Голда Меир, "Моя жизнь"

shi_ra — 10.08.2023 Прочитала автобиографию Голды Меир и потрясена. Уже две недели под впечатлением.
Многие моменты меня просто поразили. Например, её воспоминания о том, как она в возрасте 5-6 лет плакала, потому что мама кормила её сестру её кашей. Настолько бедна была семья, что родителям приходилось выбирать, кого из детей важнее накормить в данный момент.

Или момент, как они приехали в Израиль в 1921 г., пришли на обед к друзьям, и котлеты там пахли мылом. Оказалось, что кусок мыла упал в "бесценный" фарш. Фарш был настолько дорог, что о том чтоб его выкинуть нельзя было и помыслить. Так и съели котлеты с мылом.

Позабавило воспоминание Голды Меир о своей матери:
...однако у нее была очень сердившая меня привычка заявлять, что в Милуоки все хуже, чем в Пинске. Например, фрукты. Кто в Пинске мог есть фрукты? Во всяком случае, не наша семья. Но мама продолжала восхвалять все, что было «дома», а я со временем научилась не взрываться каждый раз, когда она делала это.

Уже в который раз встречаю упоминание об оперном театре в Афуле. Например, отец Голды Меир собирался переезжать именно в Афулу, потому что там "будет построен первый в Палестине оперный театр"

Очень интересны её воспоминания о том как она была послом в России:
Прожив в гостинице неделю, я поняла, что если мы немедленно не начнем жить «по-киббуцному», то останемся без копейки. Цены были невероятно высоки, первый гостиничный счет меня совершенно оглушил.
И тогда они решили готовить сами, посуду они купить не смогли (её просто не было) и одолжили в гостинице, а продукты они покупали на рынке. И хотя она ни слова не говорила по-русски, была очарована вежливостью, искренностью и теплотой простых русских людей. (не иначе там товарищи майоры подсуетились)

меня как социалистку поражало то, что я наблюдала в этом так называемом бесклассовом обществе. Я не верила своим глазам, когда, проезжая по московским улицам, при сорокаградусном морозе, увидела, как пожилые женщины, с тряпками, намотанными на ногах, роют канавы и подметают улицы, в то время как другие, в мехах и на высоких каблучках, садятся в огромные сверкающие автомобили.

Удивила невероятная наивность:
С самого начала мои комнаты по пятницам были открыты для посетителей. Я надеялась, что местные люди будут, как в Израиле, заходить на чашку чая с пирогом, но это была наивная надежда, хотя традиция пятничных вечеров сохранялась долго и после того, как я покинула Москву. Приходили журналисты, приходили евреи и неевреи из других посольств, приходили заезжие еврейские бизнесмены, но русские — никогда. И ни разу, ни разу — русские евреи.
Потом, правда, она поняла причину. Удивлялась тому, что люди из Израильского посольства, у которых в СССР остались родственники, не могли с ними увидеться.

Рассказано о статье Эренбурга в «Правде», опубликованной прямо перед Рош-ха-Шана. В статье он популярно объяснял, что государство Израиль не имеет никакого отношения к евреям Советского Союза, где нет еврейского вопроса и где в еврейском государстве нужды не ощущается. Государство Израиль необходимо для евреев капиталистических стран, где процветает антисемитизм.
И отважный ответ тысячей советских евреев на эту писанину, увековеченный на банкноте в 10 шекелей (1985-2000).

Интересно описана встреча Голды Меир с Эренбургом:
Эренбург был совершенно пьян — как мне сказали, такое с ним бывало нередко — и с самого начала держался агрессивно. Он обратился ко мне по-русски.
— Я, к сожалению, не говорю по-русски, — сказала я. — А вы говорите по-английски?
Он смерил меня взглядом и ответил: «Ненавижу евреев, родившихся в России, которые говорят по-английски».
— А я, — сказала я, — жалею евреев, которые не говорят на иврите или хоть на идиш.

О зажравшемся Гистадруте и забастовках (речь о 1969-73 гг.):
Что-то происходило с профсоюзными массами, основой Гистадрута; что- то происходило со здравым смыслом израильских рабочих, и я не могла и не хотела об этом молчать. Никто сильнее меня не верил, что профсоюз не только может, но и обязан защищать права рабочих и призывать к забастовке, если переговоры затягиваются или соглашение не может быть достигнуто. Но когда соглашение подписано, то его надо выполнять, а не предъявлять немедленно новые требования, и тем, кто не находится в самом низу национальной экономической лестницы, нужно понимать, что повышение зарплаты в первую очередь должны получать наиболее нуждающиеся... Да израильским врачам, медсестрам и учителям приходится нелегко экономически, но все-таки они могут продержаться, тогда как низкооплачиваемые при постоянном росте инфляции и дороговизны без повышения зарплаты не выживут. Что может быть проще этого рассуждения?

Особенно несочувственно я относилась к забастовкам жизненно важных служб в стране, находящейся в состоянии войны. Вряд ли я должна объяснять, как нелегко было мне решиться запретить забастовку больничного персонала. Но не было другого способа избежать возможных в случае забастовки смертей, и я стиснула зубы и издала приказ о запрещении.

И о шестидневной войне. Постоянно подчёркивается, что границы 1967 г. - самоубийство для страны. Постоянно говорится, что цель арабов - не мир с Израилем, а его уничтожение.
Еще два замечания по поводу Шестидневной войны. Первое само собой разумеется, и все-таки я уже знаю, что надо снова и снова повторять, ибо есть люди, не понимающие, что мы провели эту войну столь успешно не только потому, что вынуждены были это сделать, но и потому, что всей душой надеялись одержать такую полную победу, после которой больше не придется воевать. Если нам удастся нанести собранным против нас арабским армиям тотальное поражение, то, может быть, наши соседи, наконец, откажутся от «священной войны» против нас и поймут, что мир нужен им так же, как и нам, что жизнь их сыновей не менее дорога, чем жизнь наших. Мы ошибались. Арабы были разбиты наголову, они понесли тяжелейшие потери — но и это не помогло им осознать, что Израиль не исчезнет с карты мира просто для того, чтобы оказать им услугу. И второе, о чем я бы хотела напомнить читателям: в июне 1967 года и Синай, и Газа, и Цисиордания — на запад от Иордана, и Голанские высоты, и Восточный Иерусалим — все находилось в руках арабов, поэтому смешно сейчас говорить, что причины напряженности на Ближней Востоке и причины Войны Судного дня — присутствие на этих территориях Израиля — с 1967 года! Когда арабские государственные деятели настаивают, чтобы Израиль отошел к границам, существовавшим до 1967 года, можно спросить: если эти границы для арабов священны, то зачем было затевать Шестидневную войну, чтобы их нарушить?

И это ведь говорит политик из Мапай (Авода)! Где же теперь та Авода времён Голды Меир? Где политики, которым были важны интересы страны? И как мы дошли до жизни такой?

Ещё много книг прочла, но о них напишу попозже.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив