Цепной мост создал Будапешт, мост Маргариты позволил его увидеть
anna_bpguide — 29.11.2025
Сходила вчера на лекцию Алексея Зеленского «Тайное
послание: Париж в архитектуре Будапешта». Не со всем согласна, но
формула «Будапешт/Вена = Париж/Версаль» (в пару к «Будапешт/Вена =
Петербург/Москва») – это хорошо, это пригодится.По такому случаю повторяю свой пост на ту же тему.
Вид на Будапешт с моста Маргариты прекрасен, что и говорить. А так же любопытен тем, что напоминает: таких видов когда-то не было, и нужна была неожиданная идея, нужен был толчок, изменивший отношения города и горожан. И речь не о Будапеште. То было открытие всеевропейское, мировое, и совершилось оно в Париже.
Это был 1606 год. Генрих IV, тот самый Анри Четвёртый, что «отважный был король» («Париж стоит мессы» – тоже он), открывает мост, строительство которого было начато ещё его предшественником, Генрихом III. Мост, теперь старейший в городе, назван был без затей – Pont-Neuf, Новый. Он соединял оба берега Сены, зацепляя посередине остров Ситэ.
У будапештского моста Маргариты – та же схема: с берега на берег плюс дополнительный отросток на остров.
Только открыт он был в 1876 году, на 270 лет позднее парижского, да и не о нём сейчас речь.
От всех прочих мостов, и новых, и старых, и парижских, и других, Новый отличался тем, что домов и лавок на нем не было. С точки зрения коммерции – недопустимое разбазаривание перспективных пространств, недополученная прибыль и казне убыток. Очень хотелось бы узнать аргументы Его Величества, но король настоял на своём: лавок на мосту не появилось. И произошло чудо. Парижане увидели свой город.
«В 1606 году, когда открылся Новый мост, к нему тут же начали стекаться толпы. Именно тогда люди впервые испытали то, что с тех пор стремится сделать каждый гость французской столицы: насладиться видом на Сену с моста. [до того] мало кто обращал внимание на красоту реки, просто потому что ею было неоткуда любоваться. Большинства набережных ещё не было, а дома, напротив, зачастую строились у самой кромки воды. Уже существовавшие мосты также были застроены домами, так что люди, переходившие на другой берег, не могли видеть перспективу».
Джоан Дежан. «Как Париж стал Парижем».
Да у них и привычки такой не было. Средневековый город – огороженное место, почти крепость, убежище на случай нападения очередных татар-монгол-мадьяр; в нём живут не ради удобства, а для безопасности. Любоваться там, в общем-то, нечем.
Но то про средневековый город, а у нас речь идёт о начале XVII века (если про Париж) и о конце XIX (если про Будапешт). Взор, устремлённый в небеса, уступил место взгляду на землю; итальянцы открыли перспективу в живописи, испанцы – Новый свет. К моменту строительства моста Маргариты всё это станет банальностью, но во время создания Pont-Neuf было новаторством.
«В отличие от всех прочих мостов Европы, таких как Понте Веккио во Флоренции или Лондонский мост, на Пон-Нёф домов не было. Там даже были устроены маленькие балкончики, вроде театральных лож, чтобы прохожие могли отойти в сторону, облокотиться о перила и как следует рассмотреть красоту открывающегося пейзажа».
Вот: слово прозвучало: опера, театр! То-то фигуры у опор моста Маргариты так напоминают скульптурный декор будапештской Оперы!
Мне тут не очень понятно: желание сделать видимым городской пейзаж заставило превратить мост в подобие театральной ложи, или наоборот, создание моста стало толчком для придания реке и городу вида, которым можно любоваться.
Любоваться – или любопытствовать? Так или иначе, но парижане пошли на мост, чтобы смотреть на город. Причём пошли все – и богатые, и бедные, и аристократы, и народ. Это было рождение настоящей, всесословной, городской толпы. Прежде разные слои общества отделялись друг от друга куда определённее, даже в церкви, даже на празднестве. А тут любопытство сработало великим уравнителем: на красивые виды (или хотя бы занимательные) поглазеть всякому приятно.
Всё же насколько социальная жизнь определяется техникой и технологиями… Парижане пришли – это ладно. Они же ещё и приехали – на каретах. Именно в течение XVII века кареты из диковинки становятся в Париже делом обычным. К концу столетия число их в городе доходит до двадцати тысяч. И появляются на мосту пробки.
Снова Джоан Дежан:
«Мост задумывался как многополосная дорога, достаточно широкая для того, чтобы по ней одновременно могли проехать четыре кареты. Однако каретам приходилось бороться за место с носилками, запряжёнными лошадьми телегами и всадниками, и никаких правил относительно того, как разделить пространство между различными видами транспорта, придумано не было. На переднем плане картины, изображающей транспортный затор, мы видим водоноса, который из-за коромысла на плечах занимает довольно много места. Там же пастух со своей собакой и отарой овец; некоторые отбились от стада, чтобы обогнуть носилки, и разлили воду, которую несет домой хозяйка рабочего сословия. Мужчина пытается помочь женщине, которая упала на землю. Аристократическая пара наблюдает за происшествием; под ногами у них путаются куры, но они обращают на птиц не больше внимания, чем овцы».
Париж увидели.
Обычный средневековый город как определённую единицу реальности увидеть можно было издалека – из-за реки, с соседнего холма. Город представал как крепость, окружённая стенами. Без деталей, без структуры. Изнутри – не легче: из узких улочек то только не видно город как целое, но и главный храм города часто просто не разглядеть.
«Наружные пространства средневекового города не выполняли функций общественного интерьера, они не обживались и эстетически не переживались – соответственно, они не получали и архитектурного оформления. … Чтобы увидеть здание целиком, необходимо было сильно закинуть голову – и тогда оно представало возносящимся к небу в головокружительном ракурсе. При такой точке зрения архитектура раскрывалась визуально преображённо; все формы приобретали стремительную вертикальную динамику взлёта, пропорции искажались, линии смещались, истинные размеры здания, его архитектоника оказывались недоступными рациональному восприятию и оценке».
Ирина Данилова. Искусство средних веков и Возрождения
Новый мост позволил увидеть город одновременно целиком – левый берег и правый берег сразу, и реку к тому же; это мы и наблюдаем в Будапеште. И изнутри. Увидеть город как целое, не покидая его. Не «откуда-то» вне города, но из самой середины, из центра – и при этом практически целиком, во всяком случае, с возможностью увидеть и осознать взаимное расположение городских объектов и расстояние между ними. Это должно было казаться чудом. Понятно, почему так глазели парижане.
А потом европейцы увидели Петербург.
«Вдали, между молочной водой и перламутровым небом, опоясанный венком зубчатой стены в башенках, медленно вставал прекрасный силуэт Санкт-Петербурга, аметистовые тона которого демаркационной линией разделяли две бледные безграничности — воздуха и воды. Золото куполов и шпилей сияло на самой богатой, самой изумительной диадеме, которую когда-либо мог нести город на своём челе. Вот и похожий на тиару Исаакиевский собор меж четырёх колоколен вознёс свой золотой купол, на Адмиралтействе взметнулась сияющая стрела, церковь Михаила Архангела по-московски округлила свои купола, и Сторожевая церковь заострила пирамидальные, украшенные линиями, полосами ребристые верхушки, а далее засверкало металлическими отблесками множество колоколен. Что может сравниться в великолепии с этим золотым городом на серебряном горизонте, над которым вечер белеет рассветом?»
Теофиль Готье. Путешествие в Россию
Кажется, это важно: именно Петербург стал городом, который можно увидеть извне, как Париж с Нового моста и Будапешт с моста Маргариты. И когда нам по всей Европе говорят, что Петербург – прекраснейший город (Szentpétervár a legszebb város), а мы смущённо мямлим про Достоевского и дворы-колодцы, то это потому, что мы не имели того опыта, который получил Готье и о котором всей этой Европе рассказал.
«Нам, русским, делают упрёк в лени, и недаром. Сознаемся сами, без помощи иностранцев, что мы тяжелы на подъем. Можно ли поверить, что в Петербурге есть множество людей, тамошних уроженцев, которые никогда не бывали в Кронштадте оттого, что туда надо ехать морем, именно оттого, зачем бы стоило съездить за тысячу вёрст, чтобы только испытать этот способ путешествия?»
Иван Гончаров. Фрегат «Паллада»
Новый мост дал парижанам возможность увидеть свой город – удивительно ли, что главными «художниками города» станут тоже парижане, импрессионисты?
Архитектурные ансамбли Санкт-Петербурга, видимые с реки, с воды, с моря, покажут миру, что город может быть произведением искусства.
Мост Маргариты в Будапеште – ещё и изогнутый посередине. С пештской его части открывается вид на Буду, на Королевский дворец и Рыбацкий бастион с церковью Матяша. С будайской – на Парламент. Только его ещё не было. Сначала появился мост, как театральная ложа, смотрящая на сцену. И только затем на эту сцену – как главный персонаж архитектурной драмы Будапешта, как герой-любовник – вышло, выступило здание Парламента.
Будапешт на всемирно-историческое значение не претендует, основы мироустройства не потрясает, чаще выбирает из уже сделанного и придуманного то, что ему подходит, чем изобретает и придумывает сам.
Но выбирает, как крестьянин на рынке, вдумчиво и основательно, беря те идеи и вещи, которые действительно нужны (а если они не новые, так тем лучше – надёжнее).
Так и тут.
Цепной мост создал Будапешт, мост Маргариты позволил его увидеть.
|
|
</> |
Почему стоит заказать шкаф по индивидуальным размерам: плюсы и особенности проектирования
Митрополит Виталий: Революция была восстанием русского хама
Почему евро еще не закончило рост?
Дизайнеры шутят
Про государственный переворот в Омске
Михаил Зощенко: возвращение в клетку
Два удачливых деда и их семейные тайны!!! (+ опрос)
От Дженнифер Лопес до Эмили Блант: самые громкие модные провалы на церемонии
Поездка одним днём в Тверь

