Ещё раз о расстреле пленных

artyom_ferrier — 24.11.2022

Один добрый мальчик сказал: «А возможно, тот случай (где группа российских вояк сдавалась в плен, но один из них, предположительно, открыл огонь по украинцам, а в итоге с дрона засняты оказались дюжина предположительно трупов российских солдат предположительно расстрелянных украинцами) — это создание «алиби» для сдающихся?»

Он, этот паренёк, имел в виду, что украинцы, помня о недавно введённой в России уголовной ответственности за добровольную сдачу в плен, решили, по доброте душевной, подыграть своим узникам и инсценировать их смерть.

Кстати, в целом это имело бы смысл — выдавать пленных за убитых, чтобы ещё и раскошелить российский бюджет на страховые компенсации, подрывая его.

Но в данном случае, полагаю, не стоит «усложнять».

Нет, это не похоже на инсценировку гибели от разрыва снаряда или мины — как имело бы смысл инсценировать.

Это похоже ровно на то, на что похоже.

На то, что российские солдадитос сдавались, сложили оружие, легли, а когда вышел неожиданный оборот с этим «Маратом Казеем» - их пристрелили примерно там же, где они лежали.

Был ли это преступный хладнокровный расстрел заведомо безоружных и сдавшихся, или же правомерная реакция на сопротивление ввиду невозможности уточнить, кто сопротивляется, а кто нет… можно было бы сказать: “Покажет следствие», но — кого мы обманываем?

При таком раскладе — ни в какой стране мира следствие не покажет чего-то такого, что бы выставляло этих украинских бойцов преступниками.

Это ещё когда в Ми-Лай (Сонгми) амерские морпехи устроили бойню заведомо безоружных цивилитиков глубоко в тылу — следствие, скрепя сердце и скрипя зубами, вынуждено было хоть кого-то хоть как-то изобличить.

Но инцидент непосредственно на линии соприкосновения, когда численно уступающие украинские солдадитос должны были предполагать самое худшее и примерещиться им могло что угодно (уж тем более — после настоящих выстрелов по ним)?

Никаких шансов, что их признают виновными.

Хотя формально, конечно, стоило бы провести расследование — во имя цивилизованности.

Однако ж, что особенно меня умиляет — так это вездесущие и всеведущие комментаторы, которые не то что оружия никогда в руках не держали — но и на кулачках дрались в последний раз, дай бог, в школьной рекреации в пятом классе.

Тем не менее, конечно же, у них имеются исчерпывающие рекомендации на тему того, как должны вести себя бойцы на фронте в любой стрессовой ситуации.

«Поскольку огонь по ним открыл только один из солдат противника, то только его и надо было подстрелить. Да и нельзя сказать, что он проявил «вероломство», поскольку лично он заранее не давал никаких обязательств по сдаче в плен, а потому был в своём праве оказывать сопротивление. Но это не должно как-то ухудшать положение тех его товарищей, которые всё же выразили намерение сдаться в плен и предприняли действия в данном направлении, сложив оружие и улегшись на землю. Поэтому их трогать — было нельзя в любом случае».

Ну, это звучит примерно как: «Если в ночном парке вас обступили пятеро молодых людей и попросили закурить, а потом один из них попробовал ударить вас по голове, то именно ему вы и должны давать силовой ответ, но не его товарищам, которые пока ещё не проявили в отношении вас никакой враждебности».

Ей-богу, возможно, война кончится тем, что таких вот «экспертов по военному праву» - будут пиздить ногами с обеих сторон, и украинцы, и россиянцы (да ещё и лугандонцы будут пытаться присунуть пыром в темечко).

Вообще же, сам я — в душе романтик.

Я тоскую по галантным временам.

«Когда виктория очевидно ваша, извольте принять мою шпагу, сударь! - - Ах, право, что вы, шевалье: оставьте при себе свой клинок и благоволите ступать с миром. Я вполне доверюсь вашему слову, когда пообещаете не принимать участия во враждебных нам предприятиях».

И шевалье, возвращаясь домой и повстречав на пути своего генерала с пополнением, говорит ему: «Ах, право, был бы рад составить вам компанию, мон женераль, но, увы, связан словом, честным кавалерским».

А генерал в ответ: «О да, я понимаю. Ну что ж, до следующей войны, граф».

Да, очень мило.

И когда японцы выпустили команду «Варяга» с почестями под обязательство воздерживаться от участия в боевых действиях — это тоже было очень мило.

Тогда — японцам самим нравилось быть «рыцарями» (и тогда это определённо работало на их «пиар» в европейских кругах).

Правда, всего через сорок лет — они были уже далеко не так обходительны с пленными. Отряд 731 — и всё такое.

А самое примечательное, что и русское военное командование в начале двадцатого века — с пониманием отнеслось к обязательствам «варяжцев» перед «косоглазыми макаками» и даже не пыталось задействовать их на передовой.

Однако ж, в нынешних войнах, а особенно — конкретно в этой, СпеZопераZии, — кто-нибудь может себе представить, чтобы украинцы отпустили русских вояк под «слово чести», а те его соблюдали, а российское командование — отнеслось с пониманием?

Да тут дело даже не в том, что современный российский среднестатистический офицер даже приблизительного понятия не имеет о том, что такое «слово чести» и «честь» вообще (ну, иначе б не шестерил на этого Крысёныша, прикрываясь фиговым листочком «долга перед Отечеством»).

Дело в том, что когда войны начинают носить «народный» и «тотальный» характер — там все звереют, все становятся «прагматиками», а не «романтиками».

И мне не раз доводилось слышать от вояк (не только российских) рассуждения примерно такого рода:

«А зачем вообще брать пленных? Чтобы обменять на своих? Извините, но здесь дело упирается в банальную арифметику. На кону — победа. Для неё — нужна сумма эффективных военных средств. Возвращённые из плена наши парни — являют собой эффективное военное средство? Весьма возможно, что и нет. Они могут быть сломлены морально, а то и физически. Они могут иметь «стокгольмский синдром». Их повторная отправка на фронт — может вызвать осуждение в обществе, ведь они и так «настрадались». Соответственно, их ценность для дела борьбы — весьма небесспорна. И да, возможно, нет никакой их вины в том, что они оказались в плену. Но что бесспорно — они уже не имеют особой ценности как боевые единицы, будь они хоть в плену, хоть и возвращены оттуда. Можно сказать, они — as good as dead. И спорный вопрос, кому повезло больше: тем, кто реально погиб, или тем, кто попал во вражеский плен, — но это и не важно. А важно, что те живые бойцы, которые у тебя под рукой — вот они-то имеют ценность. И рисковать ими ради того, чтобы нарастить обменный фонд и выдернуть из плена тех бедолаг, кого угораздило туда попасть? Да если в плену находится кто-то реально ценный из наших — проще подкупить тюремщиков и устроить побег».

«Что ещё хорошего во взятии врагов в плен? Наш гуманизм подрывает их мотивацию, служит приглашением к сдаче вместо отчаянного сопротивления?

На это можно взглянуть и по-другому.

Вот есть парень во вражеской стране. И видя, как мы охотно берём в плен и как гуманны с пленными, он считает: «Ну и ничего страшного, если меня забреют в солдаты. Будет капать жалование, весьма изрядное, а коли припечёт — так я подниму руки и буду отъедаться галушками под горилку в плену».

«Реальность же такова, - продолжает собирательный образ жёсткого военного мужчины, - что этого парня и не направят на передовую. Большинство армейских должностей — вовсе и не связаны со службой на передке. Тем не менее, они тоже необходимы для работы военного механизма».

«Поэтому, возможно, лучше отвадить этого парня вовсе от того, чтобы шёл на военную службу — чем чтобы шёл на неё с мыслью о возможной и комфортной сдаче в плен. Уж пусть лучше сразу стреляет в брюхо военкому — всё больше толку».

Да, доводилось слышать такие речения.

Ну и что я могу сказать?

В этом есть некоторый прагматичный здравый смысл, но война (и любые иные формы человеческого взаимодействия) — это такая штука, где нельзя всё же руководствоваться исключительно(!) «стерилизованной прагматикой».

Иначе — очень легко продолжить список «разумных мер во имя нашей победы».

Скажем, вот нужно повысить эффективность полевой хирургии.

Так давайте использовать пленных для натаскивания докторов и фельдшеров.

Вот берём пленного (а то и — цивилитика, захваченного на вражеской территории), делаем в нём пулевые дырки — а юные медики их зашивают.

Этого не делали даже немцы во Вторую Мировую? То есть, они ставили, конечно, неэтичные эксперименты в своих концлагерях, но всё же не подстреливали пленных «поточным манером» для практики своих полевых врачей?

Ну, сентиментальные слюнтяи эти немцы. А так-то ведь понятно, что врач, поимевший практический опыт в тех или иных операциях — ценнее того, который имеет лишь теоретический опыт. И вот пойди дождись, чтобы армейскому хирургу выпал раненый с конкретными какими-то повреждениями, чтобы набить руку на их лечении. Но если намеренно делать такие повреждения пленным да давать выпускнику медучилища практиковаться на них — он поедет на фронт уже поднаторевшим «эскулапом на все руки».

Однако ж, повторю, даже немцы во Вторую Мировую этого не делали. Даже японцы, насколько в курсе.

Ну, слишком уж это было бы цинично, слишком уж одиозно.

Это, возможно, вызвало бы душевную травму вплоть до тремора рук у самих тренируемых врачей, когда бы прямо перед ними беззащитным людям простреливали бы коленку - «А теперь давай чини сустав».

И уж тем более такие затеи — создали бы безусловно «инфернальный» ореол вокруг той силы, которая практикует подобные методы.

И пусть в короткой гонке они позволяют получить некоторое преимущество, но в долгой — эта сила просто лишается всех мыслимых симпатизантов.

Это становится для всех «зашкваром», симпатизировать таким отморозкам, которые вот до такой степени «прагматичны» ради своей победы.

Ибо всем становится понятно, что вот сейчас они разделаются со своими нынешними врагами, не гнушаясь никакими средствами, а дальше?

Им можно верить в их миролюбивых заявлениях? Им можно верить хоть в чём-то, когда они совершенно открыто демонстрируют, что реально готовы использовать любые средства для достижения своих целей, что у них нет вообще никаких моральных ограничений?

Сущность, которая демонстрирует полное отсутствие моральных ограничений, а лишь готовность следовать прагматической целесообразности — они неизбежно подчёркивает свою абсолютную недоговороспособность.

Поэтому я и мои друзья считаем, что в долгой гонке — всё-таки рулит гуманизм, даже если на каких-то участках он кажется… «избыточно усложняющим».

При этом, прошу понять правильно.

На войне — по-любому приходится иногда делать не очень красивые вещи, которыми трудно гордиться.

Иногда — приходится и убивать безоружных.

Вот для меня лично некоторая дилемма — связана с эпизодом из Apocalipsis Now, где американский патрульный катер, доставлявший этого капитана-«смершевца», решил обыскать встречную вьетнамскую «шаланду», и там девочка побежала к своему щенку, а американский пулемётчик стреманулся (это к вопросу о том, как оно реально бывает в напряжённых ситуациях на фронте) — да и покосил всех вьетнамцев.

Но девочка осталась жива, хотя ранена, и этот капитан, Мартин Шин, который изначально был против затеи с досмотром той лодки — добивает девочку из своего кольта.

Так вот я — до сих пор не знаю, смог бы я сам сделать так же.

В смысле, добить раненую девочку, когда её доставка в госпиталь — существенная угроза миссии.

Нет, ну в наших кругах — просто сама по себе ситуация была бы невозможна.

Если этот катер имеет задачей доставку меня (в смысле, Moi, Меня Любимого) для рандеву с Марлоном Брандо, это значит, что я там — Главный. И я им говорю, чего можно делать, а от чего воздержаться.

И если я говорю, что не надо досматривать эту лодчонку, не надо отвлекаться — то в нашем корпоративном вокабуляре нет слова «приказ».

У нас есть только просьбы.

Но наши местные шутники — сподобились ввести градацию по степени просительства.

«Просьба

Уважительная просьба

Коленопреклонённая просьба

Мольба

Контрольная мольба в голову»

И вот если капитан катера, приданного моей персоне для моей миссии, начинает углубляться в какие-то побочки, которые, на мой взгляд, угрожают моей центровой миссии — что ж, я бы не сразу, конечно, вышиб бы ему мозги (тут не надо слишком резких движений), но — дал бы понять, что это очень реальная тема, что за мной нисколько не заржавеет это сделать, если у нас тут такие суровые проблемы со взаимопониманием.

Таким образом, просто и не дошло бы до необходимости пристреливать раненую девочку.

Вообще, конечно, любому нормальному человеку, когда он не находится во власти того или иного психоза, - неприятно убивать безоружных.

Но, как говорит один мой знакомый, полковник — «И лишних котят топить тоже неприятно».

Котята — они и вовсе лапочки, они уж точно ни в чём не виноваты. Кроме того — что лишние.

Но человек — это не котёнок.

Человек — это самая умная обезьяна, а потому — человеку можно найти такое применение, которое бы оправдывало сохранение ему жизни.

Во всяком случае, желательно всегда иметь это в виду, всегда стремиться искать такое применение, в меру возможностей.

Иногда спрашивают что-то вроде: «А вот если ты, Тёма, руководишь разведгруппой, и во вражеском тылу вы взяли какого-то солдатика, безобидного и милого, как котёнок, допросили его, но дальше-то — что? Неужто не «притопишь»?»

Ну, я-то — постарался бы найти ему достойное применение. Нагрузил бы дезой да отпустил бы на все четыре стороны — понимая, что он очень скоро окажется в лапах «ихней» контрразведки. Это — было бы полезней, чем его мочить.

Но — тут нет никаких универсальных рецептов, в действительности.

И я бы не стал осуждать того спецназовского командира, который счёл бы за лучшее ликвидировать этого пленного.

Но я бы ждал от него признания, что это была печальная(!) необходимость.

Если же он, извините, дрочит на то, как он карал и миловал людей, и особенно карал, и всё как-то изощрённо — ну, это больной ублюдок, значит.

Ситуативно — можно допустить, что придётся иметь с ним дело, но — это будет просто неприятно. И — никакой заинтересованности в том, чтобы он вышел живым.

А так-то — вся наша жизнь есть полотно из компромиссов, сотканное на станке конформизма.

Сохранено