
Год «Франкенштейна».

Мне посчастливилось видеть этот обмен ролями 6 раз:
в самом начале марта, и 30 апреля и 2 мая - в дни завершения спектакля. Между ними еще была конференция «Франкенштейн. Вопросы и ответы» 20 апреля.
Когда-то довелось услышать мнение, что, по-хорошему, в биографию - или, говоря нынешним языком, в резюме - стоит включать не только реальные объективные события, но также и книги, однажды прочитанные и повернувшие жизнь, картины, зрелища, фильмы - все, что служит в жизни вехой. Таким событием стал для меня (для нас - об этом далее) спектакль «Франкенштейн» в Национальном театре.
Приближение к постановке Дэнни Бойла началось, что легко предположить, с лета 2010 года.
Как током ударило, когда начался «Этюд».
И не меня одну.
- Ты смотришь?
- Смотрю.
- Тебе это ничего не напоминает?
Звонил брат. Из другой страны. Мы одновременно смотрели «Шерлока».
Я замирала не только оттого, что мне нравилось то, что я видела или те, на кого я смотрела. Дело еще и в том, что на экране я узнавала те же приметы, которые вижу, каждый раз глядя в зеркало... you could cut yourself, slapping that face, curly short dark auburn hair... А тут еще свой привычный жест, поворот головы, оттенок улыбки.
К сцене в такси и именно в ней это ощущение узнавания уже так сконцентрировалось, что электризовало насквозь.
Но суть даже не в этом. Суть... в темпераменте, скорее всего? В характере? Словом, в том, что откликалось не поверх, а внутри. Со всеми причудами «высокофункциональной социопатии». Для нас обоих это стало надолго долгой темой. Наверное, как для всех, узнающих себя в противоречиях этого персонажа. SHERlocked. Как-то заранее. Со всеми руками и пальцами, соединяемыми у лица при размышлении. Со всей нетерпимостью ко всему, когда need a case. С готовностью искренне спросить Why should I have dinner if I wasn’t hungry? (это будет через 18 месяцев, но от этого не стало менее знакомым и узнаваемым). И смех на двоих - как на диване в Букингемском дворце. Поклон Моффату, Гэтиссу и всем остальным авторам - им в их симпатии к человеческой природе, внимании к ней, точном и тонком знании и умении чувствовать.
С того вечера началось мое усиленное внимание к «Шерлоку» и БК, и сочувственное внимание брата моим бдениям.
Насколько я понимаю, к зиме количество упоминаний БК в наших разговорах достигло того уровня, на котором «увидеть воочию» переросло из потребности в необходимость. И несбыточное стало неизбежным; фантастическое - реальным. Можно представить мою реакцию, когда брат вновь позвонил из города, в котором живет - из Лондона - и сказал: «Я взял билеты». С перестраховкой на 2-3 и 4-5 марта.
Мы оба шли туда, понимая, что нас ждет невиданное, но того, чем оказалась эта пьеса на сцене театра Оливье, представить даже по опубликованным подробным отзывам не могли.
Человек рождается. Рождается творение. Живое существо. «Создание» - человеческое существо, созданное рукотворно, гением Виктора Франкенштейна, единственного в мире нашедшего метод «сшить» из неживых тел подобие человека и вдохнуть в него жизнь. Эксперимент удался. На первом шаге. Создание рождалось на наших глазах из гигантской «матки», натянутой на каркасе на голой сцене.
С первой секунды его появления на свет, с того, как примет его этот свет, чьи руки и как дотронутся до него, что скажет первый услышанный голос, ему предписана встреча мира - желанный он гость или каждый его шаг от самого первого поползновения станет прорезанием самому себе раздирающей шкуру тропы? Создание рождается без свидетелей, замысленый человеческим разумом, он появляется, точно с первой минуты брошенным своим «отцом». Виктор, найдя его, не принимает эти «роды», не встречает свое творение, пугаясь его смертельно, отшатываясь от него в холодном поту. Кидая со страха плащ новорожденному на голову: «Стой! Стой там, не двигайся, не приближайся!»
Он будет просить мир согреть его. Создание, явившись в мир, как все мы, один на один с собой, поначалу стучалось в свой прежний дом - закрытый и теплый. «Впусти меня, мне нет на свете мест». Пытаясь ходить, вставая на негнущиеся ноги, он с полукриком-полуплачем стучался в свою прежнюю «нору». Отторгнутый ее упругой кожей, он падал вновь в слепящий и жесткий мир.
Но руки, создавшие его, к нему, если и прикоснутся, то с ужасом. Ужас станет тогда проклятием обоих. «Ты - главное мое творение. Но эксперимент пошел по неправильному пути». Создание вынужден будет один на один с миром «вочеловечиваться», стремительно распрямляясь, шагая, вдыхая воздух, слыша новые звуки, глядя вокруг и крича.
Создание будет радоваться всему ласковому в этом мире. Как любой ребенок. Ласкаться к траве, бежать за птичками. Глядя на это, не будучи родителем, поймаешь себя на мысли о том, как прекрасно наблюдать первые детские шаги.
Криком, возгласом, вдохом его собственный голос раздвинет его легкие и связки. На глазах у зрителей его гортань начнет раздирать и прокачивать голос, еще не способный произнести ни единого слова, потому что Создание оживает само, пока некому научить его.
Он будет даже собирать под свое крыло себе подобных - движущихся и живых. В нем, еще до слов вдруг вспыхнет желание защитить обиженное существо - уличную девку, на которую кто-то прикрикнул или замахнулся.
Пока кто-то не перебьет его. Ударит словом и делом. Еще не за что. Его напугает безумный локомотив, под который он едва не попадет, выбравшись из дома. Бродяги первыми прогонят его.
Если в минуты первых неудач, провалов и гонений, рядом с человеком может оказаться кто-то, кто подскажет, как можно ответить на первые удары судьбы, человек имеет возможность научиться выдерживать эти удары. Но для того, чтобы усвоить это, требуется время. И нужна правда. Вернее, точное слово о правде и лжи. Для утверждения правды, для усвоения истины, необходимо время. Если это время познания прервать, в судьбе того, кто не успел усвоить слов ни о правде, ни о лжи, ни о Добре и Зле, может случиться горе. Создание в пьесе встречает старый ученый - Де Лейси. Лишившийся зрения, он один слышит в Создании живое существо, не боясь его внешности. И берется обучить его грамоте. Слепой старый Де Лейси не успел рассказать Созданию о мире, его былях и легендах больше того, чем это можно вложить в память трехлетнего ребенка. «Есть в этом мире место для дружбы, и есть - для любви!»
Любовь привидится Созданию. Творение - твое с головы до ног, которое ты чувствуешь всем сердцем, всем, что в тебе внутри намешано. Она вся своя, только другая. С самого рождения в живом существе заложен порыв не быть одиноким. «Даже звезды на небе, даже птицы в небесах, у всех есть свои!» - Создание крикнет это потом своему «родителю», Виктору, бросившему его погибать одиноким.
Всяк одинок. Человек всегда один на один со своей жизнью и судьбой.
Однако бывает, что человек рождается не один. Создание было задумано в единственном числе. Рождаясь естественным образом, человек часто - можно сказать, чаще всего - приходит в мир один. Но бывает в жизни и природе и иначе. Бывает, что два существа, как две капли воды, похожие друг на друга, рождаются одновременно. Это уже не одинокое появление на свет. Но что тогда? Если уже в самом рождении он встречает того, кто с головы до ног - знаком? Кто, точно сосуд, точь-в-точь, похожий на тебя, заполнен той же гремучей смесью. Тогда всю жизнь вас будет трогать эта тема - «ты» во «мне» и «я» в «тебе».
Не одиноким имеет шанс родиться тот, кого ждут, кого еще до появления любят. Виктор пусть и ждал, ожидал появления, оживления своего Создания, но не любил. «Я не знаю, что такое любовь» - скажет он. Мечта или сон Создания о своей невесте пришла к нему, когда он еще не знал, что его творитель, отвергнув свое детище с первых минут, обрек его на муки одиночества.
Де Лейси не успел предупредить Создание о том, что люди с трудом и редко по-настоящему слышат друг друга. Наступил момент, когда «ребенок» - Создание, еще не ставшее «взрослым» - не хочет больше слушать. Его отвлекает первый снег. И вдруг, в минуту радости и восторга - от первой дружбы со старым Де Лейси, от первых снежинок - приходят те люди, которые в одночасье уничтожат теплые ростки сердечности в этом страшном и наивном «творении». В душе Создания и в жизни. «Есть место для любви!» - говорил ему Де Лейси. Но сын Де Лейси, едва увидев Создание, побьет его и прогонит прочь, испугавшись его уродства. «Ты обещал!» - вновь полуплач-полукрик, уже пронизанный угрозой за причиненную обиду, вырвется тогда у Создания. Лишаясь веры и надежды на радость, иное Создание может уничтожить и тех, кто его этой надежды лишил, и тех, кто рядом убеждал его верить. Зрячий сын слепого Де Лейси приняв Создание за недоброжелателя, избил его и выгнал прочь.
Создание сжег семью Де Лейси.
Эта история мести - несоразмерной за проявления людьми холодности и жестокости - будет повторяться теперь снова и снова. Люди лгут. Это значит быть человеком - это поймет и запомнит Создание. Ребенок - другой ребенок, Уильям, младший брат Виктора Франкенштейна, творителя Создания - отказавший «уроду» в дружбе, на той же тропе новоявленного существа тоже погибнет от его рук.
Погибнет все. От рук творителя и сотворенного.
Погибнет надежда на радость и любовь Создания, когда Виктор, не зная сочувствия, не отдаст ему по собственной прихоти недосотворенной невесты, уничтожив ее, не дав прожить ни секунды. Погибнет невеста Виктора, когда Создание, овладев ею, свернет ей шею. Погибнет Создание.
Как бы ни взывал он создать для него другое существо - такое же, но другого пола - «потому что я одинок!», ничто никого не спасет. В этом непрерывном процессе творения есть тайна, но нет любви. В этом непрерывном процессе разрушения.
«Я не знаю, что такое любовь».
Приговор Виктора своей вселенной. «Это твой мир!», провозгласит Создание.
Этот тот мир, в котором тот, кто по своей человеческой воле, прихоти, желанию, как Виктор, создал тебя, не может тебя любить. Тогда и ты - его второе «я» - любить не сможешь. Как бы ты об этом не выл на всю вселенную Франкенштейна.
В финальной сцене, на севере, куда Создание бежит после всех бед и где Виктор преследует его, чтобы поставить точку, все это повторится в словах обоих. Виктор, лишившись сил, теряет сознание. Создание пугается, подумав, что Виктор умер. Забыв все подлые словечки и интонации, какие он понахватал у людей, Создание пытается оживить его, как ребенок. Дергая, теребя, целуя его. Единственное живое существо, от которого он все время был зависим, от которого получил только месть за свое рождение. Как не странно, от этих теребящих объятий, после поцелуя в висок, после слез, после вопроса «Ты умер? А я? Я тоже умру?» Виктор приходит в себя. С одной только целью.
Что значит знать о том, кто такой же, как ты, все - чувствовать также, как он, едва ли не вместе с ним даже прикосновения, как на себе самом, начинать фразу и не договаривать, зная, как он ее продолжит?
Не быть одиноким.
К этому ли или подобному стремимся мы, желая быть понятыми? Услышанными, оцененными? Любимыми?
«Я хотел, чтобы меня любили». «А я? Я такой же, как ты?»
«Их двое, как в волшебных зеркалах»*.
20 апреля мы были на конференции «Франкенштейн. Вопросы и ответы».
Кульминацией для меня было признание, что колокол над нами - аутентичный, елизаветинского времени. Его удар - это как приветствие из того времени. Для меня Бен - шекспировский актер - и эта связка стала какой-то особенно мощной. То, что тогда и в том месте наши уши одновременно (и на каждом спектакле) «впивали» этот звук - звук «оттуда»...
Услышать этот звук можно на 2’ 25”:
30 апреля и 2 мая - прошли завершающие спектакли.
В марте и 20 апреля у Stage Door мы были достаточно близко к тому, кого ждали (в большей степени, я, разумеется). 30 апреля и 2 мая - вдалеке.
О том, какое чувство вызвало то, как Бен и Джонни тоже работали в этом спектакле, что от них оставалось после этого, уже было сказано.
Ровно год, как закончился этот спектакль.
Как считались дни, чтобы он поскорее закончился, потому что человек не беспределен.
Как считались дни до того, как пламенеющие пряди остались только на тех видео и фото.
Как было страшно. Как было холодно. Как было больно.
Прежде, чем настал май. И унес эти роли с собой, как букет за кулисы.
Такая отдача и удовлетворение дорогого стоят.
Творческая радость лечит, это так. Время тоже. Только помнится еще и



Именно это, заметное и замеченное - на сцене, на фото, у Stage Door - вызывает отклик в душе, отклик в жизни, отклик в собственном опыте, если вдруг такой оказывается, всплывает в памяти.
Потому что любая честная работа стоит своего. И стоит дорого. И оставляет след. В душе и теле.
При том, что каждый воспринимает это совершенно по-своему. Возможно, из-за привычки чувствовать сходным образом и охлаждающий воздух, и все удары и надрывы, воспринимались с содроганием. Как на себе.
* Имеет смысл добавить, что мы с братом родились с разницей в пять минут.
... you could cut yourself, slapping that face, curly short dark auburn hair...
Он - тот самый «
