ЕДВА ПРЕДЕЛЫ ИМЕЮЩЕЕ МОРЕ


Вы вот это учили наизусть в школе?
Из Ломоносова?
"Карл Пятый, римский император, говаривал, что гишпанским языком с Богом, французским - с друзьями, немецким - с неприятелем, италианским - с женским полом говорить прилично.
Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми говорить пристойно, ибо нашёл бы в нём великолепие гишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италианского, сверх того богатство и сильную в изображениях кратость греческого и латинского языков".
Всегда занимало, по какому же поводу Ломоносов такое написал.
И когда?
20 сентября 1755 года вышла "Российская грамматика", которую и создал наш "человек-университет" Михайло Ломоносов:

Она разработана на основе знаменитой Грамматики русина Мелетия Смотрицкого.
По Смотрицкому обучался и сам Ломоносов, и все русские люди.
Причём с 1619 года, то есть (ко времени Ломоносова) уже полтора века:

Однако эта Грамматика учила всё-таки церковнославянскому языку, далёкому от живой речи:

Однако все ценные находки Мелетия Смотрицкого Ломоносов сохранил.
Например, оставил те же названия падежей, частей речи, времён глаголов и пр. – то есть не стал изобретать велосипеда, как и положено в науке.
Примеры склонения по падежам у Смотрицкого:

Для русского же языка Грамматика Ломоносова была первой.
То есть учёный дал своим соотечественникам самое насущное.
Живой русский язык с "великолепием гишпанского" существовал - но законов его никто толком не разумел.
А уж писали вообще, как кому бог на душу положит:

Ломоносов не только разработал чёткие правила русского языка, но и обозначил его реальное состояние.
Именно последнее вызывает сейчас бурю страстей.
Ломоносов считал, что русский язык 1755 года имеет три наречия.
Учёный их знал не понаслышке.
Итак, по его наблюдениям, было наречие северное (поморское) - это наречие детства Ломоносова, он сам был как раз помором; малороссийское – наречие учителей Ломоносова в Москве и Киеве. наречие Малороссии; московское – наречие столиц и жителей центра России.
Архангельск, главный порт допетровской России.
Там говорили на поморском наречии:

Киев, где, по Ломоносову, говорили на малороссийском наречии:

Москва, Кремль.
Здесь говорили на московском наречии, ставшем в государстве основным:

Сейчас некоторые считают, что именно Ломоносов "пропихнул" московское наречие в главные.
Мол, вот потому-то оно и получило официальный статус государственного языка империи.
Да, Ломоносов писал:
"Московское наречие не токмо для важности столичного города, но и для отменной красоты прочим справедливо предпочитается".
Но Ломоносов просто констатировал факт: московское наречие русского языка давно стало языком государственных документов и распространялось вширь.
При этом живая русская речь была уже богата и развита, и странно было бы в столице вводить что-то иное. Скажем, малороссийское. Переучивая многие тысячи людей.
Вот письмо Петра Великого (1721).
Оно написано не как-то иначе, а именно по-русски – по Ломоносову, на московском наречии.
Аккуратные строчки писаны кем-то из секретарей под диктовку, а нервная неразборчивая скоропись в конце и подпись – собственноручные, Петра:

Но от императора Петра вернёмся к императору Карлу.
Так вот, именно в Предисловии к своей Грамматике Ломоносов и поведал русским читателям о полиглоте Карле Пятом Габсбурге, "властителе полумира".
Этот император - тот самый меланхоличный и надменный рыцарь с портрета Тициана:

Он в самом деле знал языки, о которых пишет Ломоносов.
И в самом деле острил о них в том духе, который передал Ломоносов.
Правда, русский учёный опустил (как несправедливое?) кусочек этого bon mot Карла - что по-английски с лошадьми "говорить пристойно":

Карл неистово соперничал с Англией и потому терпеть не мог ничего английского:

Свою Грамматику Ломоносов посвятил и представил человеку совсем иного века - великому князю Павлу Петровичу, сыну Екатерины и Петра III.
Будущему российскому императору:

Правда, хоть как-то оценить такой дар великий князь никак не мог.
Павлу тогда едва исполнился год:

Что вырастет из него русский Гамлет, странный и непонятый монарх, никто тогда и предположить не мог.
Как не мог предположить страшного конца этого ангелоподобного младенца.
Ведь на троне ещё блистала Елисавета, дочь Петра Великого:

Её племянник и наследник Пётр Фёдорович (пока ещё не Третий, не "бессчастный") и его жена Екатерина Алексеевна (ещё нисколько не Великая) - родители Павла - не ладили между собою.
Хотя на этом портрете они просто два голубка:

Однако они ещё не враждовали до смертоубийства.
Не мог знать Ломоносов и того, что российская грамматика даже взрослому Павлу будет глубоко неинтересна.
Как и словесность как таковая.
Вот быть магистром Мальтийского ордена – другое дело, это его увлекало:

Кстати, титул маленького Павла в том 1755 году выглядел в высшей степени экзотично.
Труд Ломоносова посвящён "великому князю Павлу Петровичу, герцогу голстейн-шлезвигскому, стормарнскому и дитмарсенскому, графу ольденбургскому и делменгорстскому и прочая".
Хотелось бы и о "прочая" узнать - что за диковинные владения ещё за ним числились.
Но главное и удивительное вовсе не это.
А то, что к середине XVIII века на русском языке ещё не было создано ничего из того блистательного, великого и всесветно прославленного, что появилось позже.
Творения писателей той поры кажутся нам теперь неловкими, натужными и оттого забавными.
Часто скучноватыми.
Часто косноязычными.
Вот герои известной трагедии А. Сумарокова "Хорев" (1747):

Хорев не фамилия, а имя главного героя, более известного нам как Хорив.
То есть это брат легендарного Кия, основателя Киева.
Сюжет из русской истории.
О своей любви Хорив слогом Сумарокова говорит так:
Открытие сие мя паче тяготило,
Что слово на него ни разу не польстило,
Но кая красота мне язву подала
И во отчаянном уме моём жила.
Всё поняли?
Однако Ломоносов, как истинный знаток сути вещества и ценности материалов, был уверен: золото - язык – у нас уже есть.
Не родились только мастера, чтобы с ним совладать.
Пока он сам лучше всех писал по-русски:

Странным образом эта уверенность в богатстве и огромных возможностях русского языка в тот век буквально носилась в воздухе.
Это удивительно: живая русская речь в своём развитии опережала литературу, была куда ярче её и яснее.
Русская свадьба XVIII века:

Княгиня Екатерина Дашкова в 1783 году стала Директором Санкт-Петербургской Академии наук и художеств:

Женщина на подобном посту - впервые в мире!
Неслыханное дело по тем временам.
Энергичная и талантливая княгиня организовала ещё и Российскую Академию - специально для создания Словаря русского языка и упорядочения русской грамматики.
На открытии этой Российской академии она прямо заявила – вслед Ломоносову:
"Российский язык красотою, изобилием, важностью и разнообразными родами мер в стихотворстве, каких нет у других, превосходит многие европейские языки, а потому и сожалительно ...»
Что сожалительно?
Что владение речью и особенно письмом пока не на высоте.
Приходится мучиться, читая "Хорева".
Правда, во времена Екатерины Великой чтение уже стало модным.
Императрица эту моду всячески насаждала.
Если раньше на портретах в руках у дамы мог быть только веер или в крайнем случае цветок, то теперь появилась и книга.
Воспитанница и золотая медалистка Смольного института Екатерина Молчанова как раз с книгой.
И это не молитвенник и даже не роман.
На её столе прибор для физических опытов – свидетельство серьёзных интересов девушки:

Екатерина Великая не только поддерживала образование.
Она и сама обожала писать письма и сочинять сказки, юмористические заметки, стихи и даже "подражания Шакеспиру", хотя большим литературным талантом не обладала:

Однако русских сочинений в те времена было крайне мало.
Зато переводы с немецкого и французского, а то и с латыни, наконец-то посыпались, как из рога изобилия.
Вся образованная молодёжь – тогда в основном то были офицеры - взялась благое дело просвещения.
И не без успеха.
Например, вон ту книжечку с зелёной закладкой – "Правила учтивости" - перевёл с французского "Лейб-гвардии Преображенского полку подпрапорщик Пётр Калязин":

Сейчас таких подпрапорщиков и даже прапощиков не водится.
Княгиня Дашкова труды переводчиков всячески нахваливала:
"Сильное красноречие Цицероново, убедительная сладость Демосфена, великолепная Вергилиева важность, Овидиево приятное витийство и гремящая Пиндара лира не теряют своего достоинства; тончайшие философские воображения, многоразличные семейственные свойства и перемены у нас пристойные и вещь выражающие речи".
Это она, конечно, у Ломоносова мысль взяла, из того же его Предисловия к Грамматике, только чуть переделала - как будто знала теперешний закон об авторском праве.
Так, метафоры поэта Ломоносова - скажем, что русский язык это "едва пределы имеющее море"- она опустила.
Никто бы не поверил, что княгиня сама такое могла сочинить:

Однако суть та же.
Оригинальная русская литература, по справедливому мнению княгини, всё никак не достигала уровня европейской.
"До какого бы цветущего состояния довели россияне свою литературу, если бы познали цену языка своего" - сетовала княгиня.
Разумеется, на портрете она среди книг:

Кстати, была она ярой англоманкой.
И при этом столь же страстной патриоткой - тогда одно другому ничуть не мешало.
Вот она - опять же с книгой - на памятнике "Тысячелетие России" в Новгороде:

Поколение Дашковой жаждало русской литературы, достойной русского языка.
Но пришлось подождать.
Совсем немного.
Появились Державин, Карамзин, Крылов.
А самом конце бурного и так многое попробовавшего впервые XVIII века наконец родился Пушкин.
|
</> |