Еще история

топ 100 блогов tatiana_gubina28.10.2017 Смертельный страх я испытывала один раз в жизни. Нет, разнообразные страхи всяко случались, начиная со времен счастливого детства, от лёгкого испуга до эдакого, как в книжках пишут - «желудок скрутило словно ледяной рукой», ну и была парочка ситуаций, когда я понимала, что если прямо сейчас чего-то не предприму, то всё будет плохо — с любым исходом, но в тех я бояться не успевала. А в тот раз — вот именно то самое. А вообще-то это смешная история.

Снимали мы тогда домик — не тот, что я неоднократно упоминала в книжке, а другой, позатейливей. Домик был в поселке — не стандартно-коттеджном, где все одинаково, а в стародачном, я вообще люблю такие места, где все вперемешку — тут дворэц с башенками, а там — развалюшка на курьих ножках. Живописно. И люди встречаются разные — а я люблю встречать разных людей.

Участки там были «нарезанные» из когда-то больших и просторных, узкие, и разделенные по большей части не деревянными заборами, а сетками — видимо, чтобы избежать ощущения что живешь «в туннеле». Сетки давали ощущение пространства, хотя и резко уменьшали приватность — соседей было видно и хорошо слышно. По леву руку от нас жила супружеская пара, проводящая долгие летние дни в гендерной борьбе — жена утверждала свое превосходство путем пристраивания мужа к разнообразным сельско- и просто хозяйственным работам, а он называл супругу «Лялечка», и пытался спорить - «я же уже все сделал», и откровенно ненавидел свое зависимое положение, и выражал протест распитием бутылочки пива за кустом.

По праву руку жила старушка. Вот написала и подумала — а чего я ее старушкой назвала, не такая уж она была старая. Но назвать ее хотелось именно так. Была она маленькая, скорее крепенькая, как-то одновременно и плотная и жилистая, впрочем точно сказать было трудно — одевалась она так, как одеваются женщины в возрасте «мне теперь кроме кустов смородины ничего больше не надо», и платочек какой-то всегда был при ней — завязанный сзади, а из-под платочка — сероватые прядки.

В обращении она была по-соседски милой, аккуратно-дружелюбной, и как будто чуть стеснительной, и при этом такой — слова лишнего ей не скажешь. Как будто граница ее окружает — и граница та пожестче, чем обычно бывает. Стальная такая, пожалуй, дверь — не то чтобы ее видишь или даже ощущаешь, а так — легкий набросок в воздухе, почти неуловимый.

Дом у нее был деревянный, на первый взгляд самый обычный — никаких архитектурных излишеств, ни тебе карнизика, ни ставенок, ничего такого. Двухэтажный. Повыше нашего — трехэтажного. Деревья у нее так росли на участке, что с нашей стороны видно было только крышу. Как-то я к ней зашла в калитку — она пригласила, что-то дать хотела, проворковала - «я быстренько», и оставила меня там, у калитки, и было это непреложно, вроде она мне и не говорила – мол, стой вот тут, дальше не ходи, но отчего-то идти дальше казалось неправильным. Как будто если шаг шагну, то какую-то границу переступлю, которую переступать вовсе даже не надо.

Дом оказался в глубине — тропинка четко протоптанная, немного с поворотом, и крыльцо — очень высокое такое крыльцо. Нет, не то чтобы я высоких крылечек не видала. Но отчего-то отложилось — вот это высокое. И дом сам оказался гораздо больше, чем я ожидала — тогда-то я и подумала, что он ведь выше нашего, и контуры его были отчего-то массивны, и это тоже не вязалось с обычным впечатлением от деревянного дома. Нет, никаких бревен, простенькая такая облицовочка. Интересный дом. Великоватый для одинокой хозяйки — впрочем, на участке у нее еще кто-то мелькал, и вроде был какой-то помощник, и люди какие-то к ней приходили, но жила она одна. Урожаем с нами делилась, говорила — куда мне столько, я же одна.

Кстати об урожаях — на участке у нее чего только не было. И яблони, и та же смородина, и крыжовник — это я видела, рядом с забором росло. Иногда мельком из окна второго этажа глядела, как соседка свое хозяйство обихаживает. А обихаживала она его очень четко. И опять-таки, вот это ощущение четкости — откуда? Начнешь вглядываться — да нет, ничего такого, делает чего-то там со своими кустами. Как-то раз у калиток столкнулись, она и говорит — это я там облепиху собирала. Я не поняла, говорю — где там? Она мне - когда вы на меня из окна смотрели, это я облепиху собирала — и тон такой, да никакой, просто сказала. И опять — ну сколько я там на нее смотрела, и она головы вроде не поднимала. Заметила. И сказала, что заметила. Четко так обозначила. Ничего особенного, конечно, сказала и сказала. Не то чтобы меня любопытство разбирало — если задуматься, ну чему там любопытничать, такая вот она на свой лад. И отчего-то — уважение. Ничем не обоснованное, логически необъяснимое. Живет себе старушка среди крыжовника.

Те соседи что слева, ни любопытства ни уважения не вызывали, по вечерам ругались, по выходным мадам в гамаке отдыхала, а супруг ее вокруг на цирлах ходил и чего-то там к чему-то прибивал, злясь лицом. Мы на них посматривали, они на нас, хотя по взаимному молчаливому соглашению не разговаривали — при такой близости размещения и символическом сетчатом заборе малейший разговор тут же превратил бы наше пространство в «коммунальную кухню». Я в выходные сидела в доме — уж очень давило присутствие чужих людей, а муж, обладающий полезным даром искренне не замечать ближнего своего, вольготно располагался на шезлонге и проводил там часы летнего времени. Я выносила ему чай на подносе, с плюшками, и взоры левых соседей обращались к нам — властная супруга смотрела так словно не видит, а ее покорный раб - с нескрываемой завистью. Я, почуяв «театр», ставила поднос с великим тщанием, и хлопотала, и взбивала мужу подушечку, и спрашивала — не нужно ли чего еще, милый? Ты только скажи, я принесу. Раб зеленел, его властительница презрительно отворачивалась.

Как-то раз мне понадобилось срочно уехать. Ничего особенного, но сложилось так, что я не успевала вернуться к приходу дочки, а ключей у нее отчего-то не было. А ехать надо было обязательно. Мне пришла в голову мысль — оставить ключ соседям, а дочке — записку, где его взять. День был будний, у левых соседей было тихо – видимо на работе. Надежда была на соседку справа. Я повыглядывала из окна — нет, в саду не видно. Ну мало ли что не видно, может в доме сидит, она же вроде на работу не ходит. Я отправилась к ней.

Толкнула калитку — та оказалась незапертой. Меня это не особо удивило — на участке у нее жил немецкий овчар. Собак он был примечательный. В собаках я понимала — у меня самой была немецкая овчарка, и в дело ее воспитания и установления правил, границ и послушания было вложено немало труда — когда живешь в городе и выгуливаешь крупную собаку по урбанистическому пейзажу, это необходимо. Я в целом знала — чего можно ждать от собаки, а чего нельзя, и что управление даже самым умным животным имеет пределы. Моя немка не была идеалом — и по наследственности, и по, увы, ошибкам в воспитании, она могла сорваться в лай там где это было совсем не нужно, и еще она каким-то своим чутьем различала людей, которые мне не нравились — и вот тут она уже не лаяла, а молча скалилась, и шерсть на загривке поднималась, когда я увидела это в первый раз, мне стало не по себе, я тогда подумала что я не хотела бы быть тем кому это адресовано. Впрочем такое случалось редко, и не могу сказать что я была против. Хотя, конечно, эти ее проявления я не контролировала.

Старушкин пес был другой. Он был большой — раза в полтора больше чем моя овчарка. Крепкий, широкий такой. С очень густой шерстью, чуть пушистой — это могло быть примесью, а может оброс потому что жил на улице. И он был очень спокойный. Такой очень-очень спокойный. Я его и видела-то пару раз — он прогуливался по передней части участка — оттуда уходили две тропки, одна к дому, другая к сарайчику. У забора у него был вольер с навесом. Он был не просто спокойный. Такого рода спокойствие я встречала у собак два раза в жизни, этот был второй. Вокруг него тоже была эта незримая граница — такая же как у его хозяйки. В тот первый раз, когда я к ним заходила и ждала старушку, он подошел ко мне вплотную, постоял. Я протянула руку — погладить, я обычно на автомате глажу собак, которые тычутся в ногу — этот не тыкался, и не то чтобы обнюхивал, просто стоял очень близко от меня. Когда я его погладила, он принял это без эмоций, как будто сказал — я знаю что у людей так принято, я даю себя погладить, так надо. Я ответила — извини, я могла бы этого и не делать, случайно вышло. Он постоял, кивнул — или мне показалось что кивнул, и пошел к своему вольеру.

В этот раз я зашла на участок, сделала пару шагов. Пес неторопливо шел ко мне. Вид у него был как будто даже дружелюбный, и хвост пару раз качнулся вправо-влево. Так, как будто он специально его качнул, по своему хотению — я отбросила эту мысль, собаки виляют хвостом инстинктивно. Я с ним поздоровалась, и покричала в сторону дома — есть кто-нибудь? Никто не откликнулся. Я сделала еще пару-тройку шагов. Пес шел со мной, у ноги — так ходит собака, которая в контакте со своим хозяином. Или если хочет поиграть и тычется в тебя — ну давай поделаем что-нибудь интересное, или почеши меня, ну что-то такое, от чего весело. Я осмотрелась — была видна дверь дома, на двери был замок. Хороший такой замок, амбарный, крупный. Видный такой. Да, не судьба. Внезапно я заметила, что в сарайчике, в глубине двора, дверь открыта настежь. Я обрадовалась — ну вот, хозяйки нету, а этот ее помощник по хозяйству у себя, ему-то ключ и оставлю. Я бодро двинулась к сарайчику.

И вдруг поняла что что-то не так. Что я не могу дальше идти. Что рядом со мной стоит пес, на задних лапах. Вплотную ко мне, слева и чуть сзади. И у него открыта пасть. И его зубы располагаются на моей шее. А его клык — на моей вене. Нет, он не вцепился мне в горло. Он вообще практически меня не касался. Он именно расположил свои зубы так, чтобы сомкнуть их как надо — если что. Если он решит, что их надо сомкнуть. Я и чувствовала только этот клык — очень легкое касание там где бьется пульс.

Сначала я не поняла. И попыталась повернуть голову. Пульс стал чуть ощутимее. Я поняла что голову поворачивать не надо. Одновременно у меня шло два потока мыслей. Я соображала — а что собственно произошло. Он же вроде был не против, что я зашла. Он меня видел раньше, и знал кто я такая. Он вильнул хвостом. Что случилось? Но эти мысли были не самыми главными. Основная мысль была — он сейчас прокусит мне горло. Он его прокусит, если решит что так надо. И в этот момент я испытала смертельный страх — я останусь тут лежать с прокушенным горлом, и никто не знает где я. И мне некого позвать на помощь — да и как звать, когда эти зубы нежно касаются твоей шеи, а вдруг зов — это тоже то, что не надо делать? Да и некого мне звать, у нас никого нет, и тех, левых и неприятных, тоже нет. Сколько там кровь из прокушенной вены вытекает — я была не в курсе, но интуитивно казалось что получаса хватит. И все.

Я двинулась к выходу. Вот прямо так, как стояла — с поворотом головы в сторону сарайчика, нога идет вбок, ровно к калитке. На всякий случай я приговаривала — все, уже никто никуда не идет, я ухожу. Он умудрялся идти со мной в синхроне — тоже не меняя положения тела, переступая задними лапами — сейчас я думаю что со стороны это было впечатляющее зрелище, человек и собака, делающая свою работу. Я прошла шага три-четыре, и он неожиданно меня отпустил. Я удивилась — я ждала что мы пойдем так до калитки, впрочем я ничего особо не ждала, я просто двигалась по единственно возможной траектории, и был только пульс на шее, и и чуть-чуть его шерсть, и где-то там — калитка, до которой надо дойти.

Я стояла на земле этого двора, и рядом со мной стоял пес, спокойно так стоял, уже на всех четырех лапах, молча, за все это время он не издал ни звука — сволочь, хоть бы предупредил, эта мысль смешивалась с чувством счастья от того что он больше не держит меня за шею. Мне пришла в голову мысль, что я, видимо, пересекла какую-то границу — невидимую. Этот пес так работает — пока посетитель находится там где разрешено, все мирно и чудесно, и собаки виляют хвостами и дают себя погладить. Если ты сделал лишний шаг — тебя просто берут за горло. Видимо, предполагался и следующий этап — если бы я.... а вот что? - дернулась, закричала, пошла бы не в том направлении? И как на самом деле все это было бы — если соседка смогла научить своего пса действовать так ювелирно, так ведь и истекшие кровью тела ей тоже на участке вряд ли нужны. Мне было интересно — что же там дальше-то? Но я была не сказать как рада, что проверить мне не пришлось.

Я постояла там еще чуть-чуть, приходя в себя. Сказала ему — ну что, я пойду? Приговаривая — ну вот, я ухожу, я пойду, я уже ушла. Вышла за калитку. Дошла до дома. Порыдала. Умылась. На шее была небольшая ссадина — чуть содрана кожа, чуть красно вокруг.

Домашние меня, конечно, спросили — откуда у меня на шее ссадина. Мне пришлось рассказать, хотя я бы предпочла этого не делать — мне очень не хотелось, чтобы у моих близких возникли нехорошие чувства к овчару. Рассказывала я им о том что произошло — с искренним восхищением — и собакой, и его хозяйкой. Вот как? Как можно умудриться обучить собаку так... так невероятно. Я понимала как можно сделать что собака знает даже условные границы и не пускает — это легко, ну встанет там куда дальше нельзя, ну рычать будет. Я понимала как натаскать собаку хватать за горло — именно хватать. Я понимала что собака может не лаять. Я не понимала — как работает эта собака. Я бы поклялась, что в нем не было ни капли агрессии. Он был очень спокойный, и дружелюбный. На чем основано это его точное, беспощадное движение — на разуме? На понимании? Но как?!

Старушке я тогда ничего не сказала. Я подумала — а зачем? И что я ей скажу — я зашла к вам на участок с самыми бытовыми намерениями, а ваш собак взял меня за горло? Я знала как она мне ответит — она выразит совершенно искреннее расстройство неприятным инцидентом, и очень по-соседски извинится, и скажет что-нибудь про собаку — ну типа что с него взять, сторожит тут... Яблочек принесет, вареньица — ну вы уж не обижайтесь... А если я начну расспрашивать — как это она сделала, она ведь не скажет.

Я рассказала ей потом — когда мы оттуда уезжали. Сказала ей о своем восхищении ее собакой — оно было объемным и таким и осталось, но не сказала о тех нескольких мгновениях смертельного страха, которые я испытала. Она улыбнулась — чуть более ехидно чем я ожидала, хотя слова были точно те что я предполагала. Аккуратно и четко поизвинялась, посожалела о неприятном инциденте. Посетовала — что ж вы сразу не сказали. Предложила яблочек.

Оставить комментарий

Предыдущие записи блогера :
14.10.2017 ...
23.09.2017 Про детку.
Архив записей в блогах:
Три четверти украинцев никогда не покидали пределы родины, пишет в свежем выпуске издание Корреспондент. Эксперты считают, что домоседы, имеющие искаженные представления о мире, не могут качественно изменить к лучшему жизнь в своей стране. А ...
даже если это и было. сначалО сие надо было Придумать! сначала придумать.а потом..высечь море плетками).. рубануть гордиев узел)..растоптать ханскую басму) лично нацепить на себя корону) но были и гениальные безымянные пиарщики..имя твое неизвестно, но дело твое  живет и побеждает! Кт ...
Язык цветов на Востоке составил целую науку "селам". Гортензии в Японии выражают скорбь, а в других странах они наделены свойством отгонять болезни и несчастья. А вот советы болгарского культуролога М. Тодоровой. Гиацинты, гвоздики, хризантемы вручаются замужней женщине, чтобы ...
Смотреть это видео Про полицию и ...
Комраден, просветите кто в курсе. Давно не участвовал в купле продаже авто, возник вот такой вопрос: продавец, ссылаясь на занятость предлагает оформить договор купли продажи авто у нотариуса и там-же внести нового владельца в ПТС. Утверждает что ...