Дом: мелодия 1 и 2

alfare — 28.02.2023 - 1 -

Я много раз писал этот рассказ, но никогда у меня не получалось показать всё, что было на самом деле, правильно. История менялась снова и снова.

Но основа у неё одна, это дом. Дом, который я называю моим. Он считается моим ровесником, то есть, построен в тот же год, когда я родился. На самом деле, я этого не знаю, мне так сказали. Я не помню, когда я родился, это было с кем-то другим. И я не видел, как появился дом.


Об этом доме мне когда-то снились странные сны. За его стенами были другие комнаты, продолжающие дом, в обычном мире этих комнат не существовало, но во сне они были самими главными. В этих комнатах была пустота и Время. Пространство этих комнат лежало вне обычного, нашего времени, и поэтому было неуязвимым. Даже если наша Вселенная исчезнет – окружающее дом пространство останется, потому что время в нём не движется. Когда я попадал в эти комнаты, я чувствовал в абсолютной безопасности. Знаете, раньше я вообще не понимал, что это такое – абсолютная безопасность. Только оказавшись там, понимаешь это. Я и сейчас не смогу вам объяснить смысл этих слов. Когда мы находимся в обычном мире, нам может только казаться, что мы свободны от. На самом деле мы просто не чувствуем того давления хрупкой материальной реальности, которое присутствует всегда. И только в потаённых комнатах-пространствах остановленного времени ты понимаешь, что такое абсолютная безопасность. Это неудачное выражение, я знаю. Оно у вас ассоциируется со слабостью, бегством, нервной неустойчивостью. Нет, всё намного сложнее. Пока мы живём, множество неосознаваемых нами тяжестей копится у нас над головой. Как говорил герой какой-то книги, я чувствую, как столб воздуха весом восемнадцать тонн каждую минуту давит на меня… Вы чувствуете эти восемнадцать тонн воздуха? Нет? А они есть… они давят. Так всё, что мы пережили неосязаемо давит на нас в обычном мире. Только в пространстве остановленного времени мы можем одновременно оставаться собой и не чувствовать тяжести реальности.

В доме были не только эти комнаты-отражения. Были ещё подземные пространства, сочетающие в себе необъяснимое соединение страха тьмы подземелий и – парадоксально! – тоже свободы. Время там существовало, кроме того, подземные пространства были населены, они не были пустыми. Свобода там образовывалась за счёт какой-то странной текучести реальности. Наверное, это были владения Хаоса.

А ещё в доме был Верхний этаж. Он показался мне самым удивительным, потому что там не существовало не только времени, там не существовало даже меня самого, и всё же я оставался существующим. Я продолжал существовать в каждой частице этого пространства-времени, мог находиться там и тут, внизу и вверху, близко и где-то очень далеко, под потолком. Я чувствовал тепло и видел свет, хотя вряд ли у меня там было тело… впрочем, это не проблема, если бы я захотел – тело бы появилось. Я до сих пор не знаю точно, чем был этот этаж дома, возможно, он был Прошлым по Ту Сторону, тем особенным местом, которое существовало до моего появления на свет.

В этой реальности в доме обыкновенно царит тишина. Иногда шумит дождь или ветер, еле слышно шуркают секундной стрелкой часы или заводится мышь. Надо напомнить, что из нескольких комнат я пользуюсь в основном одной. Это особенная комната, она всегда как бы пыталась отгородиться от другой части, других комнат. Она самая маленькая, в ней больше всего меня, я стянул туда большую часть себя самого.

Ещё в доме есть кухня. Если моя маленькая комнатка – это голова, душа дома, то кухня – его сердце, там расположена печь. Печь – это очень важно. Она даёт тепло и на ней готовится еда. Тепло можно сымитировать электричеством, и еду можно сварить на плитке, но всё это будет ненастоящим, чтобы в этом убедиться, достаточно хотя бы один день зимою не топить печь.

В доме есть "зал". Большая комната. Главная. Когда-то он был центром Вселенной. Там стоит диван, на котором я, маленький, ползал, когда ещё не умел ходить. Потом я там спал, ещё с родителями, болел, там мы всей семьёй встречали гостей и смотрели телевизор. На этом диване умер мой отец. Мама умерла на другом диване, который потом отдали сестре.

В этой комнате был большой стол, который при гостях раздвигали. Один раз там была свадьба и два раза похороны. На столе я устраивал игры, самой лучшей из которых была игра в город, когда я строил на столе замок-лабиринт из всевозможных вещей, которые только мог натащить, от детского баяна до вазы с искусственными цветами. Ещё на столе когда-то я устраивал театр теней.

Зал был тоже городом. Ещё он был миром, где диван был одной страной, стулья были островами, стол, трельяж, тумбочка с телевизором – были другими странами, а палас на полу был морем. На паласе происходили путешествия и битвы, просто так и на картах.

А самое главное – в Зале ставили Ёлку. Ёлка была удивительна тем, что в ней сосуществовали тьма и сияние. И бесконечная глубина. И запахи иных миров.

Сейчас Зал стал похож на одеревеневшую мумию. Осенью, зимою и весной он закрыт, чтобы печке было проще нагревать мою маленькую комнату. Он стоит полутёмный, полупризрачный, не живой и не мёртвый. Тишина там совсем другая, не такая как в моей части дома.

…кстати, Верхний Этаж представал для меня отражением именно Зала.

Ещё в доме есть спальня. В этой комнате никогда ничего не происходило, кроме сна. Сейчас там стоят два шифоньера, наш и бабушкин, совсем старый, если не путаю, его сделал дедушка. Ещё там стоят две железные кровати. На одной лежит гостевая перина, на другой просто всякий хлам. Пол в спальне проваливается, там прогнулись половицы, образовав что-то вроде зловещей впадины. Эта впадина образовалась ещё лет тридцать назад, ещё при маме, пол всё собирались перестилать, но так и не собрались. В спальне самая пустая пустота, самая глухая тишина и самая чёрная тишина. Этой комнаты как будто вообще нет в этом доме, она принадлежит не совсем ему. В ней есть что-то дальнее и мертвенное, хотя ничего страшного там не происходило, если не считать моих детских ночных кошмаров, когда я болел и когда я спал на другой, небольшой кровати, на которой почему-то мне особенно часто снились кошмары – кровать эту потом вынесли в летнюю кухню.

Правда, я ещё помню и свет. Самые светлые утра мира я встречал именно в этой комнате, просыпаясь раным-рано, солнце светило в юго-восточное окно, краски ослепительно сияли, сиял линолеум на полу, и пол был горячим, и пылинки кружили в потоке солнечного света, и мир был бесконечным, а где-то далеко-далеко, в другой части вселенной, мама возилась на кухне: цедила надоенное утром молоко, топила печь, что-то мыла, варила.

Переходя из комнаты в комнату, я будто перемещаюсь в пространствах. Именно в такой последовательности, где спальня – самый дальний, самый отдельный, самый потаённый и потерянный мир. Глухая восточная стена за самым древним, самым старым, наверное, старше меня, ковром, который не снимали лет сорок, наверное, не заканчивает дом. В каждом настоящем доме есть такая стена, за которой дом продолжается в других пространствах.

В каждой комнате дома – своё время. Как вы уже догадались, если переходить из моей комнаты в зал, потом в спальню – будешь смешаться во времени. Впрочем, "смещаться" – не вполне правильное слово. Это не будет означать, что я перемещаюсь в Прошлое, например. Скорее, это можно сравнить с веером миров, ну, знаете, эверетт там, все дела… Но тут, возможно, не совсем эвереттовская система. Разницу трудно объяснить, я попробую. Зависимость и связь между реальностями, сжатыми в пучок в центре этой вселенной, сфокусированы в какой-то трансцендентальной точке (простите, я почти уверен, что это слово здесь не совсем уместно, но другого, более подходящего случаю, я просто не знаю), и эта точка является центром всего бытия. Она не во мне, хотя как-то связана со мною. Возможно, она в доме, но тогда я не знаю, как это объяснить и показать. Возможно, эта точка – какой-то Лабиринт, подобный лабиринту Амбера, я его пока не отыскал, набредая лишь на его отражения.

Я хочу сказать, что дом может менять всё мироздание. Ты можешь однажды проснуться, выйти во двор и обнаружить, что всё вокруг неуловимо изменилось. Возможно, это сместилось время, но не только, потому что ни в одном из времён я не вспомню тех Изменений, которые мне случалось увидеть, когда дом скользил по реальностям.

Всё однажды может стать другим, когда ты проснёшься. Вопрос в том, что ты потом обычно возвращаешь всё на места. Ты можешь увидеть во дворе другие деревья, выйдя за калитку – заметить, что улица изменилась, можешь даже обнаружить, что за забором находится другой двор, которого раньше никогда не было ни в одной из реальностей. Самыми удивительными были случаи, когда дома двоились, наслаиваясь друг на друга, и я мог ходить в соседний двор и дом, которые были всё тем же моим домом, но в другой вариации.

Остаётся открытым вопрос: возвращаюсь ли я всякий раз к какой-то исходной линии жизни – или постоянно смещаюсь по вариациям реальностей, и тот всегдашний я, которым я себя воображаю, на самом деле лишь одна из моих бесчисленных версий?

…Особые странности начинаются, когда я думаю о той стене в спальне, и о ковре. Я же точно помню, что в детстве, когда меня мучил один очень необычный тип кошмара, я лежал как бы в зеркальном отражении, ковёр находился слева от меня, а голова располагалась так, что весь остальной дом тоже находился СЛЕВА от меня, то есть, получается, я лежал где-то по другую сторону стены, и на другой её стороне тоже был этот ковёр. Дом как бы зеркально отражался от этого ковра. Я хорошо помню эти кошмары, которые случались со мной в детстве не один раз, они были связаны с изменением восприятия мира – он весь будто превращался в один сплошной камень-монолит. Нет, этот монолит не пытался меня раздавить, невозможно мучительным было само ощущение, окаменевало всё пространство и сам воздух вокруг, хотя я при этом и не задыхался…

Я и сейчас помню это ощущение, но описать его сколько-нибудь внятно не получается. Не важно. Главное – это всегда начиналось, когда я поворачивался лицом к ковру… Но самого ковра я не боялся, не особенно боялся и этого кошмара, он появлялся даже не во сне, то есть, это вообще был не сон, это было какое-то изменённое состояние организма, время от времени с разной силой овладевавшее мной, но с годами постепенно затухавшее.

Впрочем, речь сейчас о ковре. Я почему-то не думал об этом раньше, но сейчас с удивлением и растерянностью понимаю, что никак не могу объяснить своё положение относительно ковра. Во мне внутри был какой-то компас, я точно знаю, что лежал головою на юг, и при этом лицом к ковру, и если это так, то находился я где-то по другую сторону, в зеркальном отражении дома.

Это единственная, но важная зацепка, позволяющая уверенно говорить о том, что сейчас я живу в каком-то другом месте, во многом очень похожем, но за зеркалом.

- 2 -

…Много лет я жил в городе, вдали от дома, снимал квартиру. Квартиру приходилось снимать самую дешевую, в некотором смысле это была даже не совсем квартира, эта штука называлась "ЗГТ" – закрытого гостиничного типа. Туалет там был отдельно, а вот вместо кухни там было что-то такое вроде тамбура, крошечный, полтора на полтора, проход, почти всё место в котором занимал маленький столик и раковина. Ну и собственно комнатка площадью 14 квадратов. Душа, горячей воды и газа не было. В том доме это была ещё не самая маленькая квартира, там жила одна старушка в ещё меньшей комнатушке, 9 метров.

Люди там обитали… старики и старушки, алкоголики и самые бедные, беднейшие семьи. Напротив меня несколько лет обретался безногий инвалид с сожительницей-алкоголичкой. Инвалид этот был тем ещё кадром – от него было очень много бузы. Они с сожительницей напивались до… как это сказать? Ну, вы поняли. И потом стоял грохот, ор, в дверь к ним постоянно кто-то ломился, иногда они сами, иногда посторонние. Время от времени под дверь среди ночи кто-нибудь приходил и начинал стучать, скрестись, бубнить и орать.

Наконец эти двое куда-то пропали. Но веселье не прекращалось. Справа от меня, в комнатушке чуть побольше моей, где кухонька была даже отдельно, постоянно обретались семьи. Они менялись – на моей памяти там сменилось три или четыре семьи. Два раза это были семьи с детьми, один – просто молодые муж и жена. Это была не менее проклятая квартира – все семьи там если не сразу, то постепенно спивались. Там вечно были разборки. По ночам всегда орали и дрались. Швырялись чем-то вроде стульев. Муж всегда бил жену. И как минимум в двух случаях, как самая скандальная баба, часами постоянно громко бубнил, доказывая, что он прав. Как ни странно, именно женщин там было почти не слышно. Плакали дети – правда, насколько я помню, на детей хотя и кричали, но вроде как не били – во всяком случае, насколько я мог понять, это было по всем признакам похоже на реакцию от скандала именно между взрослыми, а не крики от боли. Иногда у жены лопалось терпение, но я уже не помню, в чём это выражалось.

Интересно, что при встрече со мной все эти люди справа вели себя вполне тихо и вежливо. Наверное, им были не нужны дополнительные неприятности. Правда, мы очень редко пересекались. Детей их почти не видел. У первой семьи видел, кажется, один или два раза – там был какой-то неприятного вида толстый пацан и вроде бы небольшая девчонка. Пацан этот иногда неприятно ныл и хныкал, но не потому что его били, а просто то ли не хотел учить уроки, то ли мыться, то ли ещё что-то. У второй семьи ребёнок был, кажется грудной.

Удивительно, но по контрасту в этом же коридорчике обитали и совершенно другие люди. Несколько лет там жила старушка, очень приятная, я немного общался с нею, правда, уже не помню, по каким поводам, кажется, один раз даже сопровождал её на кладбище в день поминовения или что-то в этом роде. Бывал в её комнатушке (9 метров), что-то помогал или чинил, не помню. Потом её уговорили переехать к дочери или внучке в Питер, она хотела оставить мне холодильник, но обманула, оставила семье справа. Оставила мне эмалированную кастрюлю и дуршлаг. Кастрюля была удивительного качества, таких я больше никогда не встречал. Я даже сейчас ею пользуюсь, хотя эмаль там изнутри кое-где попортилась, но это исключительно по моей дурости – я недооценил кастрюлю и не берёг должным образом, пару раз сжёг в ней что-то в угли. Все другие эмалированные кастрюли после вдесятеро меньших испытаний уже пошли бы на выброс, а эта всё держалась – у неё оказалась какая-то многослойная эмаль, поразительно цепко приставшая к металлу. Дуршлаг тоже был хороший, из толстой нержавейки.

После старушки в той комнатке поселился тихий пожилой мужичок, совсем незаметный. В то время я фантазировал о том, как скоплю денег и куплю эту комнатку у старушки – она её продавала, когда уезжала. Сумма была не то чтобы совсем непомерной, если бы я взял кредит, если бы побился лбом о стенку, если бы потом, позже, когда стали приватизировать общагу от предприятия, в которой я был тогда прописан, я бы не сдался, а похитрил и побился бы за долю в комнате… Если бы я вообще собирался бороться и жить в городе… Но фантазировал я не всерьёз. Приватизация общаги случилась уже после того, как комнатка была продана, а влезать в долги было для меня немыслимо. Кроме того, жизнь вообще была тогда совсем другая, всё это было не так, и вообще я не собирался оставаться в городе, и многое, многое было не таким, как у людей. Фантазии же мои были вызваны скорее снами. То есть, я не строил каких-то планов всерьёз, но в глубине души, конечно, не мог не думать о собственной комнатке, и эти мысли незаметно проникли в сны. Мне снилось, что я живу в двух комнатках одновременно. Снимаю вот ту, где жил на самом деле, а бабкина комнатка уже куплена и совсем-пресовсем МОЯ. Но про это никто не знает. Никто-никто. И все свои вещи я распределил между этими двумя комнатками, поэтому если что-то случится – я мог бы скрыться в той, своей, исчезнув для мира здесь, продолжить жить там. Крохотная комнатка была как бы чуть-чуть в другом мире, отдельном, тайном, недоступном никому чужому – но в одном-единственном месте пересекавшимся с нашим, и только я имел доступ в эту дверь.

И, наконец, была ещё одна квартира, слева. Наверное, она была самой странной и невозможной. Однажды я написал повесть, в которую вошло немножко волшебства из этой квартиры, но сейчас я не буду всё подробно рассказывать, иначе никогда не допишу этот рассказ.

А, да. Прежде чем говорить об этой квартире, стоило бы описать двор, в который выходили окна моей комнатки. Первые годы он был очень необычным для города, он почти целиком зарос деревьями и бурьянами. Напротив была пятиэтажка, похожая на мою, справа располагалось какое-то невысокое, одноэтажное, кажется, здание, в котором было какое-то вроде бы кафе, но непонятное, потому что там, как мне помнится, никогда ничего не было, только изредка по выходным происходили свадебные застолья. Но возможно, я путаю, и кафе там было вначале, потом оно закрылось, и пространство вообще сделалось заросшим и безлюдным, потому что подъезды обоих домов выходили по другие стороны. Ещё позже там всё расчистили и заасфальтировали, там стали парковать машины, тусоваться, одноэтажное здание переделали под банк, всё стало пустым и душным. Но в первые годы пространство занимал дикий парк. Летом там всё полыхало от света сквозь ветви, между деревьями и кустами играли дети, мне почему-то больше всего запомнилось, как двое детей, вроде бы девочка и мальчик, играли там в бадминтон. Вроде бы не один раз – они приходили туда и играли.

Примерно в тот же период квартиру слева занимали жильцы с двумя детьми. Квартира слева была самой загадочной. Я почти никогда не встречался с её обитателями. Возможно, вообще никогда, ни разу. Но скорее всего, просто забыл. Хотя они жили там долго, несколько лет. Со взрослыми может и встречался, но ни разу не общался, а детей их даже не видел. Но – слышал.

По вечерам, когда я приходил с работы, и, наверное, в выходные от соседей слева тоже доносился шум. Всякий другой шум бесил меня и заставлял частенько ложиться спать с затычками в ушах. Шум из квартиры слева был другим. Он был светлым и весёлым, как продолжение того летнего солнечного дворика. Я ни разу не слышал оттуда ссор и криков, только беготню, какие-то невнятные разговоры и смех. Этот шум мне не мешал. Я как бы немножко растворялся в нём. Непонятно, как случилась там такая непохожая жизнь…

Комната слева тоже проникала в мои сны, но довольно странно. Я не помню, чтобы как-то представлял себе её жильцов, они вообще не пересекались со мной даже в снах, но там, в этих снах, моя комнатушка причудливым образом преображалась, стена, отделяющая её от квартиры слева, обретала дверь. Эта дверь была заперта, но каким-то образом оказывалось, что на самом деле моя (точнее, съёмная) квартирка была вовсе не однокомнатной. Там, за дверью, было ещё много комнат. Там была хорошая мебель, даже, наверное, богатая мебель, какие-то другие вещи, как будто там кто-то жил, но сейчас отсутствовал, например, уехал в командировку. Эти сны снились мне несколько раз, один причудливее другого, пересказать их теперь, спустя две десятка лет, сложно, но это были одни из самых волшебных снов в моей жизни. Заходить в эти чужие (и одновременно мои, потому что кто ещё кроме меня мог увидеть эту дверь и пройти в неё!) комнаты было жутковато. Это была такая жуть, которую очень сложно описать. Не страх. Это жуть зыбкого состояния между мирами. Неустойчивости, призрачности. Находясь там, ты был нигде. И вместе с тем, находясь там, ты был всесилен, потому что это место было вне досягаемости. Там было много разных и странных загадок. Комнаты уходили вглубь, каждый раз казалось, что это место с одной стороны, конечно – но с другой – конца ему нет.

…Ещё много всякого было связано с этими тайными комнатами. Возвращаясь к себе во сне, я всегда помнил про дверь в стене. Её мог открыть не только я, но и те, кто обитал по ту сторону. Это тоже было жутковато. Но я почему-то знал, что по ту сторону нет враждебности, поэтому жуть была связана только с неведомым. Само ощущение того, что когда ты спишь, дверь может открыться…

Потом было много каких-то причудливых ситуаций и приключений. Их невозможно вспомнить, если я попытаюсь это сделать, я буду вынужден большую часть додумывать, потому что следы этих теней в дыму слишком призрачны, чтобы облечь их в образы. Стоит, пожалуй, ещё отметить, что в мою комнату ОТТУДА тоже кто-то когда-то всё же входил. Возможно, это были только призрачные же ощущения, тени, наложения пространств… не помню. Это было восхитительнейшее ощущение, будто в тебе самом поселился кто-то ещё Другой, не враждебный, от него нет опасности, только загадка. Ты хочешь и страшишься встречи… она волнует тебя, как лучшее приключение на свете!

…Однажды – но не во сне, а наяву – в доме, где я снимал квартирку, случилось самое, наверное, странное за всё время. Был, наверное, ранний вечер, и в доме, где все звуки разносились за много квартир и этажей, стояла тишина. И вдруг в этой тишине где-то далеко, но очень громко заиграли на пианино.

Эта была какая-то несложная, кажется, какая-то детская пьеса, то есть, не песенка, а именно какая-то классическая простенькая пьеска. Живое пианино звучало ясно, звуки врывались в этот мир, а потом исчезли… Больше такого не случалось никогда.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив