ЦИТАТЫ...


Яков Минченков о художнике-маринисте Александре Беггрове:
"...Он жил в Гатчине. Облюбовал болотистый пустырь, купил его и
начал устраивать свое хозяйство. Построил дом и во двор отовсюду
свозил мусор, щепу, навоз. Завалил болото, удобрил почву и развел
прекрасный ягодник: малину, крыжовник, смородину, клубнику. По
величине и вкусу нигде кругом не было подобных ягод. Мало того:
выписал необыкновенные штамбовые розы, уберег их от морозов или
акклиматизировал, и жители Гатчины приходили любоваться цветами в
саду Беггрова.
Выращивал в комнате и парниках самые ранние овощи, конкурировавшие
с привозимыми с юга.
А когда все выражали удивление, Беггров говорил:
— Вот еще! Глупости! Я хочу виноград развести и дыни посадить. Что?
Солнца не хватит? Скажите пожалуйста! С солнцем всякая баба на
бахче вырастит, а дыню надо приучить и здесь вызревать!
Летом приглашал к себе товарищей и угощал их таким обедом, какой не
изготовить и самому лучшему повару. Беггров сам заказывал и покупал
провизию и, когда приезжали гости, предоставлял им заняться
чем-либо в его отсутствие— рассматривать альбомы, картины, читать
журналы, а сам отправлялся на кухню, надевал передник и принимался
стряпать блюда, наполовину подготовленные раньше.
Он был великолепным кулинаром. Когда был накрыт стол, он приносил
суп, открывал крышку супника и молча стоял, ожидая, что скажут
гости.
Один аромат уснащенного различными кореньями и приправами супа
заставлял гостей выразить свой восторг; тогда и Александр Карлович
проявлял довольство:
— Ну, то-то же! А то подают, когда все уйдет на воздух. Момент
аромата не более десяти минут! Прошу не опаздывать и есть так,
чтобы оставалось у вас место для другого, над чем я не меньше
старался. Прошу!
Гости едва воздерживались, чтобы не повторить порцию супа, хотя и
знали, что их ожидают впереди еще большие чудеса кулинарного
искусства. Беггров спрашивал:
— Вы отличаете в общем аромате сельдерей, а другого ничего не
слышите? Нет? Так у вас нос отравлен табаком. Ну, конечно, так!
Волков, ты говоришь— морковь? Вот вздор, морковью бабы борщ
подкрашивают. Мещанство. Сперва отвар из птицы… да не с картофелем,
говорят тебе… Что я, кашевар, что ли?
Приносилось под большим колпаком второе блюдо. Беггров, как
фокусник на сеансе, объяснял:
— Не пугайтесь! Вы услышите едва заметный запах чеснока. Ну,
конечно же, это молодой барашек, и здесь надо подразнить вас
немного восточной приправой! Это историческая и необходимая
приправа. Перестань, Волков, трясти бородой и не смейся! Молчи,
когда не понимаешь! Берите зелень в достаточном количестве и
непременно вот этот кисло-сладкий фруктовый порошок. Да, да!..
Непременно! Вот видите! То-то же! Прошу не объедаться, успеете!
После этого заставлял выпить немного холодного вина, чтобы
приготовиться к следующему блюду, отбить вкус предыдущего.
— Рябчики! Прошу покорно! Обратите внимание: спинка розовая,
поджаренная, а остальное только тушеное. Волков! Что ты… что ты?
Огурцы? Сохрани бог! Сладкое, незаменимое северное варенье— вот что
надо! Это охотники, что разную гниль едят на болотах, а потом свои
вкусы нам наделяют. Вот вздор еще!
Ну и Лукулл! Впрочем, он превзошел Лукулла в чревоугодии. У того
были крайние излишества и объедение, а у Беггрова еда доводилась до
степени искусства без количественного излишества. Кулинарное
искусство он приравнивал к другим искусствам, где не было идеи, а
только погоня за внешним. Он говорил, что тешить глаз одними
красками— все равно, что насыщать желудок вкусными блюдами. Зрение
и чувство вкуса в этом случае равноценны.
Когда ему говорили о стоимости обедов, он отвечал:
— Вздор, можно затратить рубль— и будет вкусно и питательно, и за
десять рублей можно только испортить желудок.
Побывавшие на его обеде проникались почтением к его кулинарному
таланту, а возвратись домой, находили на своем столе однообразие,
скуку, мещанскую еду, и от этого, наверное, доставалось хозяйкам...
"
