не идёт ни в какое сравнение с ролью Шпеера, который, к слову, ещё и побывал министром вооружений. Но известно, что Винцент Шустер писал портреты лидеров Рейха, в том числе и Гитлера. Его кисти принадлежит официальный портрет Евы Браун и несколько этюдов с её изображением в разных ракурсах, а также портрет юной Евы Браун, сделанный по фотографии.




Ева Браун — самый знаменитый портрет


Ещё одна Ева Браун


А это по юношеской фотографии




Понятно, что многочисленные портреты деятелей Третьего Рейха и членов их семей мы здесь приводить не будем, они, как бы, не по теме. Да и Ева Браун не вписывается в нашу концепцию, но обойти её было никак нельзя, иначе из повествования выпал бы целый пласт творчества нашего героя.

В единственной биографии художника, изданной его младшей дочерью Розитой — про это будет чуть дальше — упомянута трагическая ситуация с Марикой. «Мама спросила — а мог бы ты, будучи спасённым сам, спасти Марику?» — пишет Розита — «Увы, там спасать было уже некого — ответил отец, и больше к этой теме они не возвращались».

Упомянутый «придворный архитектор» Шпеер после поражения Германии попал под Нюрнбергский трибунал и отсидел в тюрьме 20 лет. Возможно, и нашему Викентию, попади он тогда «под горячую руку», была бы уготована какая-то подобная участь, но — то ли он вовремя сориентировался, то ли снова судьба повернулась к нему позитивной стороной — как оно там на самом деле было, мы не знаем, но в 1946 году Викентий Шустров уже жил в Аргентине и не просто жил, а был приближен к местному президенту-диктатору Хуану Перону, под крылом которого скрывалось множество беглых германских нацистов. Он не слишком скрывался, но, посчитав, что его старое имя носит всё же одиозный характер, предпочёл сменить его — теперь он именовался Висенте Агилеро (в переводе с испанского — «шустрый, проворный»). Вот, да — герой наш вполне оправдывал свою фамилию, являя собой образец шустроты и проворности. Полное имя художника звучало так: Висенте Играфио Мария Агилеро Молино — как видим, он, согласно местным обычаям, включил в него имена отца и матери, урождённой Марии Малининой.

Видимо, какое-то природное обаяние, умение подать себя сыграли решающую роль в том, что Викентий всегда, где только возможно, оказывался приближенным к «сильным мира сего»... но, возможно, что-то ещё. Обе дочери в своих воспоминаниях отмечали его доброту и покладистость, весёлость и некоторую бесшабашность — словом, человек умел нравиться окружающим. Да и талантами не был обделён. Но всё равно — этого маловато для попадания в «высший круг» — а это было и в Линце, и в Берлине, и в Аргентине...

В Буэнос-Айресе Висенте Агилеро обжился, обустроился и обзавёлся новой семьёй, взяв в жёны художницу Риту Бетанкур, которая, по сложившейся традиции, была даже не на 30, а на целых 37 лет моложе его. В браке родились сын Мигель и дочь Розита. Рита Бетанкур и её младшая сестра, Пилар, в замужестве Васкес, в своё время популярная джазовая певица, а в особенности — дочь Розита впоследствии поспособствовали восстановлению биографии и сохранению творческого наследия аргентинского периода жизни нашего героя. Висенте преподавал в художественном колледже Вальдеса, писал картины и портреты на заказ, участвовал в выставках.

В провенансе большинства картин аргентинского периода, кроме пейзажей, обозначено совместное авторство Риты Бетанкур и Висенте Агилеро. Даже на тех, где изображена Рита. Стилистически они действительно отличаются от всего, написанного ранее Шустровым. Со слов дочери Розиты, они действительно работали вместе. Ряд картин написан лично Ритой Бетанкур — возможно, с правками и под руководством более опытного мужа. Это касается и изображений «ню» их дочери Розиты — видимо, из этических соображений. Хотя в те годы ещё не слишком заморачивались на эту тему — вспомним-ка творчество советских художников-соцреалистов Чернышева, Самохвалова, Пахомова, Тимошенко (можно посмотреть здесь).

Смотрим работы аргентинского периода.




Рита в спальне


День рождения Риты-1


День рождения Риты-2


Рита в саду-1


Рита в саду-2


Рита в саду у беседки


Рита после пробуждения


Рита ранним утром


Рита на пляже Мирамар




А это Пилар, сестра Риты, которая привнесла, пожалуй, едва ли не наибольший вклад в популяризацию творчества Висенте Агилеро и сохранение его творческого наследия. Парадный портрет с витиеватым названием обозначен как принадлежащий кисти Висенте, остальные две картины — плод совместного творчества Висенте и Риты.




Портрет Пилар Васкес Фигероа, великой певицы наших дней, звезды клуба «Золотой муравей», по завершении работы над которым была распита большая бутылка текилы
(Retrato de la senora Pilar Vazquez Figueroa, la gran cantante de nuestros dias, estrella del Club "La Hormiga de Oro" , y al final de este retrato se bebio una gran botella de Tequila)


Отдых после купания — Марта и Пилар


Пилар в Мирамаре




Теперь подборка с Розитой. Кисти Висенте Агилеро принадлежит только первая картина, она же самая целомудренная, датированная 1965 годом, когда Розите было 13 лет. Следующая картина, датированная тремя годами позже, и написанная явно как «сиквел» первой, официально принадлежит кисти Риты Бетанкур, как и все остальные картины с Розитой, кроме «Розиты в душе», где обозначено совместное авторство.




Розита в саду (грёзы)


Розита в саду


Две подружки-купальщицы


Розита в пруду


Розита у кромки воды


Розита на морском берегу


Розита в душе




Как я уже писала выше, Висенте Агилеро как-то очень быстро вдруг оказался «своим» в свите президента Аргентины Хуана Перона. Хотя наш Викентий предпочитал особо не светиться — в любой момент могли всплыть нежелательные для него подробности его жизни в Берлине и дружбы изве