Дежавю

Да, звучит как полная дичь. Только вот в чем дело: у людей нет поводов не верить. Нацисты обещали экономический рост — так и вышло. Говорили много патриотических речей — чем не патриоты. Хотели отомстить Франции за былые унижения — сделали.
Новые территории — вот они.
Кто-то, конечно, не проникается пропагандой. Есть даже журналисты, которые не стесняются заявить о своем несогласии вслух. С такими работает гестапо.
Дважды в день лично Геббельс проводит пресс-конференции. Точнее, не то чтобы прям конференции — больше подходит слово «инструктажи»: что и как писать в завтрашний номер. После такого разнообразием печать, конечно, не блещет, зато и лишнего никто не опубликует. Газетам, представители которых не могут присутствовать лично, инструкции передают по телеграфу.
Делать это не так сложно, как раньше: вместо довоенных трех с половиной тысяч газет теперь три тысячи. Уже чуть больше двух. А теперь — в 1944-м — в районе 970.
Зато новые издания появляются на оккупированных территориях. Тираж небольшой, максимум десять тысяч экземпляров, зато их много — более трехсот. Есть и русскоязычные, среди них «Правда»-оборотень: верстку тщательно скопировали, контент вписали свой.
Телевещание потихоньку сворачивается как самый дорогой вид СМИ. Зато раскочегаривается радио: Геббельс хочет, чтобы немцы превратились в одну большую семью, ждущую новостей у приемников. В основном звучат сводки с фронтов, иногда марши.
Успехом пользуется и кинематограф. Потому что есть классная фишечка: каждому, кто увидит в военной хронике своего родственника, бесплатно распечатают его фото. Желающих столько, что вскоре аудиторию приходится ограничить: теперь эта услуга только для родственников погибших солдат.
Патриотизм не сработал — время страха
В январе 1943 года Геббельс понимает: пора менять тональность. Легкой победы не вышло. Немцы начинают подозревать, что противник не так уж слаб, как им говорили.
Новый метод — запугивание. Если вы не продолжите сражаться, вашим престарелым родителям, женам и детям конец: станут рабами, умрут от голода, отправятся на расстрел.
Если вы не продолжите сражаться, попадете в плен, там вас замучают и напоследок кастрируют. Гроб — гроб — кладбище — страдания — расстрел. И никто не узнает, где могилка моя.
Солдаты продолжают сражаться. Итог мы все знаем. Пропаганда тоже не всесильна.
Газеты часа ноль
Судьбу немецких журналистов страны-победительницы решают так: кто топил за НСДАП — ищет другую работу. Кто поддерживал чисто формально, только чтобы в тюрьму не отъехать, или умудрился сохранить нейтралитет — может вернуться в медиа через какое-то время и даже издавать свою газету. Каждый случай рассматривается индивидуально.
Самая малочисленная категория — журналисты, которые могут продолжать работу прямо сейчас. Как правило, это противники и жертвы режима.
Короче говоря, система СМИ Германии, по сути, создается заново. Поэтому послевоенные издания называют газетами часа ноль...
|
</> |