Если наркоманию нельзя победить, ее надо возглавить. По такому принципу живут миллионы людей, которые ежедневно проводят эксперименты со своим здоровьем. Сегодня в России не менее 2,5 млн человек употребляют наркотики. 70% из них – молодежь до 30 лет. Причем, пробовать их начинают в 11-12 лет – эта устрашающая статистика была озвучена на заседании Госсовета в Иркутске.

Когда говорят про то, что наркоманов в России 2,5 миллиона,  то речь идет только о героиновых наркоманах. Статистики по зависимым от дешевого кодеиносодержащего «крокодила», который помимо минутного «кайфа» «сжигает» людей заживо, и тем, кто плотно сидит на «синтетике» (бутират, экстази, амфетамин), не существует в природе. 

«Я вытаскивала сына десять лет. Обращались и к психологам, и знахарям, и  программу детоксикации проходили, и за границу  отправляли в частную клинику. Не заметила особой разницы между его пребыванием в наркологическом отделении государственной больницы и курортом, на который я потратила почти полмиллиона рублей. Ломку и там и там снимают медикаметозно: одни вещества заменяют другими. Потом он все равно начал колоться», - говорит москвичка Наталья К. По ее словам, избавлением, как бы кощунственно это не звучало, стала только смерть сына…

Такие истории – неединичны. Матери наркоманов устали сдавать в ломбард все ценное, жить в полуопустевших квартирах и  читать вместо женских журналов брошюру: "Что делать в случае передозировки". Но пока дети живы, они ищут способы их спасти. Кто-то, как Наталья, выбирает дорогие клиники, кто-то православные общины, а кто-то отправляет детей на Урал, в реабилитационные центры, организованные фондом "Город без наркотиков". (ГБН)

© Фото автора.

Фонд, возглавляемый бывшим депутатом Госдумы 4 созыва Евгением Ройзманом,  часто становится объектом критики СМИ. Журналисты  утверждают, что в центрах ГБН над наркозависимыми издеваются, привязывают к кроватям и морят голодом. Но, несмотря на эти утверждения, попасть туда на реабилитацию очень сложно: запись на несколько месяцев вперед. В Екатеринбург едут из России, СНГ и дальнего зарубежья. Едут – сказано мягко: иногда родители привозят туда своих чад со связанными руками и ногами – чтобы не убежали.

Бойцы с «дурью»

Свердловская область – первое место на карте России, где простые люди объявили войну наркоторговцам. В 2000 году здесь был самый большой народный сход (10 тысяч человек) против "барыг" (наркоторговцев),  распространяющих смертельно опасное зелье. В 90-е годы наркотиками там, как и в других городах России, торговали повсюду. На первенстве Свердловской области по футболу не играли команды игроков 1977, 1978, 1979, 1980  годов рождения. Их просто не из кого было набирать. Одним из создателей фонда стал бывший наркоман Андрей (Дюша) Кабанов,  который, оказавшись в тюрьме в 90-е годы, решил для себя, что страшное слово "ломка" - врачебный миф, а наркомания – не болезнь, а духовная распущенность. Сегодня Кабанов служит в православном храме, а его сподвижник Евгений Ройзман, известный резкими высказываниями в адрес правоохранительных органов, по его мнению, не борющихся с наркомафией,  продолжает руководить фондом. По сути, Ройзман создал боеспособную добровольную армию борцов с наркоманией, поскольку основная деятельность фонда – не столько реабилитация зависимых,  сколько пресечение деятельности наркоторговцев. За 11 лет существования фонда его сотрудники  создали мощную базу данных по наркотической ситуации в России в целом: на пейджер, телефон доверия и электронную почту "ГБН" поступают сообщения из разных городов страны. Базой фонда пользуются в МВД, ФСБ, Госнаркоконтроле.

В Екатеринбурге о Ройзмане и его "бойцах" знают даже таксисты.

- Раньше у нас улицы и подъезды шприцами были усеяны. Мой брат тоже под «замес» попал – умер в 2000-м. А сейчас спокойно стало – гулять можно. Фонд расчищает город от этого дерьма. 

- А про случаи жестокого обращения с наркоманами слышали? - спрашиваю я.

- У вас, видимо, никто не колется, девушка, а я насмотрелся на всю оставшуюся жизнь.  С ними рассусоливать нельзя – вон, мой друг, у которого пацан на наркотики подсел, дома клетку железную построил, и посадил его туда на два месяца. Жрать давал через решетку, как собаке. Зато теперь вся дурь из башки ушла - не колется.

Под такой "жизнеутверждающий" рассказ приезжаю в офис ГБН по адресу Белинского, 19. Встречаю подполковника милиции в отставке Елену Попову. В фонде она  - "одна за всех": принимает звонки, ведет базу данных по реабилитантам и раздает задания «бойцам» - экс-наркоманам, которые теперь ездят в рейды, чтобы задерживать наркоторговцев и "нарколыг" (так они презрительно называют тех, кто продолжает колоться). Телефон Лены разрывается на части: вот звонит бабушка, которая сообщает, что в подъезде стойкий  химический запах – просит разобраться, затем - рыдающая мать откуда-то с Севера: "Умоляю, заберите сына без очереди". Затем приходит парень: "Хочу деньги оставить – 2 тысячи рублей на деятельность  фонда". Поговорить с Леной толком не получается – иду к "бойцам".

По многим не скажешь, что когда-то они были зависимы от наркотиков – розовощеки и упитанны. С упоением поедают пиццу, баранки и консервы. Никто не хочет говорить, пока не получит разрешение от Евгения Ройзмана или его заместителя Евгения Маленкина, которые уехали по делам.

- Мы журналистов не любим. Иногда приедут, вопросов  назадают, а потом пишут, что мы и не говорили. Столько … на  на нас уже вылили.

К моему счастью, вскоре появляется Маленкин.

- Без вас и говорить не хотят –  прямо, как в армии, - замечаю я.

 - Не обижайтесь, мы открытая организация, готовы показать и рассказать все. Просто часто в погоне за сенсациями журналисты говорят о нас разные небылицы.

 - Например?

 - Ну что все наши действия – передел наркорынка, что берем баснословные деньги.

 -А деньги берете?

 - Берем. 7 тысяч рублей в месяц за реабилитацию и не отказываемся ни от какой материальной помощи, которую дают частные лица.

 - А размер помощи?

 - Кто  тысячу рублей даст, кто триста тысяч – кто сколько сможет.

 - Куда уходят эти деньги?

- На содержание офиса и реабилитационных центров (300 тысяч рублей в месяц аренда плюс «коммуналка») и оплату труда «бойцов» (от 10 до 20 тысяч рублей в месяц), а также на бензин для машин, на которых они патрулируют «точки».

Евгений включает компьютер и показывает «Живой Журнал» Ройзмана:

 - Смотрите, здесь отчет о том, куда мы деньги тратим, статистика по наркомании и много всякой информации, которая полностью открыта для общественности.

Затем – переходит на портал местного телевидения, который транслирует сюжеты о многочисленных рейдах фонда. Смотреть это неподготовленному человеку, на самом деле, жутко. Беременные «крокодиловые» наркоманки, с распухшими, гниющими ногами, леденящие душу истории о том, как цыганка-наркобарыга прятала во влагалище около килограмма героина.  На мое заявление, что хотела бы принять участие в работе фонда лично, следует ответ:  "Да не вопрос. Ребята, берите ее в рейд".

© Фото автора.

Рыба ищет, где глубже, а нарколыга – где пакет

…Сажусь в машину к Мише по кличке Изя. Он  уже год работает «бойцом», а до этого приходил в себя от десятилетнего употребления героина в одном из центров «Города без наркотиков». Миша – крепкий 30-летний мужчина. На рейд поехал из бассейна: после реабилитации спорт в его жизни играет важную роль.

- Сейчас мы направляемся в один из микрорайонов. К нам поступила информация от человека, который  хочет сдать наркобарыг. По его сигналу известно, что торговцы  спрятали дозу в трубу у одного из подъездов. Мы должны дождаться того, кто придет за ней и задержать.

- А зачем спрятали – почему так не могли передать?

-  Они сейчас боятся так делать, поэтому оставляют в условленном месте, а нарколыги заранее переводят деньги через терминалы на счет, то есть покупают, не видя товара. 

- И как часто ты так вот сидишь в засаде?

- Почти каждый день. Я уже участвовал в 300 разных операциях.

Миша не скрывает своего презрения к наркотикам и наркоманам. Из-за этого он потерял самое дорогое, что было в жизни – семью. Жена не выдержала его пристрастия к героину и сбежала от Миши вместе с маленькой дочкой. Оглядываясь назад, он не понимает, почему так  глупо тратил лучшие годы на наркотики.

- Я сам из Находки, был моряком, плавал в Японию – даже язык выучил. Но уже тогда кололся и даже умудрялся прятать героин от японских таможенников. Когда корабль приходил в порт, я выбрасывал пакет на берег. Таможенники смотрели – все нормально. А я вылезал, подбирал дозу и мог спокойно колоться, пока мы стояли в порту. Потом с женой и дочкой поехали в Израиль – у меня там мама. Но там я не стал работать, а открыто признал, что наркоман, и состоял в метадоновой программе.  (В Израиле практикуется лечение героиновой зависимости метадоном – тоже наркотиком, но с более длительным сроком привыкания).

Поняв, что парень пропадает, семья забила тревогу и отправила его на реабилитацию в Екатеринбург. Вот уже год он  - «чист»…

Вот так, беседуя, мы сидим в Мишиной машине в засаде и напряженно всматриваемся в темноту. Кажется, за дозой никто не придет. Через час у подъезда останавливается машина. Из нее выходит худощавый человек, идет к крыльцу, садится на корточки и что-то увлеченно ищет. Миша заметно нервничает и звонит милиционерам: без их участия у него нет права никого задерживать. Приезжают оперативники. Миша выходит из машины, громко кричит: "Стоять" и набрасывается на человека сзади. В это время прибывший на подмогу второй автомобиль фонда перекрывает путь машине, на которой худощавый мужчина приехал за дозой.  Первая реакция задержанных (водителя и пассажира) – отказ от показаний. Миша берет видеокамеру и, светя  им в лицо, задает вопросы: кто они, зачем они здесь, что хотели найти. Задержанные не признаются. Их везут в отделение милиции. Там – совсем другая картина.  После недолгих препирательств мужчины раскалываются, что искали у подъезда «легалку» (курительные смеси).

 - А ты знаешь, что «легалки» больше нет – ее запретили? - интересуется милиционер.

- Не знаю.

- Ну вот – теперь знаешь, - ласково говорит страж порядка и заполняет протокол…

Выхожу в коридор с одним из сотрудников отделения. Он не хочет говорить на диктофон, но признается, что "ребята из фонда очень помогают в работе". Позже рассказываю об этом Мише.

- Не удивляюсь: с нашей помощью у них, действительно, хорошие показатели, - улыбается он.

Сотрудники ГБН отправляются дальше, а для меня полночный рейд завершен. Завтра новое испытание - поездка в один из реабилитационных центров, расположенных в поселке Изоплит.

© Фото автора.

Семь тысяч в месяц за голод и труд

Реабилитационный центр – неприметное здание на охраняемой территории. Также здесь – автомастерская, небольшой слесарный цех и православный храм, построенный руками реабилитантов.  Меня встречает москвич Руслан – «старший» по центру. Здесь почти год – приходит в себя после героина. В его обязанности входит принимать новых пациентов. Одновременно в центре могут находиться 150 человек. Большая часть из них поступает «на карантин». Это большая палата с двухъярусными кроватями, где люди месяц «отдыхают» от наркотиков. Страшное слово «ломка», про которую часто говорят сами наркоманы и врачи, - по словам зависимых, похожа на симптомы сильного-пресильного гриппа. Крутит ноги, руки, спину, скачет температура, сильный насморк. Надо пить много воды, чтобы выгонять из себя отраву, и спать. Именно этим и занимаются «на карантине». Захожу в комнату: по углам иконы, фоном работает телевизор, люди отдыхают. Никаких следов веревок и наручников не наблюдается. На кроватях журналы, книги, где-то в углу ребята переговариваются о чем-то своем.

- Как самочувствие? - спрашиваю у одного из новобранцев, 28-летнего Алексея из подмосковного города Видное.

- Более-менее.

- Сколько здесь?

- Два дня.

- Нравится?

 - Пока не пойму. Но полежу – не могу больше колоться.

«Не могу колоться» - главный месседж большинства ребят, попавших сюда по своей или родительской воле. Распорядок дня у тех, кто месяц полежал на карантине, весьма жесткий: подъем, завтрак без изысков (каша и чай), работа (кто в мастерской, кто на кухне, кто в центре и на его территории). Многие в 25 лет, наконец, учатся стирать свое белье и носки. Родителей на Изоплит не пускают: информацию от своих детей они могут получать через письма и телефонные звонки.

© Фото автора.

Наркозависимым рекомендуют жить здесь не менее года (84 тысячи рублей за весь период реабилитации). Для сравнения: нахождение в частных клиниках стоит от 100 до 600 тысяч рублей в месяц. 

- Устойчивая ремиссия (воздержание от дальнейшего употребления) – у  60 - 80 процентов ребят, которые прошли реабилитацию в течение года. Те, кто ушел раньше, могут вернуться к прежней жизни, и такое, к сожалению, случается нередко, - констатирует он.

«Город без наркотиков» в масштабе страны

Возвращаюсь в офис «Города без наркотиков», где проходит родительское собрание. Не протолкнуться. Женщины с уставшими лицами задают вопросы сотрудникам. Лейтмотив большинства монологов: "Мой сын не такой, как все. С 7 лет играл на скрипке, а в 15 – закончил художественную школу". "Ваш сын – нар-ко-ман, поймите это, наконец, и перестаньте его жалеть", - чеканит Евгений Маленкин. Матери понимающе кивают головами.

 "Мой сын уже был на Изоплите три месяца, не выдержал, вернулся и сорвался. Сначала начал пить, потом снова колоться. Меня избил, и я ему сказала: «Ты мне не сын, мне все равно, что с тобой будет». А он взял и изобразил, что вскрывает вены на моих глазах, потому что я не дала ему 300 рублей на «крокодил». А я просто отвернулась и ушла. А потом жаль его стало, пока он спал, позвонила в фонд и попросила его снова забрать на Изоплит",- рассказывает женщина с очень уставшими глазами.

Забрали. Реабилитируют.

"Пожалуйста, не бойтесь и сообщайте нам все, что знаете о барыгах, которые подсадили ваших детей на наркотики. Мы проверим все случаи, примем меры. За то время, как существует фонд, мы посадили за решетку 3 тысячи барыг-распространителей, - обращается к родителям  Маленкин. - Никто ни в Госнаркоконтроле, ни в МВД, ни в ФСБ не может оспорить тот факт, что мы работаем. Но мы работаем, отчасти, и благодаря вам. Да, мы не скрываем своих радикальных взглядов и выступаем за пожизненное заключение их под стражу, потому что они хуже маньяков. Маньяки убивают несколько человек, а эти  -  сотни молодых пацанов и девчонок". 

После собрания удается поговорить с Евгением Ройзманом:

"В 140-миллионной стране никто толком не занимается проблемой наркомании, поэтому нет четкой статистики: сколько точно в России наркозависимых и какой процент смертности от наркотиков. Еще в 2002 году я говорил о поголовном тестировании на наркотики, потому что собственными глазами видел, что в некоторых районах Свердловской области – половина парней наркоманы. В 2004-2005 году, когда был депутатом Госдумы, настаивал на пожизненном заключении для наркоторговцев. Они наносят огромный вред экономике страны – я не устаю повторять об этом. Вся информация, которая поступает в фонд в виде звонков и сообщений, обрабатывается, проверяется, передается в прокуратуру и делается достоянием СМИ. Наша работа заключается в том, чтобы инициатива снизу стала инициативой сверху. То, что удается делать в масштабе города, планируем сделать по всей стране. В ближайшее время начнем социальный эксперимент – «Страна без наркотиков». Для этого создадим единый телефон, на который человек из любой точки России сможет позвонить и рассказать о том, какая ситуация с наркотиками в его регионе, городе, деревне".

Ройзман и его сподвижники уверены:  победить наркоманию можно. Главное – мотивировать людей говорить, а власти – реагировать. Правда, для эффективной работы нужны изменения в законодательной базе (например, ужесточение наказания за распространение и употребление наркотиков, а также признание наркозависимых временно недееспособными, чтобы они не могли совершать юридические сделки и помещались на реабилитацию принудительно). Но главное, по мнению екатеринбургских наркоборцев, чтобы общество, наконец, перестало считать наркоманов  больными и жалеть их. Потому что, если считать наркоманию болезнью, то очень и очень странной: больной «кайфует», а его близкие страдают…  И, кстати,  вера, голод, труд, жесткая дисциплина в качестве способа встать на путь истинный – вам это ничего не напоминает? Я далека от того, чтобы считать ГБН – монастырем, а его сотрудников святыми. Но… я видела усталые глаза матерей наркоманов.