Дети синего фламинго: "Я к нему по лунному лучу..."

alfare — 31.07.2021 На самом деле, конечно, ДСФ – это никакой не боевик и не антиутопия. Когда ты слишком взрослый (в плохом смысле этого слова), и вспоминаешь книгу не просто по памяти, а ещё и отстранённо, и с позиции современности – там "радуют глаз" остроумные выпады в сторону Двида, Тахомира, Ящера и всякое такое. Но когда книгу доперечитаешь – вспоминаешь, что всё было не так. Не так всё это было. Не об этом.

А книги Крапивина вообще никогда и никакие не были политическими (и приключенческими). Да и вообще, мне кажется, несмотря ни на что, любил он тогда свою страну* больше любой другой страны в мире**. Любил искренне.

*("у нас большая страна… сколько нашлось бы друзей")

**Разве что ещё вот Куба…

Впрочем, это всё сейчас присказка. А я, читая последнюю треть книги, отчётливо, ясно вспоминал, как это было почти тридцать лет назад. ДСФ я прочитал уже взрослым, ну, как взрослым – студентом. Прочитал и ходил дня два как в тумане. Как, наверное, на карусели голова закружится, на твёрдой земле стоять трудно. Потому что это совершенное безумие, то безумие, которое выше любого рассудочного состояния. Оно не разрушает сознание, а поднимает его куда-то за облака.

Сейчас, конечно, я это состояние испытать не могу. Но вспомнил его ясно.

Вначале про неглавное. Про пафос. В книге, особенно во второй половине, особенно в финале, пафоса – хоть ложкой ешь! Из каждой строчки бьёт, как будто на свет выбегаешь из тёмной комнаты. И эта книга – отличный пример, как пафос может быть хорошим, правильным.

Как? А вот так: текст должен передавать состояние героя и мира. А не пафосные мысли автора. Автора в пафосе ДСФ нет ни капли. Там всё – искрящийся поток света. Полёт героя. Его крик, то отчаяния, то радости. Чистый, как небо. Быстрый, как полёт.

Кроме того, важно, пафос не вложен в описания и мысли. Он распределён в восприятии, рассыпан по всему, что обрушивается на читателя: в картинках, контрастах. Очень быстрый поток, соответствующий напряжению, бегу, полёту. Стремительность везде. Даже в тех эпизодах, где действие как будто притормаживает и нам рассказывают о более-менее пассивных промежутках жизни Женьки – в крепости или когда он болел после возвращения.

Да, если вы откроете и почитаете эти фрагменты, увидите. Ощущение от них такое, словно спринтера ухватили за руки и заставили силой бежать на месте, но он не просто перебирает ногами в неистовой стремительности, он ЗЕМЛЮ ими толкает назад! Такое напряжение, каждое слово взрывается втиснутым в него временем! Женька болеет, выздоравливает, всё как в тумане, но это не туман, это стекло, за которым проносится огромная жизнь. Мне тут вспомнилась, может, не к месту, хорошая книга Владимира Кантора "Победитель крыс". Там мальчишка заболел и в горячечном бреду ему приснилась война с крысами в сумрачно-подземном мире. И больше всего это ощущение запомнилось, бесконечной тягучести, вязкости, когда каждое движение как будто вымучено. И это я не в минус книге, это к тому, что вот перед вами два противоположных взгляда на состояния, внешне как будто сходные. Борису, герою книги Кантора, война с крысами и вправду только снилась, такое отражение борьбы с болезнью и, если глубже, самим собой, преодолением себя. А путешествие на остров Двид – ни разу не сон. Как бы болезнь ни пыталась убедить Женьку в обратном. И отношения с временем, ритмом такие, что малейшая пауза воспринимается как ревущий от напряжения мотор тысячесильный.

Как птица, бьющаяся в руках.

…Так что же меня так ударило тогда, в самый первый раз? Выбило землю из-под ног, ошеломило… Запредельная яркость дружбы. Когда Женька встречается с Юлькой в крепости.

Собственно, о дружбе там не так много слов. Почему, как… В этом Крапивин – ему не нужно на десятках страниц расписывать, почему. Даже в нескольких строчках – не нужно. Мгновенное, ослепительное узнавание, может, сами буквы у него какие-то другие?

А тогда, прочитав эпизод встречи, я, может быть, вспомнил свой сон, приснившийся лет на десять раньше, когда сам я был в возрасте Женьки. Странный сон, потому что я тогда и Крапивина, хотя и немного прочитал (три книжки), но любимым писателем его не считал и не осознавал, насколько всё это сильно. И о друге я тогда так уж особенно не мечтал, хватало моих игр, моей Страны, волшебства. Но вот, случилось так, что во сне была какая-то погоня, какие-то враги, и непонятно откуда взявшийся спутник, и выбор – спасаться или спасать, и отчётливое осознание, что этого незнакомого тебе спутника ты не бросишь никогда. И то же самое ослепительно сияние солнца над песками.

Возможно, Крапивин обращается к нам вот по этому каналу связи. Тайному, скрытому. Который, как ключ, мгновенно отпирает самые главные двери. И дальше ему, рассказчику, нужно только направлять. Лететь впереди.

А если пытаться рассуждать холодно, "научно"… Что там вообще происходит, почему мы так ослеплены этим состояниям? Всё просто: Крапивин угадал состояние сознания, которое обретает идеальный резонанс. Когда ты всем своим существом чувствуешь, что тот, кто рядом, переживает то же самое, что и ты. Не просто на уровне каких-то отдельных деталек, ощущений – а полностью. Я не умею это объяснить, конечно, это не значит, что все мысли совпадают, и что твой спутник их знает. Нет, но на каком-то другом, главном уровне, всё равно: он – это ты, а ты – это он.

И смерть не важна.
Ну, то есть, как не важна… она важна, конечно, недаром в книге несколько раз показано, что главные герои сомневаются, трусят и даже "предают". Физический страх, слабости души – это вещи слишком реальные и серьёзные, и если бы Крапивин отмахнулся от них, умалил бы их значение – то сфальшивил и обесценил бы всё, и тот пафос, о котором я писал вначале, моментально обернулся бы тошнотворно-липкой слащавостью.

На самом деле даже герои ДСФ ещё не настолько сильны, чтобы бороться со страхом в самом высшем разряде: под непрерывным гнетом, в беспросветной тьме. И Крапивин не пытается (в отличие от иных фальшивящих авторов подростковых антиутопий) помещать своих героев в ад вечной ночи. Герои – дети, и они могут бороться на равных с самым сильным врагом пока лишь на подъёме, на пике, в полёте. Вместе с другом. Это, кстати, не раз подчёркивается в книге, например, всё тот же отрезок пути, когда Женька находится в сомнениях о своих силах и о том даже, не приснилось ли ему вообще всё – и тут уже на помощь приходит Толик. В момент, когда важнее всего – доверие.

Что ещё? Пару слов о Легенде о Правителе острова. Небольшой, но важный штрих. О том, как становятся подлецами, предают друзей… Правитель, впервые использовавший Ящера, в детстве был таким же вот другом. Подробно нам об этом не рассказано, но основания для этого утверждения есть. Да и вообще… так ведь оно и бывает… иногда… наверно. В этом, кстати, сила образа Правителя. Я много раз писал на эту тему, что образ злодея должен быть создан именно так. Зло не берётся из ниоткуда. Ну, как… бывают, наверное, психопаты, которым просто так хочется причинять боль и страдание. Но это другое, это даже не очень интересно, потому что… может, потому что я сам не из таких, и чужая боль и страдания сами по себе мне противны. Однако это же не значит, что я не смогу их причинить. Я могу представить ситуации, когда мог бы. И даже испытал бы удовольствие. Если бы это были настоящие враги.

А враги – они же у нормального человека не появляются просто так, ниоткуда. Они приходят сами или ты их создаёшь из… А можешь и сам стать врагом всех людей. И я вот об этом. О том, как получается, что из хорошего человека, из друга – кто-то может превратиться во врага и предателя.

Легенда о Правителе сильна тем, что предал друга – друг. Такой же вот когдатошний мальчик, как Женька, как Юлька, как Толик. Пока они были мальчишками – наверное, и они, Правитель и Учёный, могли сделать друг для друга многое, и отдать друг за друга жизнь. А потом выросли. Учёный выстоял, а Правитель – нет. Хотя Правитель даже в самом конце считал Учёного другом. И не казнил бы его… наверно… ни при каком развитии событий. Посчитал бы, в крайнем случае, что спасает его жизнь дружбу заточением, да и то потом постарался бы как-то "откупиться". И это – живой образ. Злодеи, которые не любят (в меру своих понятий) ничего и никого, наверное, бывают, но это психопатология, а в книгах нас слишком часто пытаются убедить, что злодей – это такой сферический гад в вакууме, которому ненавистен весь мир, и даже не пытаются показать, почему так получилось.

В легенде причиной предательства стала власть. В событиях настоящего времени причиной предательства стал страх. И есть в этой книге ещё один принципиально важный момент. Там показано отличие генезиса и последствий. Потому что Юлька в итоге не стал предателем. А Правитель – стал. И есть большое искушение сказать, что причина такой разницы в том, что это были разные люди. Однако всё несколько сложнее.

На самом деле мы этого не знаем. Знаем мы другое: Юльке многое помогло. Предательство из страха – это колотая рана. Предательство от власти – это яд. Медленный и коварный. Впрочем, страх тоже может быть ядом. Как и рана может медленно убивать организм. Разница в том, как это происходит. Юльке был нанесён удар, мгновенный и страшный. Важно то, что мгновенный и страшный удар часто легче пережить и залечить. Особенно, если потом у тебя есть возможность искупить вину. У Юльки таких возможностей было более чем достаточно. А представьте, если бы такой возможности не было? Если бы его взяли в плен и он бы выжил, и потом медленно, годами уничтожал себя мыслями о своём поступке… А если страх, но другой, медленный, но всеохватный. Когда ты живёшь в страхе постоянном, и сперва не делаешь ему уступок, но потом постепенно слабеешь… а вокруг нет того, кто схватит тебя за шкирку и вытащит на свет.

Так же и власть. Начинается с желания сделать благо. Потом – осознание, что ты знаешь, как лучше, что ты, именно ты, только ты – сумеешь, а другие… можно ли им доверить такое? Во что вложено столько сил, тебя самого, твоих друзей, мыслей, даже самой настоящей любви… И потом – страх: испортят, нарушат, уничтожат. И постепенная уверенность, что вот эта связка созданного тобою равновесия порядка – самое главное в мире. А те, кто смеет на неё покушаться… А окружающие тебя, специально отобранные люди, правильные люди, правда, за ними тоже нужен глаз да глаз… они, эти люди, создаваемую картину упрочняют и берегут.

Я повторюсь, Крапивин как бы обходит стороной один сложный вопрос: насколько "навечна" вот эта верность, крепкость, дружба, которую обретают герои его книги. Навсегда ли Женьки, Толик и Юлька получили иммунитет от слабости, предательства? С одной стороны, на это есть надежда, некоторой гарантией становится их путь. Их дружба отличается от обычной тем, что у этих ребят есть кое-что особенное, их общий Путь, их испытания, их Остров. Это, конечно, не полная и вечная гарантия, но дополнительный источник, маяк, опора. Многие другие книги Крапивина показывают принципиальную значимость Острова на пути взросления. То есть, мало просто встретить Друга – нужно ещё обрести с ним общий Остров. Тогда – надежда.

В заключение я хочу сказать ещё… Стихи Юльки тогда, в далёком 1991, наверное, году стали для меня самыми яркими, самими оглушительными стихами Крапивина.

"Я не сплю...
Лежу, и не сплю
(Только вы не говорите маме)...
Звёзды, словно замерший салют,
Гроздьями повисли над домами.

Только я на звёзды не смотрю,
Я от нетерпения горю,
Жду,
когда от краешка окна
Круглая покажется Луна.

На Луне так много лунных сказок,
Там,
над золотистою водой,
Лунные дрожат дубы и вязы,
И сидит волшебник с бородой.

Я к нему
по лунному лучу
Пробегу сквозь голубую даль,
От него в подарок получу
Золотую лунную медаль.

Я её повешу на стене,
И она
ночами
со стены
Будет молча улыбаться мне,
Как сестрёнка
той
большой Луны"

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив