Дмитриев Сергей Сергеевич. Историк. Квартирный вопрос 2

jlm_taurus — 20.05.2023 Тарновский высказал мнение о возможной причастности к этому делу И.М. Рейснера, приятеля Дьяконова, человека к интригам способного. Однако же это мнение не имело за собою никаких прямых доказательств. После таких разговоров мы разошлись. Арциховский пошёл к Унаняну. Я с Тарновским в машине Рыбакова вернулись на Моховую в старое здание МГУ. По пути у меня мелькнула мысль об обращении за содействием и советом к секретарю парткома всего МГУ т. Иванову.

Я никогда его прежде не видел. Но Тарновский ещё в середине августа говорил мне, что Иванов поддерживает мнение о необходимости дать мне 3½-комнатную квартиру и даже высказывался о желательности позднее заменить такую квартиру на 4½ комнатную, ввиду наличия в нашей семье 2 штатных работника МГУ и большой библиотеки. Секретарь парткома Истфака Тарновский был на моей стороне. Я подсказал ему прямо то, о чём сам он думал втихомолку. Я прямо сказал, что вижу проявление произвола, бюрократизма, полное нежелание со стороны Ректора считаться с коллективом, придерживаться общеобязательных решений.

Понятно, такие слова от беспартийного на него (молодого человека и молодого члена партии; к тому же секретаря парткома, которому и самому оставаться «в нетях» перед лицом такого очевидного произвола было бы не безопасно в случае, если бы я стал переносить дело в высшие инстанции) возымели действие. Без большого труда я уговорил его вместе со мною обратиться к Иванову. Было уже около 2-х часов дня. В старом здании МГУ в парткоме не застали Иванова. Тарновский стал звонить ему. Оказалось, что Иванов в парткоме МГУ в новом здании.

Он раз решил Тарновскому и мне сейчас же приехать к нему. Быстро отправились мы в поисках такси и помчались обратно на Ленинские горы. Фортуна продолжала благоприятно смотреть. Поднялись на лифте на 10 этаж, где кабинет Иванова и легко к нему попали. Он оставил во мне благоприятное впечатление. Кузьма Иванович Иванов, кажется, географ. Средних лет, серьёзный и спокойный. Я изложил дело. Тарновский дополнил и ввернул мои слова (от своего имени, разумеется) о явном произволе и пренебрежении к коллективному принципу работы. Жилищная комиссия заседала 15 раз, сказал он, во всех заседаниях я лично участвовал. Участвовали десятки других людей.

Председательствовал обычно Вовченко. Не было никаких возражений и согласованно приняли решение, запротоколированное и всеми подписанное, о квартире для Дмитриева в 3½ комнаты. И что же? В последнюю минуту, без всякого коллектива, без какой-либо записи (так что нельзя даже установить где, кто и когда; можно только догадываться, что сделали это или Вовченко, или Петровский; бесспорно, что Министерство культуры не при чём, ибо Арциховский и Тарновский лично видели копию списка кандидатов на получение квартир, отправленного Ректоратом в Министерство. В списке предлагалось мне дать 2½, Дьяконову 3½) попраны были труды всех этих комиссий, пренебрежено мнением партийных и профессиональных организаций.

Иванов слушал сочувственно. Он посоветовал мне до завтра ничего не предпринимать. Обещал выяснить, поговорить с Прокофьевым и ректором. Просил завтра к 10½ часам утра придти к нему в партком на Моховую меня и Тарновского. Он ничего не обещал. Только обещал выяснить. Мне такая сдержанность понравилась. На возвратном пути я завёз в такси Тарновского к его квартире. Недавно его отец (редактор «Учительской газеты») получил новую квартиру в высотном здании на Котельнической набережной. Там же, где и Нифонтов. Он пригласил зайти взглянуть на его квартиру, что я и сделал.

Потом отправился за советом к Николя. И его, к счастью, застал дома. Обедали вместе. И надумали позвонить в Министерство культуры Прокофьеву. Добился я в 6 часов вечера Прокофьева по телефону. Разговор был неприятный. Я просил о приёме на завтра. Он же в ответ (и вместо ответа, т. е. согласия на приём) заявил, что знает, о чём я хочу говорить, что с ним уже говорили об этом, что он считает мои «претензии на 3½ комнатную квартиру неосновательными». «Я сам кандидат и доцент, и я был бы счастлив, если бы мне давали в высотном здании МГУ отдельную квартиру в 2 комнаты. Это было счастьем для меня. Решение министерства уже принято. Вам утверждена квартира в 2 комнаты. Никаких перемен не ждите. Я даю вам совет без всяких колебаний брать то, что вам дают и не хлопотать о большем. Вы другого не получите».
Слова его были безапелляционными, тон раздражительный. Обескураженный этим разговором, неожиданным для меня, так как только завтра после Иванова, и в случае, если бы Иванов не помог, думал пойти к Прокофьеву, я решил, что дело проиграно.

Мы с Николя строили разные планы: 1). В случае, если окончательно будут предлагать сейчас только 2½ комнаты, в них не въезжать, какие бы посулы не сулили в дальнейшем. Отказаться от 2½ комнатной и просит дать 3 комнатную в 600 квартирном доме, как обещал днём Петровский.
2). Переезжать в 2½ комнатную мне и Лёле (а, может быть, и бабане). Для Игоря же просить отдельной комнаты на Ленинских горах или в ином месте.
3). Переезжать в 2½ комнатную мне и Лёле. Игорю и маме по договорённости с директором Музея Керамики, при его согласии, оставаться временно в Швейцарском доме в Кусково впредь до получения нами 3-х комнатную квартиры в 600 квартирном доме. А затем взять их и всем переехать в новую 3-х комнатную квартиру.

Все эти планы были достаточно фантастическими, а в исполнении трудными. Николя решительно считал, что ехать всем четверым в 2½ комнатную квартиру не нужно. Так как достаточно въехать, чтобы тем самым отрезать себе всякие надежды на получение большой квартиры. Чтобы сейчас не обещал Петровский, но после въезда в 2½ комнатную квартиру, через 2–3 месяца не дадут ещё раз новую квартиру, и в 3 комнаты. Это представлялось и мне бесспорным. Нужно или ничего не брать, или брать то, что сейчас дают, но не ожидать уже новой большей квартиры.

Оставаясь в Кускове, впредь ещё можно может быть дождаться 3-х комнатной квартиры на Калужском шоссе (кстати, там нет 2½ и 3½ комнатных квартир, а только 2, 3, 4-х комнатные). Но въезд всем в 2½ закрывает всякие надежды на увеличение квартиры на ближайшее, обозримое будущее.

Затем, созвонился я с Рыбаковым и с его согласия поехал к нему домой в новую квартиру в высотном здании у Красных ворот (10 этаж), где я не был. Николя дал мне хороший совет — о разговоре с Прокофьевым никому не говорить. Рыбаков обещал содействие. Однако, выражал неверие в возможность восстановления принятого ранее решения. Идею о получении отдельной комнаты для Игоря в дополнении к 2½ комнатной квартире он считает нереальной.

Советовал въезжать в 2½ комнатную квартиру и постараться с помощью письма ректората МГУ на время удержать хотя бы часть квартиры в Кускове, например, путём оставления там Игоря и бабани впредь до получения 3-х комнатной квартиры в доме на Калужском шоссе. Советы его были путанны, а интерес к делу поверхностным. Отказ от квартиры в 2½ комнаты он считал очень рискованным. Во всяком случае такой отказ, по его мнению, сам по себе не только не увеличивает, но даже уменьшает виды на получение 3 комнатной квартиры на Калужском шоссе. «Люди меняются, обещания забываются, обстоятельства могут быть иными». Добрался домой в одиннадцатом часу, усталый и возбуждённый. Дома все также обескуражены. Таков был день этот.

Четверг 1 октября 1953. Весёлый был день — тёплый, солнечный. Но заботы одолевали. Утром толковали с Ф.И. Мельниковым, директором Музея. Он очень благожелательно отнёсся. Соглашался и на 1) Дальнейшее беспрепятственное проживание всех нас в Кускове, и на 2) Проживание временное бабани и Игоря в Кускове впредь до получения 3-х комнатной квартиры. Въезжать всем четверым в 2-х комнатную квартиру он не советовал. Он также считает, что такой въезд равносилен добровольному отказу от перспективы получения 3-х комнатной квартиры. Таким образом он препятствовать не будет при любом решении вопроса. Тамара Александровна, его жена, категорически не советовала брать 2 комнаты. По её мнению, взяв их сейчас, мы навсегда бы в них остались. Лучше в Кускове ещё жить и ждать 3-х комнат, нежели сейчас (и навсегда) остаться при 2-х комнатах в Москве. О ½ комнаты в разговорах с ними я решил умолчать.

Затем поехали с Лёлей в Москву. Из дома ещё я позвонил Федосову и просил его подъехать к 10 часов утра в партком МГУ. Из автомата метро о том же позвонил Гуковскому. Он обещал туда же приехать к 10½ часам. Нам хотелось с ним посоветоваться. С Федосовым встретились в садике перед Ректоратом. Он очень сочувственно отнёсся (до этого лета он был секретарём партбюро Истфака, т. е. занимал место, на котором сейчас Тарновский). Его план был — добиваться исполнения законного принятия решения о 3½ комнатах, ни на какие уступки не идти. Отправился он поговорить с Ивановым до моего прихода к Иванову. Подошёл в эту минуту и Тарновский. Вдвоём пошли они к Иванову в Партком. Я же, укрывшись на лестнице, чтобы не быть замеченным Ивановым, ждал, когда он придёт (его ещё не было в парткоме). Через несколько минут он явился. Ещё минут через десять-пятнадцать на площадку лестницы вышел Федосов. «Дело сделано. Вы получите свои 3½ комнаты, — сказал он, — Иванов на Вашей стороне.

При нас он сейчас говорил по телефону с Петровским. Тот сказал, что или добьются изменения решения (а принято ли оно?) Министерства о 2½ комнат для меня, а 3½ для Дьяконова, или же, в случае если министерство откажет, мне дадут 3½ комнатную квартиру из ректоратского квартирного фонда». Я был очень обрадован. Тотчас отправился в кабинет к Иванову. Там сидел Тарновский. Он подтвердил содержание разговора Иванова с Петровским. Сам же Иванов сказал мне более сдержанно и менее определённо примерно следующее: «Ваше дело налаживается. Можно сказать, что оно наладилось. Я говорил с кем нужно. Вы получите, что было обещано. Окончательно вопрос прояснится и уточнится через 4–5 часов. Нужно ещё поговорить с Министерством». Я благодарил. Он сказал, чтобы часа в 3 я позвонил, или к 6 часам вечера подъехал к Ленинской аудитории, где будет партсобрание Истфака и куда он придёт. После того сидели в Александровском саду у Кремля Лёля, я и Гуковский.

Приняли решение ожидать окончательного ответа Иванова, в министерство не ходить. Днём от нечего делать, и чтобы ожидание сократить, ездил я с Гуковским на Ярославский вокзал за билетом — ему в воскресенье нужно возвращаться в Вологду. Потом поехал к нему на Н. Песчаную. На этой квартире я был впервые. Квартира много поскромней квартир в высотных зданиях у Красных ворот и МГУ. Дети его прелестны. Звонил в 3 часа Иванову, он сказал, что не смог никого застать по телефону
в Министерстве. Затем в 6 часов вечера поймал Иванова, Тарновского и Федосова у Ленинской аудитории. Нового они ничего не сказали. Иванову не удалось ни с кем
переговорить. Он разрешил мне позвонить ему завтра после 12 часов дня.

Из дома вечером звонил Рыбакову и сообщил о визите к Иванову. Рыбаков вариант с получением квартиры из ректоратского фонда считает крайне трудным. Обещал завтра звонить утром Иванову, а затем говорить с Петровским. Этот день закончили мы, утешаясь слабыми надеждами на исправление дела.

Пятница 2 октября 1953. Утром заезжал в Учпедгиз, разговаривал с Барсуковым об участии моём и Тихомирова в конкурсе на написание нового учебника истории СССР для старших классов средней школы. Из Учпедгиза приехал к Рыбакову в старый ректорат МГУ. Рыбаков очень был занят и на ходу, высунувшись в дверь из своего кабинета (он сидит в бывшем кабинете Вовченко) сказал только, что с Ивановым он говорил и тот считает, что 3½ комнаты будут даны. Тут же попросил он Тамару Владимировну, своего секретаря, соединить себя по телефону с Петровским. На беду, Петровского в новом здании не было. Его там ожидали только после 3 часов дня.

Я закрылся в пустом кабинете Петровского и стал звонить Иванову. Шёл первый час. За окнами дождь сильный, с ветром. С трудом дозвонился. Женский голос (предварительно узнав мою фамилию и должность) неуверенно сообщил мне будто бы Иванова «нет ещё, пока нет…». Несколькими минутами ранее я звонил в старый партком (двумя этажами выше того кабинета, где я сидел) и узнал, что Иванов у себя в новом здании. Следовательно, он не захотел со мной на этот раз говорить. Может быть, нечего было сказать, может быть, это дело ему не представлялось столь важным. Во всяком случае, для него оно менее важно, чем для меня

Тогда я позвонил Федосову в «Вопросы истории» и просил его поговорить с Ивановым. Через полчаса звоню ему. Он с Ивановым говорил. Тот с известным раздражением спросил его, что же, мол, ты не веришь, что ли, что дело решено и Дмитриев получит 3½? Федосов заключил советом выждать день-два. Затем, встретившись с Тихомировым, пошли обедать в «Националь». Там застали Новицкого. Обедали втроём. Вчера Тихомиров получил второй орден Трудового Красного Знамени. Панкратовой и Нечкиной дали по ордену Ленина. Всем за выслугу лет. Тоже и Яцунскому.

По вопросу о квартире и Тихомиров, и Новицкий советовали не отказываться и соглашаться на 2½ комнатную квартиру. И они пытались, но безуспешно, выяснить тайные пружины всего дела.

Около 4 часов дня я снова пришёл в старый ректорат к Рыбакову. Тамара Владимировна сама соединила его с Петровским и пригласила меня в кабинет. Разговор этот внёс полную (так мне кажется) ясность. Петровский упрекнул Рыбакова в защите и отстаивании всех в деле получения квартир. В ответ Рыбаков заявил, что он никогда не защищал кандидатуры Мочульского, Дмитриеву же нужно дать 3½ комнаты, как было всеми решено. В конце концов Петровский сказал ему, что вопрос решён, что мне дадут 3½ комнатную квартиру. Дьяконову также. Я был очень обрадован.

Рыбаков советовал немедленно отыскивать помощника ректора по этим делам Менжинского и требовать от него показа письменного распоряжения о 3½ комнатной квартиры. К счастью для нормального хода дел, я не застал по телефону Менжинского в новом здании и не поехал его искать. Вечером звонил Ткаченко и сказал, что Мочульский и Арциховский были сегодня у Вовченко и тот сказал, что я получаю 3½ квартиру. Позднее, по совету Николя, я звонил Тарновскому и просил его завтра разузнать у Менжинского об оформлении нового решения. Он любезно согласился. Сам же я решил, что нужно на время активность умерить, чтобы не испортить дело хорошо идущее

Суббота 3 октября 1953. заезжал на Истфак, чтобы подать заявление о своём возвращении из отпуска с 5.10.1953. Увидел там Арциховского. Он подтвердил, что вчера виделся с Вовченко и тот заявил о получении мною 3½ комнатной квартиры. Вечером позвонил я Тарновскому. Он говорил по телефону с Менжинским. Последний сказал, что соответствующее изменение в списки кандидатов на квартиры внесено и я получаю 3½ комнатную квартиру. Тарновский поздравлял. Посоветовал поблагодарить Иванова, которому он приписывает главную роль в восстановлении положения. По его мнению, Рыбаков был мало активен.

За эти дни всего навидавшись и наслушавшись, я всё ещё продолжаю не верить в получение 3½ комнатной квартиры. Боюсь, что все эти обещания могут ничего не дать. Если посылать будут новые изменения опять на утверждение в Министерство (а это очень легко и соблазнительно сделать для бюрократов), то такой путь даст полную возможность не получить утверждения Министерства и под этим предлогом вернуться снова к варианту о 2½ комнат для меня.

Такая вертлявость была бы очень несолидна. Между прочим, Тарновский сказал, что Арциховскому будто бы вопреки его желания (он одинок и сам просил только 2 комнатную квартиру) дают 3½ комнатную квартиру, ибо декан должен иметь подобающую квартиру. К нему, дескать, могут заходить лица на квартиру, например, иностранные учёные. Для представительности он должен иметь просторную квартиру. Проще: для пускания пыли в глаза. Вот, мол, как у нас учёные живут! Какое недемократическое отношение к людям! Отношение по чинам. Vivat бюрократия!

Итак, четыре дня трёпки нервов, суетни и беготни всё же как будто бы завершаются успехом. Но пока не будет в руках ключа и ордера, пока не перевезёшь вещей в реальную (а не бумажную) квартиру из 3½ комнат не верь ничему. Ещё ничего, кроме обещаний, нет. 1). Я с удовлетворением могу отметить, что сам проявил большую и целесообразную деятельность в эти дни. Моя активность помогла быстро выправить положение. 2). Если бы мы были сейчас в Новом Афоне (путёвки наши с 14 сентября
по 7 октября), то, конечно, улыбнулась бы квартира из 3½ комнат и, приехав сюда, мы получили бы только 2½. Тогда или в них въезжать, или отказываться и ждать пришлось бы. 3).

Большую помощь оказали мне Тарновский, Иванов, Федосов, Рыбаков. Парторганизации спасибо. Она поддержала активно. Николя дал дельные советы. Гуковский также кое-что помог. 4). Игорь во все эти дни, к сожалению, не проявил себя как мужчина. Кроме молчания и какого-то детского отношения к такому важному для всей семьи
вопросу ничего от него не видно было. Жаль. Чего-то, видно, ему не хватает. Надежды наши на него, не знаю, оправдаются ли когда. Пассивность, отсутствие разумных соображений, активной воли в таком деле, которое прямо касается и его, и его близких, прямо поразительны.

Вторник 6 октября 1953.Утром позвонил Н.В. Чешову и от него узнал, что нам предназначена 3½ комнатная квартира в корпусе «И» в первом этаже за № 47. Таким образом судьба, «низвергла» нас с 12 этажа на 1-й этаж!

Приложены: — План расположения кв. 47 в корпусе «И»; — Черновик заявления (без указания кому и без начала текста): «Несмотря на решение жилищно-бытовой комиссии Истфака МГУ и жилищной комиссии Ректората МГУ о предоставлении мне, из числа выделенных для Истфака 4-х квартир в здании МГУ на Ленинских горах, одной 3½ комнатной квартиры, Ректорат сейчас предоставляет мне и членам моей семьи (моя жена, моя мать и сын И.С. Дмитриев, научный сотрудник 2 НИФИ МГУ) квартиру в 2½ комнаты в указанном здании. Вместе с тем Ректорат в лице академика И.Г. Петровского и профессора Г.Д. Вовченко, обещает заменить помянутую 2½ комнатную квартиру на 3-х комнатную квартиру в заканчивающейся через два месяца первой секции 14-ти этажного жилого здания на Калужском шоссе.

Так как квартира в 2½ комнаты, которую нам предоставляют сейчас, не обеспечивает (при наличии 4 человек членов семьи и большой библиотеки в 9000 томов
надлежащих условий для быта и ведения научной работы (я не смогу развернуть и использовать дома свои книги), то настоящим убедительно прошу впредь до вселения
нас в 3-х комнатную квартиру в здании на Калужском шоссе на время проживания нас в 2½ комнатной квартире в здании на Ленинских горах, предоставить моему сыну И.С. Дмитриеву отдельную одиночную комнату где-либо в старых зданиях МГУ или на другой освобождающейся площади. По получении же 3-х комнатной квартиры вся
наша семья немедленно вселится в неё, освобождая ранее их [так в подлиннике — Ред.] предоставленную площадь.

Такое решение вопроса могло бы дать мне возможность выполнять те ответственные правительственные поручения по написанию зимой 1953–54 гг. учебников по истории СССР, которые поручены мне приказами Министерства культуры СССР от 10 июля 1953 г. за № 1229 и от 12 сентября 1953 г. за № 1632».
— Месячный билет на имя С.С. Дмитриева (с фотографией) на проезд по МосковскоКурской железной дороге (Н № 60041) от ст. Москва до ст. Кусково с 3 окт. по 2 ноября 1953 г. — Записанное на каталожной карточке расписание пригородных поездов, введённое в действие с 21 мая 1953 г. с пометками «От Москвы», «К Москве»

Думая получить квартиру на 12 этаже, мы побаивались высоты, сильного ветра и холода, но были очень довольны чистотой воздуха, отсутствием шума и запахов с улицы, хорошим видом, главное же тем, что квартира № 45 расположена на юго-восток окнами. Теперь опасаюсь, что в первом этаже будет шум и пыль с улицы, боюсь, что и солнца будет мало, так как даже если окна выходят тоже на юго-восток, то всё же стоящий через дорогу 5-этажный корпус Физического факультета, вероятно, обеспечит вечную тень в квартире. А так хотелось бы побольше света, солнца. Впрочем, человек существо по преимуществу неблагодарное и редко чем-либо довольное.
Чешов говорит, правда, что в корпусе «И» будто бы будет больше света, чем в корпусе «Л». Но сомнительно. Сдадут корпус «И» и «Л» приёмной комиссии 10 октября. Просил он 9-го приехать и взглянуть квартиру.

Выдача ордеров будет с 10-го в вестибюле корпуса «М», где обосновался жилищно-коммунальный отдел. Таковы новости. Теперь сижу и ломаю голову над недостатками и преимуществами квартиры на 1 этаже. Так как всех квартир в 4 корпусах 184, т. е. по 46 в корпусе, то, видимо, в 11 этажах (со 2 по 12-й) по 4 квартиры в каждом, а в 1 этаже, вероятно, только по 2 квартиры (из-за вестибюля и проч.). Более всего опасаюсь, что не будет солнца и будет шумно с улицы, особенно летом при открытых окнах. Заниматься в таком состоянии решительно невозможно. Так как Дьяконова предпочитали мне, то, может быть, из этого следует, что квартира № 45 на 12 этаже корпуса «Л» лучше, нежели квартира № 47 на 1 этаже корпуса «И»?

Четверг 8 октября 1953. Звонил Яцунский и со слов Мановой сказал, что в «Вопросах истории» один из членов редколлегии (видимо, по его словам, Епифанов) выступал против рецензии Яцунского на мою хрестоматию и назвал рецензию апологетической. В связи с этим в 9 № она не появится. Епифанов-пакостник простить мне не может, что ему МГУ квартиры не дал, а мне может быть даст. Хорош подлец!

Пятница 9 октября 1953. При страшном ветре, в холод, снег и дождь ездили я, Лёля и Игорь на Ленинские горы смотреть новую предполагаемую квартиру. Показывали её Моисеев и Чешов. Корпус «И», кв. 47 в 1 этаже. Долго ломали мы в пути головы над вопросом о том, куда выходить будут окна нашей квартиры: во двор на северо-восток, или на улицу к юго-западу. Ко всеобщему удовольствию оказалось, что на юго-запад. Побольше света и солнца хочется. Боялись, что 1 этаж низко от земли. Однако от земли до наших окон не менее 2 метров. От окон до улицы, где транспорт ходит, не менее метров 35–40. До здания Физфака от нашего дома 75 м, следовательно, это здание света задерживать не будет.

Квартира по планировке сильно отличается от № 45 на 12 этаже корпуса «Л», которую нам первоначально назначали. Здесь в № 47, кухня расположена в середине квартиры, а третья комната отделена совершенно от первых двух. Значительно уже половина коридора. Холл очень маленький и дверь из него в 1-ю комнату не 3-х, а 2-х створчатая. Зато в этой квартире крупнейшее преимущество: в ней 81,4 кв. м., в то время, как в № 45 только 65,4 кв. м. Таким образом нежданно-негаданно мы получили лишних 16 кв. м., т. е. в сущности целую комнату по площади.

Разумеется, преимущество и то, что лифт нам не нужен совершенно. В квартире много окон. На юго-юго-запад 2 больших (по 2,25 м.) и 4 маленьких (по 0,95 м), на запад 3 маленьких (по 0,95 м). Всего 9 окон. В связи с этим опасаемся, будет ли зимой тепло.

Ещё порядочно недоделок. И Чешов говорит, что будут вселять нас при наличии недоделок. По его словам, вселение будет около 20 октября. По словам строителей, к 7 ноября, не раньше. Мнительные по натуре, напуганные неудачей с первой квартирой мы очень беспокоимся и в отношении второй. Плохо верится, что мы её получим и примерно через месяц въедем в новую квартиру. Мне всё мнится, что в последнюю минуту, что-либо да помешает. И останемся мы зимовать в своём Швейцарском домике.

Понедельник 12.10.1953. Приехала вторично Настя помогать в переезде нам. А мы всё на старом месте. Обдумывал главу в историю МГУ об исторической науке 60 – начала 90-х годов в МУ. Вторник 13.10.1953. Сильно надоело ждать переезда, просто измучились. Тягостно чувство неуверенности и ожидания в течение 2 месяцев Чем-то завершится эта двухмесячная пытка, и когда?

Понедельник 19.10.1953 г. На органном вечере Леонида Ройзмана (при участии Зары Долухановой) в большом зале консерватории. Мы задумали начать приобретать пластинки и приобрести радиоприёмник с проигрывателем. О квартире ни слуху, ни духу. Наступают решающие две недели (до 7.XI). Если в течение их нас не вселят — дело отодвинется на новый год или 1-ое мая

Среда 21.10.1953. Ездили с Лёлей смотреть квартиру на Ленинские горы. Встретили в корпусе «Л» Дьяконова, ужасающегося перспективой жизни на 12 этаже, в квартире нам первоначально предназначавшейся. Корпуса «Л» и «И» принимает приёмная комиссия. На следующей неделе, вероятно, будем переселяться (с 26.10 по 1.11). В квартире порядочно недоделок — плохо устлан паркет, нет зимних рам в 3-й комнате, нет стёкол в кухне, не готовы розетки, звонок.

Суббота 24.10.1953. По словам Мочульского, в корпусе «И» дело ухудшается, а не улучшается. Строители ничего не делают, коммунальщики дом не принимают, а, между тем, уже кое-где побили стекла, линкруст потрескался и т. д. Судя по всему, до праздника нас не вселят. А качество постройки, вероятно, очень скромное.

Вторник 27.10.1953. В 10 часов утра приехал к Чешову и неожиданно для себя получил справку о предоставлении кв. № 47 и о праве на въезд в неё. Справки выдавались и другим в корпуса «И» и «Л». Вечером, приехав домой со службы, Игорь слёг, тяжело и неожиданно заболев: tо была 39,5º.

Среда 28.10.1953. Целый день я и Лёля провели в новой квартире, стараясь устранить недоделки. А их много: нет рамы, нет форточки в кухне, не работает мусоропровод, канализация, нет зеркала в ванне и т. д.

Суббота 31.10.1953. Окончательно договорились с шофёром Кругловым Володей и Василием Никифоровичем о перевозке вещей на завтра. Поздним вечером всех встревожил звонок Кати и Тани Чакалёвой о подписке, которую будто бы берут с въезжающих в новый дом МГУ. Погрузились около 12 часов дня. Рабочие выпили и закусили. Примерно без четверти 12-ть тронулись в путь. Или в 11. 30. Это, пожалуй, точнее. Ехали хорошо. Только при самом выезде из ворот усадьбы зацепили за карниз ворот ножкой стола. Ножка отлетела. Карниз не пострадал. Я сидел в кабине трёхтонки с шофёром. Лёля поехала на «Победе» с Володей. Голованов поехал поездом и добрался до Ленинских гор раньше нас. В пути «Победа», разумеется, ушла вперёд, а я на трёхтонке с прицепом, полным связок книг, отстал. Но уже на горах, метрах в 100 от дома, глядим,стоит «Победа» и около смущённый Володя: бензина не хватило. Вот все приключения в пути.

А солнце светило. Новая квартира была им залита. Немой столяр Сосунов встретил нас. Он и другой столяр Макаров участвовали в разгрузке. Она прошла быстрее, чем погрузка. Приехали мы на горы без четверти 1 час дня. А в начале 3-го уже рассчитались с рабочими (по 100 р. на человека, т. е. 300, да позже Володе 200 р).
Голованов побыл ещё с часик и пошёл домой. Марья Васильевна, ожидавшая нас с утра, чуть-чуть не дождалась и ушла незадолго до нашего приезда.
Вскоре пришла Наташа. Разумеется, не одна, а с Алёшей и Ниной Михайловной. Она принесла электроплитку и чайник. Алёшка тотчас пошёл везде шнырять и, думаю, что раздавил один ящик с посудой. Их ещё не распаковывали и покудова не известно, какой ящик (по его содержанию).

К вечеру забежал Федосов посмотреть новую квартиру. Слухи Кати, ссылавшейся на Четверухина, он считает фантазиями. Вечером Лёля приняла ванну, впервые в новой квартире. Было очень тихо. Рано легли спать

Понедельник 2 ноября 1953. В новой квартире идут бесконечным потоком рабочие разных специальностей: слесари, водопроводчики, электрики, столяры.
Лёля сидела в квартире, кое-что разбирала из вещей, смотрела за рабочими.

Среда 4 ноября 1953. С утра пришли в новую квартиру паркетчики, перебирать и отделывать паркеты. Инженеры-строители Хейфец и Агабабов распорядились перебрать частично паркет во всех трёх комнатах, устранив пазы и пр. Подлинные чудо-строители. В новой квартире очень холодно. В гостиной особенно, не выше 13–14°. В
моём кабинете немного потеплее, но не выше 16–18°. Батареи еле-еле нагреваются. В рамы ветер свищет. Если так и дальше пойдёт, то мы вымерзнем. Кусково с его дровяным отоплением нас испортило, мы привыкли к t° 19–23°. Не оказалась бы жизнь в новом доме жизнью в холодном доме. Это нас последнее время более всего заботит и гнетёт. Зима подходит.

Пятница 6 ноября 1953 г. Паркетчики с утра работают. Слышимость в квартире большая. Наверху бегают дети, играют на пианино — всё слышно. Живёт там некий Игорь Владимир Проскуряков. Кто он? Утром Лёля впервые отправилась на новый базар (Даниловский). Утром же принесли самую первую корреспонденцию на новую квартиру. Это была телеграмма, адресованная мне: «Редакция Литературной газеты поздравляет Вас годовщиной Октября. Желаем новых творческих успехов. Агапов». А позднее в
почтовом ящике нашли первое письмо. Писал НиколяB. Спрашивал об Игоре и поздравлял с праздником.

Вечером вышли подышать свежим воздухом. Ветры здесь на горах всё время чувствуются. Воздух чистый, дышится и спится хорошо. Но ветров многовато. В нашем Кускове местность ровная, низкая. До войны вокруг значительные леса, особенно на запад, откуда обычно дуют в Москве ветры. Здесь же так и слышишь, то Борея, то Аквилона, то Зефира128. Последний, впрочем, сейчас не жалует. Время года не подходящее. Хорошо, что окна квартиры нашей выходят на юг (6 окон, из них 2 больших и четыре маленьких) и западо-западо север (3 маленьких в столовой). Три окна из столовой, обращённые преимущественно на запад, загорожены от севера большим домом. Северный ветер (Борей) прямо на нас не хлещет, значит.

Праздничный доклад по случаю 36-й годовщины Октябрьской Революции сделал Ворошилов. Речь была краткой и лишённой чего-либо нового. Праздник вообще отмечается более скромно и деловито с меньшей помпой, чем в прежние годы.

Воскресенье 8 ноября 1953. Утром втроём — я, Лёля, Настя — перенесли все вещи в третью комнату, где решили на время обосноваться, покуда паркетчики будут менять паркет выборочно в 1 и 2 комнатах. В третьей же они его частично сменили к вечеру 6 ноября. Настя заткнула ватой щели в рамах окон третьей комнаты, и это заметно сказалось на потеплении комнаты: было 15–16, стало 17–18.

Затем я с Настей поехал в Кусково к бабане. Лёля отправилась на Даниловский рынок искать варенье, войлока или ваты для зимнего утепления рам. В Кускове всё в порядке. Бабаня одна скучает и просит её побыстрее перевезти на горы. Вот неделю, завтра начинающуюся, и придётся посвятить двум главным
делам: 1). Юридическому оформлению нашего нового жительства на горах (получению ордера, прописке и пр.) и 2). Окончательному переселению на горы, перевозке остатков имущества, цветов, посуды кухонной; переезду бабани и Насти.

Понедельник 9 ноября 1953 г. Лёля поехала в Кусково, получать справку о сдаче нами квартиры, переводить подписку на газеты на новый адрес, может быть и выписываться. Паркетчики пришли и стали перебирать отдельные дощечки паркета во 2-й комнате. Видел ордер на новую квартиру: в нём обозначено, что квартира дана «на время работы». Таким образом, опять мы получаем служебную квартиру.

Среда 11 ноября 1953. Раздобывал войлока и ваты для зимнего утепления рам. Потом поехал в Кусково, где получил паспорта, выписанные из Н. Гиреево, и военные билеты, снятые с учёта. Пытался получить справку о сдаче квартиры, но Мельников выдаче её воспрепятствовал: ведь вы ещё не выехали, сказал он мне. Ну и дурила! Монтёр Антонюк при мне свернул антенны телевизора, абажуры отвинтил, градусник с балкона.

Пятница 13 ноября 1953. Утром рано встал и стал готовиться к решающему дню. К 8 часам утра, как было условлено, пришла Регина посидеть у нас на новой квартире. Нельзя было запереть квартиру, так как вчера предупреждали о том, что сегодня часов в 11–12 дня придут включить газ. К 8.45 прибыл Володя на «Победе». Грузовая машина пошла отдельно вперёд в Кусково. Накрапывал с ночи мелкий дождь — первый за почти прошедшую половину ноября этого года. Сухая, ясная и холодная погода держались всё время до сегодня. Около 10 часов утра приехали в Кусково. Грузовая машина уже была там. Справки Лёля ещё вчера получила. Всё уже было готово к отъезду. Погрузили
остальные вещи быстро и в 11 часов тронулись из Кускова в новый дом.

В доме полно было людей. Одни включали газ. Лёля бросилась спрашивать у газопроводчиков об обращении с газовой плитой. Другие кончали малярить, закрашивая загрунтованные прежде разрывы линкруста. Потом девушка-электрик стала подвешивать абажур, привезённый из Кускова. Регина во всём деятельно участвовала.

Суббота 14 ноября 1953 г.C Утром у нас установили электросчётчик. Ко мне пришёл аспирант Ковальченко. С ним я ходил в домоуправление и получил ордер № 84 от 30 октября 1953 г. «на право занятия на время работы в Московском университете жилой площади 81, 4 кв. м. в корпусе № И, кв. 47, находящейся по адресу: Москва, Ленинские горы». Погода была отчаянная — резкий сильный ветер сбивал с ног, сырой снег хлестал. При получении ордера отдал делопроизводителю Фриде Матвеевне наши паспорта в прописку.

Вторник 24 ноября 1953. Неожиданно рано начались большие морозы. Днём –15–16, ночью около –20. Снега ещё нет и это усиливает резкость холода. Дома, к великому нашему счастью и общей радости, тепло +16–19. После вечных холодов в Кускове, постоянных напряжённых забот о поддержании тепла с помощью двойных топок печей, керосинки и электропечек жизнь здесь в тепле и без всечасной заботы о нём кажется блаженной. Заботы о тепле, топка печей, выгребание золы, принос топлива из кладовки лежали в последние годы на Лёле. Прежде с нею делила эти заботы бабаня. Теперь эти заботы отошли от нас. А от меня отошли заботы о добывании топлива — дров, торфяного брикета, угля.

Сохранено