Дмитриев Сергей Сергеевич. Историк. Из дневника. Квартирный вопрос 1

jlm_taurus — 20.05.2023 20 мая. Пятница. 1949. Были с Лёлей в Театре Сатиры. Смотрели пьесу «Мешок соблазнов» (по мотивам М. Твена). Кустарное «обличение» Америки. Плохо. Публика после спектакля расходится, как из крематория. Видимо, театры с новой драматургией — в тупике. Сидоров завтра утром улетает в Сочи на три недели. Это в самом конце учебного года; тут и экзамены, и планы будущего года и всё-всё. А он махнул хвостом и улетел. Чем же это отлично от академика Минца? Всё осталось на мне и в случае чего с меня и будут спрашивать, а он сухим выйдет из воды. «Вожди»!

Был в ЦКШ. Пономарёв и Шалагин говорили примирительно. В ближайшую среду намечается Совет, на котором Пономарёв заявит о пересмотре решений Совета касательно меня. Интересно, в какой это будет форме. Подал 19 мая в четверг заявление о предоставлении квартиры в МГУ. Вряд ли что получится

3.3.1953. Был у Станислава Густововича Струмилина дома. Познакомился с ним и согласовал статейку для «Литературной газеты» о материалах по истории земледелия. Человек он, видимо, любопытный. Стар сильно, «ветх деньми», руки ходуном ходят. Внуки замечательные бегают по кабинету.

Отдал шить себе летний костюм из зеленоватой итальянской рогожки.

В «Литературной газете» напечатано постановление редакционной коллегии журнала «Новый мир». Коллегия считает своей серьёзной ошибкой опубликование романа В. Гроссмана «За правое дело». Признавая совершенно справедливой критику этого романа, редакция в заключение «просит Секретариат ССП в ближайшее время принять меры к укреплению состава редакционной коллегии “Нового мира”». Теперь, очевидно, нужно выступать самому автору романа. Без признания им ошибочности своего романа можно думать, что он считает критику по адресу романа неправильной.

Хлопочем с Игорем об обращении к проректору МГУ Вовченко на предмет получения квартиры в Москве. Вряд ли что из этого выйдет

Пятница 22 мая 1953. Был у Б.А. Рыбакова. Говорил о видах на получение квартиры. По его словам, они невелики. Советовал поговорить с Вовченко и Петровским. Обещал сам всячески содействовать и написал для предстоящего разговора моего с Вовченко следующую записку для последнего:

22 мая 1953 г.
Глубокоуважаемый Григорий Данилович!
Обращаюсь к Вам с просьбой о предоставлении квартиры.
С.С. Дмитриев — авторитетнейший историк XIX в., автор многих капитальных трудов и один из наиболее уважаемых членов нашего коллектива. Он работает у нас с 1938 г. на полной ставке. Тесно связан со всей университетской жизнью. Надеюсь, что Вы найдёте способ реально помочь ему и его сыну.
Уваж. Вас Б. Рыбаков.

Троицын день. Воскресенье 24 мая. День красивый. С утра солнца много. Но ветер сильный, днём свирепый по силе, но тёплый — юго-западный. В первой половине дня я с Лёлей ездили погулять в Измайловский парк. Порядок и чувство собственного достоинства в публике приятно удивили. Пьяных было мало, и вели они себя пристойно. В центре парка перепроизводство «культуры» — столько аттракционов, всяких мероприятий, ларей, киосков и пр., что скучно. Впрочем, в сегодняшней «Правде» сетует какой-то автор на недостаток средств «культуры» во многих частях Измайловского парка.

Перечитал умную и радостную повесть Паустовского «Мещёрская сторона». А на другой день: Духов день. 25 мая 1953 г. Прочитал прелестный рассказ того же Паустовского «Золотой линь». Прежде читал я этого писателя ещё повесть «Далёкие годы»кажется, так). Чудесная повесть о детстве на Украине (полячках, украинцах, казаках, турках). В печати её ругали, но это-то и доказывает достоинство повести.

Паустовский от Пришвина не далёк. Только без философии. И люди у Паустовского действуют и каждый имеет самостоятельное значение. У Пришвина же они только дополнения и уточнения самого автора. К С.Т. Аксакову, понятно, Паустовский не равнодушен. Да и кто же может быть равнодушен к нему, да и ко всем Аксаковым! Только те для кого революция дороже и выше народа, а «Интернационал» роднее России.

27 мая 1953. Утром по радио услышали сообщение Министерства Внутренних дел СССР о поимке и расстреле, отысканных 27 апреля 1953 г. на территории Украины четырёх шпионов. Они только что были сброшены с американского самолёта. Готовили их в одной из разведывательных школ в Западной Германии. Все четверо русские по национальности. Такое сообщение является наглядным комментарием к улучшению международных отношений.

Из слухов: Выпущенные по амнистии в большом количестве обратно попадают за воровство и проч. Усаживаясь на привычное место они говорят: — Нам Климочка только двухмесячный отпуск дал! А вот не слух, а факт. В Комсомольской Школе на кафедре по указанию Кульбакина и Захаровой из экзаменационных вопросов вычеркнуты почти все вопросы, касавшиеся взглядов Сталина (и Ленина) на те или другие проблемы (например, был вопрос «Крестьянское восстание под предводительством Пугачева. В.И. Ленин и И.В. Сталин о крестьянских восстаниях» — вторая фраза отброшена. Или вопрос: «Разработка и принятие Сталинской конституции» заменяется другим «Конституция СССР 1937 года». Совершенно упразднены отдельные вопросы: «Историческая речь И.В. Сталина на XIX съезде КПСС», «Великие стройки коммунизма». Всё течёт, всё изменяется.

Ровно год тому назад, весною 1952 г. тот же Кульбакин силком предлагал напихивать чуть не в каждый вопрос формулировку с упоминанием Сталина). Сегодня 250-летие со дня основания Петербурга Петром Великим. В газетах — ни слова, по радио тоже. Полное молчание. Только один листок отрывного календаря напомнил об этом великом в истории нашей страны событии. Да и то потому, что календарь был отпечатан и распродан ещё в конце прошлого года. Что же такое обмалчивание истории тоже борьба против крайностей персонификации, на которые так щедры были до 5 марта 1953 г.?

Опять из слухов: Все теперь боятся обвинений в национализме. Потому, если нужно кого-либо сократить в учреждении (а сейчас только и делают, что сокращают повсюду), то уж ни в коем случае не сократят еврея (как это непременно бы сделали до 5 марта 1953 г., вернее до 4 апреля 1953 г.). Говорят, будто бы на каком-то факультете МГУ впервые за много лет приняли в аспирантуру (вернее выдвинули к приёму) двух евреев. Какой прогресс. Какая демократия!

А вот и факт, показывающий, что слухи без огня не бывают. Абрам Разгон, защитивший блестящую диссертацию об Иванове во второй половине XVIII в. и окончивший аспирантуру Истфака МГУ, никуда не мог устроиться на работу около двух лет. На днях по указанию МК его взяли на работу в Институт Музейной работы и краеведения, где директором Новицкий, ни разу в жизни сам никогда ничего не решавший и прозванный «обтекаемым».

Стоит с воскресенья на редкость отвратительная погода — сильнейшие резкие ветры, холодище, временами дожди. Налетела эта пакость в самое время цветенья фруктовых деревьев у нас в Москве.

Вот действительно с дикой «персонификацией» кого нужно бы давно покончить так это М. Горького. Пихают его изделия где только можно. Надоел он всем до тошноты. Театры Москвы, да и провинции, «огорчены» его пьесами до потери всякого вкуса. И вот в последнем номере «Литературной газеты» какойто глупый еврей Бялик упрекает театры Москвы (и прежде всего МХАТ) в том, что они искажают тексты Горького при постановке! В чем же искажения состоят? В сокращении кое-каких длиннот! Вот уж верно — заставь Бялика богу молиться, он лоб расшибёт.

Из слухов: Под горячую руку после 13 февраля 1953 г. (день напечатания в «Правде» разносной статьи о романе Гроссмана «За правое дело») умники из Воениздата, ещё прежде заключившие договор с писателем Гроссманом об издании отдельной книгой его романа «За правое дело», отказались издавать роман и объявили договор расторгнутым. Гроссман после 4 апреля 1953 г. подал в суд, жалуясь на незаконное расторжение договора. Суд решил дело в пользу автора. Договор восстановлен. Роман будет издан отдельной книгой. Может быть, всё это и не так. Может быть, это выдумка досужих людей. Но как она типична для духа времени!

Суббота 30.5.1953. Был на приёме у Г.Д. Вовченко. Подал ему своё заявление от 21.5.1953 г., отношение НИФИ 2-го о площади на Ленинских горах для И.С. Дмитриева и обращение на имя Вовченко от директора Музея Мельникова. Ничего кроме неопределённых обещаний о квартире в 3-й очереди (в 3-м блоке?) 600-квартирного дома на Ленинских горах не выслушал в ответ. Предложил ещё он почаще надоедать Рыбакову (и вообще ректорату) особенно нынче летом, когда будут освобождаться площади от лиц, переезжающих на Ленинские горы.

Разговаривал он весьма доброжелательно, но реальных результатов разговор этот вряд ли даст. Все бумаги (и дружескую записку-обращение Рыбакова) он оставил у себя (вероятно, чтобы потом передать Чешову, где они и будут мирно покоиться). Никакой резолюции при мне он не написал.

Среда 3 июня 1953. Подал Кульбакину заявление об освобождении от работы в ЦКШ с 15 июня текущего года. Для видимости он предлагал остаться на полставки и читать курс XIX века. Я отказался, разумеется. Был у Рыбакова вторично и просил его ещё раз переговорить с Вовченко о моих квартирных делах. В субботу собираюсь по этому же делу пойти к ректору Петровскому

Суббота 6 июня 1953 г. Был на приёме у ректора МГУ Ивана Георгиевича Петровского по вопросу о предоставлении квартиры нам на Ленинских горах в новом здании МГУ. Беседа была краткой. Подал ему заявление почти такое же, как и неделю тому назад (30 мая) Вовченко. Он обещал квартиру 3-х комнатную в 600-квартирном доме, ещё строящемся. Черкнул какую-то резолюцию в одну строку; вероятно — «поставить на очередь», или «к сведению соц.-быт. сектора». Срок получения примерный назвал — конец этого года. Таким образом, дал твёрдое обещание. Узнал от секретаря Вовченко, что моё заявление и ходатайство 2-го НИФИ об Игоре, поданные мною 30.5.53 г. переданы в соц.-быт сектор Н.В. Чешову с такой резолюцией: «Поставить на очередь. Вовченко». Таким образом, пока что результат двух-трёх моих визитов ничтожный. Теперь нужно снова и снова долбить тот же камень.

Из слухов: Какой-то пропагандист-докладчик говорил, что в ближайшие годы должно резко улучшиться материально-бытовое положение трудящихся. Северные нечернозёмные области встанут в центр внимания. Они должны стать производительными в сельскохозяйственном отношении. Как пример предстоящего улучшения приводились цены на картофель. Сейчас они стали ниже, чем были. На рынке отличный картофель по 80 к. кг. Будет же он по 7–8 к. кг. Следует сделать так, чтобы пенсионеры (150–120 р. в месяц) могли действительно жить на свои пенсии. В то же время предстоит девальвация денег и сильное снижение ставок заработной платы для всех, а особенно для высокооплачиваемых профессий.

Среди вернувшихся из ссылок и тюрем будто бы находятся: Лина Штерн (биолог; о ней, впрочем, говорили, что она работала где-то в Средней Азии)
секретарь академика Волгина Альтман (личность, которая пострадать могла только за свой длинный язык, весьма трепетавший в передаче очередных анекдотов) и академик Баландин (? не уверен в точности воспроизведения фамилии; посадили его примерно около трёх лет назад; Несмеянов, президент Академии Наук СССР, имел крупные неприятности в связи со своей близостью к этому Баландину).

Вторник 9 июня 1953 г. Передовая в «Правде» на старую тему, но новая по тону. Тема «Преодолеть отставание литературоведения». Что же нового в тоне? Ни одной цитаты, ни одной ссылки или хотя бы упоминания о «Марксизме и вопросах языкознания» Сталина и даже ни одного упоминания имени этого автора. Вместо окриков и прямых доносов — увещевания и наставления по адресу литературоведов. Среди смертных грехов указаны «цитатничество и начётничество, догматизм и талмудистское повторение истин»

Вторник 18 августа 1953 г. День интересный и наполненный событиями. Утром был в редакции «Вопросов истории». Там Бурджалов познакомил меня с замечаниями по моей статье, высказанными на заседании редколлегии Епифановым и Трофимовым. Замечания первого удивили меня придирчивостью и грубостью претензий. Кое-что я поправил в вёрстке статьи, оставшись в недоумении насчёт тона замечаний Епифанова.

Затем поехал на Истфак, где разговаривал с новым секретарём партбюро Истфака аспирантом Тарновским Константином Николаевичем. Он сообщил, что в профессорском корпусе высотного здания МГУ Истфаку дано 4 квартиры (одна — 4-х комнатная, для И.С. Галкина; одна 3-х комнатная — на неё претендовали Мочульский, Епифанов, Стишов, но партбюро наметило кандидатом на её получение меня; две 2-х комнатных, из которых одну думают дать Мочульскому, другую Дьяконову(индоведу из Ленинграда, приглашённому в МГУ). Узнал от секретаря Рыбакова Тамары Владимировны, что в трёхкомнатной квартире примерно общая площадь в 59½ метра; 2 комнаты по 18 м, одна около 10 м.

Среда 19 августа 1953. Тарновский, Мочульский сообщили, что комиссия Истфака решила представить кандидатом на получение 3-х комнатной квартиры меня. Квартира будто бы на 12 этаже, в башне. Узнал, что получил, наконец-то, квартиру из 2 комнат (25 м.) Нифонтов в высотном доме на Котельнической набережной. Срочно туда переезжает.

Четверг 20 августа 1953 г. Попросили Б.В. Златоустовского отказаться от приобретения заказанных для нас на это воскресенье железнодорожных билетов в Нальчик. Решили поездку отложить до выяснения квартирных дел. Был у Б.А. Рыбакова и просил его содействия в получении квартиры. Обещал.

Суббота 22 августа 1953. Ездил в МГУ, чтобы разузнать что-либо о своих видах на получение квартиры. Но ничего не узнал. Подал только через секретаря на имя ректора Петровского новое заявление с просьбою о 4-х комнатной квартире по возможности в нижних этажах. Проку, вероятно, и из этого заявления будет не больше, чем из предыдущих.

Воскресенье 23 августа 1953 г. Сегодня мы должны были выехать в Нальчик и, наконец-то, начать свой летний отдых. Вместо того сидим дома, жаримся и нервничаем в ожидании решения квартирных дел. А решатся ли они скоро, не знаем. Сегодня неделя, как каша заварилась.

Вторник 25 августа 1953. Вечером звонил Рыбаков и сказал, что жилищная комиссия Ректората заседала сегодня и рассматривала вопросы о предоставлении квартир профессорам экономического, физического и филологического факультетов. Исторический факультет будто бы к этому заседанию не представил документов, а сам Мочульский отсутствовал. Правда, до конца заседания Рыбаков не был, уехал раньше. Между тем, я днём был на факультете, говорил с Мочульским; он собирался в 3 часа дня быть на этом заседании.Странно. О времени следующего заседания Рыбаков не знал.

Таким образом дело затягивается. Возможно, что сам Мочульский по какимлибо соображениям нарочно затягивает. Между прочим, по его словам, у И.С. Галкина только два члена семьи. По мнению Рыбакова, если это действительно так, то Галкину на двоих четырёхкомнатную квартиру не дадут. В таком случае, заметил я, мы могли бы с основаниями на неё претендовать. Однако Рыбаков сомневается в том, что из этих претензий что-либо получится. Скорее всего, говорит он, эту четырёхкомнатную квартиру заменят двумя двухкомнатными. Погода стоит сильно жаркая днём. А по ночам грозы.

Четверг 27 августа 1953. Утром по телефону Рыбаков сказал будто бы сегодня в 3 часа дня в Ректорате будет рассматриваться вопрос о предоставлении квартир кандидатам от Истфака МГУ. Обещал вечером позвонить, как только прояснится вопрос о нашей квартире. Но вечером не звонил. Или заседание не состоялось, или Истфак не разбирали, или нам отказали

Пятница 28 августа 1953 г. Днём из телефонного разговора с Мочульским узнал, что вчера 27.VIII заседание в Ректорате по распределению жилплощади состоялось. Квартиру трёхкомнатную на 12 этаже мне утвердили. Но будто бы все были против замены её на четырёхкомнатную, также, как и против перемены на более низкий этаж. Теперь дело за утверждением Петровского и министерства культуры. Две утверждающих инстанции это ещё примерно неделя. Боюсь, что на переезд не останется времени. С 14 сентября у нас путёвки в Новый Афон. Неужели сорвётся и эта последняя возможность отдохнуть?

Вторник 1 сентября 1953. Начался новый учебный год. А я всё ещё не отдыхал. Видимо нынче отдых летний не получится. С получением квартиры всё ещё тянут. Петровскому не до утверждения решения Ректората. Он занят страшно в связи с началом нового учебного года сразу в старом и новом здании МГУ. Между тем приближается 14 сентября, с которого у нас путёвки в Новый Афон. Придётся, наверное, от них отказаться

Воскресенье 6 сентября 1953. От Игоря пришла открытка из Аше от 1.IX. Он наше письмо с известием о видах на квартиру получил. Завершали чистку и упаковку книг и рукописей. О квартире полное молчание. Ходят слухи, что квартиры в новом здании на Ленинских горах ещё нуждаются в доделках. Видимо, придётся подумать об отказе от поездки в Новый Афон.

Суббота 12 сентября 1953 г. Утром приняли после долгих сомнений и колебаний решение о необходимости продать путёвки в Новый Афон. Хотя они и отстрочены были (по телеграмме Нифонтова судя) до 21 сентября с 14-го (когда их официальный срок начинается), но мало надежды на вселение в новый дом и до 21-го. Кроме того, бросить всё и уехать мало-мальски хотя бы не устроившись и не осмотревшись на новом месте, пожалуй, тоже нельзя будет.

Лёля поехала в Курортную контору и продала путёвки очень быстро. Без четверти 11-ть утра она уже позвонила мне, что путёвки проданы. А около 12-ти удалось мне дозвониться до Арциховского. Он сообщил, что вчера жилищная комиссия рассматривала мою апелляцию о а) перемене 3-х комнатной квартиры на 4-х комнатную и б) о замене 12-го этажа этажом более низким. По словам его, общий хор деканов был весьма возмущён претензией моей на 4-х комнатную квартиру (как будто бы и академикам не дают!) и из-за этого возмущения даже не обратили внимания на вторую мою просьбу — о замене квартиры на 12 этаже такой же (т. е. тоже 3-х комнатной) квартирой в одном из нижних этажей. Эту вторую просьбу просто не заметили, и, следовательно, не рассматривали. Хорош декан Арциховский. А он-то «при сем присутствовал» и тоже «не заметил», т. е. просто даже не дал себе труда предварительно со вниманием прочитать заявление и быть в курсе дел. Вообще, видимо, он ко мне относится довольно холодно и неприязненно.

Сказал он также, что будто бы вселение в новые квартиры состоится 15–16 сентября. Если бы это так оказалось, то получится, что мы поспешили с продажей путёвок

Вторник 22 сентября 1953. Прошла большая половина моего отпуска. А мы всё ещё сидим в Кускове. Виды на переезд в новый дом, по-прежнему, неясные. Более того, чем больше проходит времени, тем темнее эти виды становятся. Даже узнавать надоело. Да и то сказать — узнавать-то нечего. Квартиры, видно, не готовы. А порядки университетские известны. Теперь поговаривают о первых числах октября. Но, думаю, что со свойственной нам любовью к разным «торжественным» срокам, вероятно, протянут с доделкой квартир до начала ноября и в самую распутицу наспех и кое-как «доделав», устроят вселение перед днём Октябрьской революции. Всё будет вонять краской, пачкаться, сохнуть и трескаться. Словом, знакомая сердцу картина. Нет, что ни говори, а не было и нет «американской деловитости». Размаха более чем достаточно. А
обыкновенной текущей деловитости нет. Всё на показ, для парада, наспех.

Среда 23 сентября 1953 г. Я и Лёля с Мочульским утром отправились в дом МГУ на Ленинские горы. Поездка оказалась удачной. При содействии Унаняна, с помощью Николая Васильевича Чешова и сопровождаемые его заместителем по жилищно-коммунальному отделу Ник. Исааковичем Моисеевым отыскали свой корпус «Л», поднялись пешком на 12-й этаж и осмотрели будущую 45-ю квартиру. Состоит она из 3½ комнат. Корпус «Л» левое фасадное крыло высотного здания. Наша предполагаемая квартира восходит окнами на две стороны здания (т. е. угловая) с ориентацией на Юго-Восток. Балкончика нет; они имеются только в квартирах до 11 этажа включительно. В корпусе ещё во всю идут отделочные работы — красят, моют, чистят. Начальник строительства этого корпуса Титов Влад. Павлович говорит, что он со строителями всё сдаст и уйдёт к 1 октября. Затем придут опробыватели и проверщики и наконец приёмная комиссия.

По мнению Титова и Чешова, эта комиссия потребует ещё каких-то доделок и переделок, на которые уйдёт ещё до 2 недель. Следовательно, вселение наше в лучшем случае ожидать можно в середине октября, но не ранее. Позднее же вполне возможно.

Сама по себе квартира очень удобная и поместительная. Обстановки и мебели нет совсем. Роскоши в отделке и удобствах никакой не наблюдается. Рассказы о необыкновенной фешенебельности профессорских квартир сильно были преувеличены. Кухня довольно маленькая (значительно меньшая, нежели в домах на Песчаной и в высотном доме на Котельнической набережной), ванная комната также, а самая ванна небольшая. Полы паркетные, в ванной комнате и кухне линолеум. Стены оклеены линкрустом; в ванной комнате и кухне керамической белой плиткой. Первая комната и холл светло-зелёной окраски, вторая розово-бежевой (!), третья цвета слоновой кости. Виды из окон хорошие. Света много. Выходят окна на юго-восток.

С удовольствием мы с Лёлей нашли, что вокруг по берегам Москва-реки и в сторону Парка культуры и отдыха им. Горького есть хорошие места для прогулок. На набережной действующая церковь. Облицовка набережной заканчивается. Вид с неё на Москва-реку и город очень хорошие. Возможно, что в реке можно будет купаться. От дома до реки идти минут 15–18. Но от центра города очень далеко, тратить на поездку нужно будет минут 40. Сегодня только списки лиц, получающих квартиры, пойдут в Министерства культуры на утверждение.

26 сентября 1953. Из московских разговоров: Все силы брошены сейчас на ремонт и подготовку открытия нового, огромного магазина в здании ГУМа на Красной площади. Михайлов (первый секретарь МК КПСС) и Жаворонков — кажется, министр строительства или что-то в этом роде поселились в ГУМе. Им дано 100 млн. рублей. В новом магазине будут широко представлены фирмы и товары стран народной демократии.

Очень плохо обстоит дело с уборкой картофеля. Колхозники совершенно не хотят работать. Власти усиленно бросают горожан и даже воинские части на уборку. Несколько дней назад в Вологде, видимо, по распоряжению Совета Министров были прекращены занятия в трёх старших классах средней школы (8, 9 и 10) и во всех других учебных заведениях, где более или менее работоспособные (по возрасту) учащиеся. Прекращены занятия в Вологодском пединституте. Достался институту для уборки какой-то район вблизи Череповца (или в сторону Череповца расположенной от Вологды), славящийся даже по вологодскому бездорожью и грязи своей особой грязью. До места уборки от железнодорожной станции пешком нужно идти 15 км. А дожди идут и идут. Дожди идут каждый день, всякую ночь. Наверное, такие крайние меры приняты не только в Вологде.

Действительно, зашли в тупик с сельским хозяйством Великороссии. Попытки выйти из тупика, которые сейчас предпринимаются несомненно несколько с опозданием последовали. Они были бы очень нужны сразу же по окончании войны, в 1945 году. Тогда бы и мужчины вернулись в деревню, и крестьяне может быть хотели бы работать. Общественное настроение тогда было прекрасное, надежды у всех оживились. Подобные меры в то время дали бы огромный эффект и экономически, и политически. Вместо того, чтобы загнать несколько миллионов людей, вернувшихся из плена или остававшихся на временно оккупированной территории в лагери и стройбатальоны, пустили бы их в деревню и поослабили бы дикий режим в деревне, который до нашего времени сохранился. А он в отношении почти всей Великороссии именно и сохранился.

А сейчас трудно в 2–3 года ожидать от этих запоздалых мер должного, полного эффекта. Конечно, меры эти полезны и нужны. Принесут они и известные положительные результаты. Но чтобы они в 2–3 года привели к коренному перелому, к крутому подъёму сельского хозяйства, это сомнительно. Через 2-3 года только-только первые их результаты скажутся. Разумеется, если эти 2-3 года будут спокойными. Если, как говорится, история отпустит эти 2–3 года для проведения в жизнь указанных мероприятий. Хорошо, кабы история оказалась щедрой и дала нам побольше мирной жизни. Но сие не от нас одних зависит. Точнее, не от нас зависит.

Вторник 29 сентября 1953. Были с Николя и Гуковским на выставке графики прогрессивных западноевропейских художников XIX – начала XX вв. в бывшем Морозовском музее. Показаны Гойа, Гаварни, Домье, Стейнлен, Колльвиц, Прайс. Есть вещи отличные, но в целом впечатление однообразное, а по тематике просто бедное — политические карикатуры, голод и восстания. Такая обеднённая жизнь оставляет очень невыгодное впечатление от этих, так наз. прогрессивных художников. Если прогрессивность обнаруживает себя только в бедности и узости, то зачем и кому нужна она?

До этой выставки мы с Лёлей заезжали ещё на постоянную выставку мебели на Новой Песчаной. Выставка любопытна тем, что она показывает вещи, пожалуй, более музейные, чем любой музей древностей. Все гарнитуры и отдельные вещи, образцы которых собраны на выставке, отсутствуют в продаже. На многих образцах этикетки, извещающие о том, что данные образцы мебели намечено производить в 1954 г. Вот уж подлинно — бессмертные потёмкинские деревни. Всё в планах, всё в обещаниях, всё в будущем, которое для ряда поколений никогда не стало и, вероятно, не станет настоящим. Горько писать это. Но так дело обстоит. И такое положение накануне 37-го года революции.

Более трети века прошло. Сколько жизней погублено. О других ценностях умолчим. А людей всё ещё тешут перспективами розового будущего. А между тем, например, поголовье скота у нас уменьшилось по сравнению с 1916 г. Даже не с 1913 г. (предвоенным!), а с 1916 г., т. е. с третьим годом империалистической войны. Войны, которую вели ещё с помощью лошадей. Значит поголовье скота в сравнении с 1913 г. к 1916 г. значительно сократилось. И что же? К 1953 г. мы имеем ещё меньше поголовья, чем в 1916 г. Таким образом за 37 лет мы не только не ушли вперёд в области животноводства, но даже попятились назад. В чем же здесь дело? Хорошо, хоть, что такие цифры решились обнародовать. А то, ведь, их скрывали, людей, всю страну обманывали россказнями об успехах и победах и упразднением статистики. А так ли уж благополучно у нас с зерном и другими культурами? Сомнительно. Всё же очень хорошо, что такие горькие цифры публиковаться стали. Но эти цифры показывают всё очковтирательство предшествующего времени.

Сегодня в газетах постановление Совета Министров и ЦК КПСС «О мерах увеличения производства и заготовок картофеля и овощей в колхозах и совхозах в 1953–1955 гг.». И в этом деле у нас плохо.

Среда 30 сентября 1953. День неожиданностей, тревог, беготни и езды, день смуты. Всё вчера, казалось, было безоблачно. Воздух свеж и небо ясно. Мы гуляли, по выставкам ходили, планы строили. Мир представлялся сложным и прочным. Сегодня с утра всё перевернулось. Природа блистала, но сердце и ум были погружены в заботы и смущенье. Утром позвонил (около 10 часов) Вовченко (с которым с июня не говорил), чтобы узнать, когда примерно окончен будет корпус «Л» на Ленинских горах и станут выдавать ордера на вселение в него нас грешных. Он, между прочим, сообщил мне поразившую меня весть. В списках кандидатов на получение квартир, поданных для окончательного утверждения ректоратом МГУ в Министерство культуры, внесены некоторые изменения в сравнении с принятыми решениями жилищной комиссии Ректората.

В частности, меня (по решению, принятому недавно) представили на получение не 3½ комнатной квартиры, а 2½ комнатной. Я спросил, знает ли об этом решении Рыбаков. Он ответил, что Рыбаков, по его мнению, лично присутствовал при принятии этого нового решения. На мой вопрос, что же делать, Вовченко советовал ждать. Сейчас, чтобы не затягивать, не апеллировать — пусть министерство утвердит для меня даже 2½ комнаты. Когда же через 2–3 дня утверждение будет получено, то мне и Рыбакову следует у Петровского добиваться 3½ комнат, как было решено; по его словам, ректор из так называемого ректорского фонда даст вероятно, что было обещано.

Совет предательский. Он рассчитан на успокоение на время, чтобы затем, ссылаясь на решение министерства, ничего кроме 2½ комнат не дать. Немедленно я позвонил Арциховскому и Тарновскому. Второго не застал. Первый ничего не знал. Моё сообщение он принял, впрочем, с присущим ему к делам всех других людей (кроме, разумеется, его самого) равнодушием. Затем я помчался из дома к Рыбакову. Он уже знал, в чём дело. Передо мной заходил к нему Вовченко и, по словам Рыбакова, пытался его убедить в том, будто бы сам Рыбаков присутствовал при изменении решения. Между тем в последнее время, когда это было проделано, Рыбаков находился дней 10 в Чехословакии. Словам и советам Вовченко Рыбаков советовал никакой веры не давать, тотчас же писать заявление Петровскому с протестом и ехать в Ректорат.

Поспешно в кабинете Рыбакова написал я заявление. Я ещё и трети его не написал, как, спешивший на лекциюA Рыбаков внизу бумаги написал своё мнение: «Категорически возражаю, как член жилищной комиссии, против изменений решения в отношении квартиры т. С.С. Дмитриева и настаиваю на предоставлении ему 3½ комнатной квартиры. Проректор Рыбаков. 30.9.1953». Он распорядился дать мне свою машину. Я дописал заявление уже после ухода Рыбакова и помчался на Ленинские горы. Доехал быстро, за 17 минут. Фортуна мне улыбалась. Быстро добрался я до комнаты ректора и его референт Андрей Никололаевич Зеленин мгновенно меня пустил в кабинет, вне очереди.

В этом разговоре Петровский был довольно сух и нетерпелив. Он заявил, что Дьяконов — доктор, профессор и даже зав. отделением. Если я не могу согласиться на 2½ комнаты, тогда, — сказал Петровский, — пусть я въезжаю в эти 2½ комнаты на время, по окончании же 14-ти этажного 600-квартирного дома на Калужском шоссе месяца через два мне там дадут квартиру 3-х комнатную и тогда я в неё перееду. Разумеется, я возражал, убеждал, просил. Он вежливо, но выпроводил меня из кабинета, отделавшись на прощание пустыми фразами — «мы подумаем», «я посмотрю», «подумаем». Заявление с мнением Рыбакова я оставил в него на столе. Как видно, результат визита был неощутим.Точнее, видимого результата не было. Время уже было около часа дня.

И здесь фортуна мне улыбнулась. Зайдя в лифт, чтобы опуститься с 9 этажа, где кабинет ректора, вниз, я нашёл в нём Арциховского и Тарновского. Они также спускались. Бегло рассказал им о деле. За несколько минут до меня они по этому же делу заходили к Петровскому. Вероятно, он их и имел в виду, когда при первых же моих словах сказал, что с ним уже говорили по этому вопросу. По словам Арциховского и Тарновского ректор (Петровский) настроен несочувственно ко мне. Петровский утверждал в разговоре с ними, будто бы вопрос о перемене квартир, предназначенных для меня и Дьяконова (мне — квартиру Дьяконова, ему — мою), был поставлен и уже решён Министерством культуры. Министерство будто бы считает неудобным, чтобы доцент и кандидат наук получал большую квартиру, нежели профессор и доктор. Сам же Петровский заявил, что он склонен разделять такое мнение.

Их попытки уговорить его изменить своё мнение успеха не имели. Ничего конкретного он не обещал. Квартира в 2½ комнаты ему кажется достаточной для доцента. Любопытен этот подход «по чинам». Человека не интересуют ни члены семьи доцента, ни их возраст, ни число людей, которые будут в квартире жить, ни действительная,
реальная, а только формально-дипломная природа кандидатов на получение квартиры. Одинокий академик должен получить 4-х комнатную квартиру, многосемейный доцент, работающий сейчас (а не в прошлом) больше и лучше академика, 1–2-х комнатную квартиру. Понятно, что в предшествующей фразе речь идёт не о живых конкретных людях, не обо мне и ком-то, а о людях-чинах вообще. Поистине велик Маяковский с его «я волком бы выгрыз бюрократизм…» и пр.

Размышляли вслух Арциховский и Тарновский о тайных пружинах, приведших к столь неожиданной перемене решения, всеми членами жилищных комиссий и Истфака, и Ректората без возражений принятых. Размышляли, но открыть эти причины не могли. Возможность каких-либо искательств со стороны самого Дьяконова Арциховский решительно отвергал. По словам Арциховского, Дьяконов прислал ему из Пянджикента (в Средней Азии, где он сейчас находится или ещё недавно был) письмо, в котором благодарил за известие о предоставлении ему 2½ комнатной квартиры и выражал своё полное удовлетворение такой квартирой. Кроме того, добавил Арциховский, Дьяконов и не такой человек, чтобы можно его заподозрить в тайных происках и интригах. Наконец, Дьяконов не возбуждал открыто и гласно никаких протестов против
предоставления мне 3½, а ему 2½ комнатной квартиры.

Сохранено