Чекистские будни
sergeytsvetkov — 21.04.2021Показания бывшего сотрудника НКВД Митрофана Сыромятникова.
(Свидетельские показания даны им 20 июня 1990 года полковнику юстиции Ершику В.Я.)
С 1939 по 1941 год Сыромятников М.В. занимал должность старшего по корпусу внутренней тюрьмы управления НКВД по Харьковской области.
«...Я вспоминаю, что когда я доставлял арестованных в подвал, мне пришлось видеть, что в комнату куда заводили арестованных, заходил комендант Зеленый, у которого в руках находился револьвер. Из этой же комнаты мы через некоторое время убирали трупы. Я сейчас не могу вспомнить когда именно происходили расстрелы и захоронения на еврейском кладбище. Однако они происходили не каждый день, а очевидно по мере накопления подследственных, приговоренных к высшей мере наказания. Захоронения на еврейском кладбище происходили примерно до середины марта 1938 года.
Затем было организовано новое место захоронения, которое располагалось в Лесопарке, по Белгородскому шоссе в сторону гор. Белгорода в лесу, примерно в 1,5 километра от поселка Пятихатки, примерно в 200 метрах справа от дороги. Из сотрудников УНКВД которые были непосредственно причастными к массовым расстрелам я вспоминал Кашина Василия, Руденко, Руся, других данных их не помню. Вспоминаю, что примерно в 1939 году они еще были осуждены за нарушение социалистической законности. Я их неоднократно видел в подвале, знаю что конкретно делали, какие действия совершили, мне об этом неизвестно.
В рассказанных акциях я участвовал не часто, а периодически по указанию коменданта Зеленого.
Как я уже показал, захоронения на еврейском кладбище прекратились примерно в середине 1938 года. С этого времени захоронения происходили в указанном мною месте в Лесопарке по Белгородскому шоссе. Мне, примерно два раза ночью пришлось вывозить туда трупы расстрелянных советских граждан. Однако более подробно об этом показать в настоящее время не могу, так как за давностью времени уже не помню.
Примерно в мае 1940 года во внутреннюю тюрьму НКВД начали прибывать большие группы польских военнослужащих. Как правило это были офицеры польской армии и жандармы. Как нам тогда объяснили, эти поляки попали в плен Красной Армии при освобождении в 1939 году западных областей Украины и Белоруссии. Откуда они прибывали в Харьков, мне об этом не известно. В Харьков их доставляли по железной дороге в специальных вагонах. С УНКВД выезжали машины, на которых поляков доставляли в здание УНКВД. Я в то время был старшем по корпусу внутренней тюрьмы и мне пришлось принимать поляков и водворять их в камеры. Как правило в тюрьме они находились недолгое время: день-два, а иногда и несколько часов, после чего их отправляли в подвал НКВД и расстреливали. Расстреливали их по приговорам или указам судебным решениям, мне об этом не известно. Мне приходилось несколько раз сопровождать их в подвал и я видел, что в подвальные помещения их заводили группами. В подвале находился прокурор, кто именно я уже не помню и комендант Куприй, других данных о нем также не помню, <�в то время он был комендантом УНКВД>, и несколько человек из комендатуры. Кто именно расстреливал поляков, мне об этом не известно. После расстрелов трупы поляков грузились в грузовой автомобиль и отправлялись в лесопарк, в указанное мною место захоронений. Расстрелы поляков производились по мере их поступления в УНКВД. Сколько их было доставлено в УНКВД по Харьковской области я не знаю, и примерно сказать не могу, так как я заболел и попал в госпиталь, где находился 2 месяца на момент моего заболевания поляки в УНКВД еще поступали. Несколько раз мне приходилось грузить трупы поляков и отвозить на место их захоронения. Как я уже показал, место захоронения находилось примерно в 200 метрах от Белгородского шоссе. Его территория была обнесена забором и охранялась. Дальше начинался яр. Трупы поляков складывали в большие ямы, которых было две или три. Трупы посыпали порошком белого цвета. Для чего был нужен этот белый порошок, я не зною, в то время среди нас ходили разные разговоры, якобы этот порошок способствовал разложению трупов. Надо сказать что все действия по расстрелу поляков и их захоронению контролировались представителями НКВД из Москвы. После расстрелы поляков в этом месте производились и захоронения расстрелянных советских граждан, которые были приговорены к высшей мере наказания. Однако каких-либо конкретных сведений, я об этом не знаю. Мне известно, что после освобождения города Харькова, на этом месте захоронились приговоренные к расстрелу изменники Родины, каратели, полицейские и другие преступники, однако более детально об этом я показать не могу у так как я не был свидетелем этих акций. После окончания войны стало известно, что на указанном месте захоронения в Лесопарке немцы хоронили своих тифозных больных, однако я об этом помню из рассказов других сотрудников. В послевоенное время это место захоронений было закрыто и мне более о нем ничего не известно.
Я хочу добавить свои показания тем, что ни я, ни другие сотрудники комендатуры не знали кто и за что был арестован и содержался в тюрьме НКВД, нам говорили, что арестованные являются врагами нашего общества, нашего народа. В настоящее время я узнал из средств массовой информации, что в феврале имели место необусловленные репрессии, и хочу, чтобы мои показания помогли восстановить справедливость и увековечить места захоронения жертв репрессий...»
|
</> |