Читая френдленту
antimeridiem — 16.11.2024 По поводу недостижимости красоты. В стихе Заболоцкого мне больше нравится начало, оно в каком-то смысле более таинственно:Среди других играющих детей
Она напоминает лягушонка.
Заправлена в трусы худая рубашонка,
Колечки рыжеватые кудрей
Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,
Черты лица остры и некрасивы.
Очевидно, поэт старался описать что-то некрасивое. Но если отбросить формальную констатацию «черты лица некрасивы», ничто не указывает на то, что девочка именно что некрасивая. Скорее описания в стиле «белолица, черноброва…» заставляют представить что-то условно благообразное, читай – безликое, усредненное. Там, где красоте просто нет места.
Уже не помню, кто сказал: «красота – это послание», в этом смысле форма неотделима от содержания. Разумеется, послание может быть адресовано и прочитано на разных уровнях. Как бы ни был красив некий стул, он все-таки для того, чтобы на нем сидеть. Красота Настасьи Филипповны была уже посланием на более высоком уровне. Там где (в отличие от стула, пусть даже и красивого) есть жизнь, а форма соответствует по сложности именно жизни, а не стулу. «Чем выше будет размещаться наблюдатель, тем труднее ему будет совмещать [форму и жизнь]». Чтобы, в самом деле, увидеть Настасью Филипповну нужно было быть князем Мышкиным. Сложность не в совмещении (это происходит само собой), сложно подняться на соответствующую высоту.
|
</> |