Бухта Лямчина. Часть 2: одинокая изба и Талата-река
varandej — 13.08.2017На узком проливе за показанным в прошлой части Большим Цинковым островом мы провели неделю - там старый ненец Андрей Рудольфович Вылко живёт в покосившейся избе за сорок километров от ближайшего посёлка, и мы ненадолго стали его гостями. Здесь же - про поход на скалистую реку Талата вдоль побережья бухты Лямчина.
Вот уже третий пост подряд я начинаю с нашего прихода в бухту Лямчина в лучах полуночного солнца - она образует своеобразный фасад Вайгача к внешнему миру, и два Лямчиных носа с разных её сторон - как пилоны ворот. Мы обогнули Большой Цинковый, из скал которого на нас смотрело множество каменных лиц, и вот за очередным утёсом показалась изба, которую я сперва принял за большой валун. Приглядевшись через ультразум фотоаппарата (который использую вместо бинокля), я предположил, что изба заброшена, так как стояла она накренившись, словно судно на волне, а крыша её казалсь дырявой. Но вот у избы мы различили маленькую тёмную фигруку человека, и почему-то мне сделалось в тот момент страшно - мы неделю не видели других людей, а как замечал герой какого-то старого фильма-робинзонады, "человек - не только самое доброе, но самое опасное существо на свете". В Нарьян-Маре, тем более, про одного из отшельников вайгачских изб нам рассказывали, будто он болен туберкулёзом и когда-то кого-то убил в пьяной драке, и вот не тот ли человек вышел на жужжание нашего мотора? А услышал он нас явно за километры - в здешней особой первозданной тишине, наполненной плеском волн, свистом ветра, лаем собак, криками птиц любой механический звук слышен очень отчётливо.
2.
Из наклонной печной трубы пошёл тонкий дымок, а помимо человека, мы различили у избушки и собак, и я всё не мог понять, сколько же их. Наташа sevprostor бросила якорь, Петька отвязал байдарку, и через несколько минут вдвоём с ним мы ступили на галечный берег. Человек оказался невысоким и щуплым стариком с маленькой седой бородой, одетым в камуфляж, шапку и резиновые сапоги. Мы поздоровались, представились - Илья, Пётр, а он еле слышно ответил - Андрей. Он вообще говорил очень тихо и не слишком внятно, потому что какой смысл здесь говорить громко? Петька от всего экипажа подарил Андрею пакет махорки (позже пожурив нас с Ольгой, что сами не купили табак - здесь это первоклассная валюта), мы немного рассказали о себе и спросили, можно ли поставить палатку. Андрей указал нам место под скалой, и на месте этом трава была примята - немногочисленные, но яркие гости Вайгача почти неизбежно попадают к Андрею.
Андрей спросил, нет ли у нас парацетомола, так как у него уже не первый день болит голова, и узнав, что нет, больше для очистки совести поинтересовался:
-А выпить есть?
-Не, нету! - ответил Петька, улыбнувшись.
-Чтоб туристы - да без выпивки? - понимающе усмехнулся Андрей, и более не возвращался к этой теме.
3.
Что же до собак, которых я пытался посчитать с лодки, то их оказалось не две, не три и не пять, а 13 во главе с белым, похожим на волка вожаком по кличке Чех. Клички у Андреевых собак в основном географические - Ямал, Магадан, Лаврентий, и будущего Ямала нашли щенком в гусином гнезде (то есть - в яме), а будущий Лаврентий, только оказавшись у Андрея, умудрился стащить и съесть пакет лаврушки. Собаки для Андрея - и друзья, и охрана, и охотники, и рабочие, но какими бы грозными они ни казались, мы быстро поняли, что нам не стоит их бояться. Андреевы собаки закручивали до изнеможения и хватали за пятки белых медведей, насмерть рвали друг друга, и визит Андрея в посёлок неизменно сопровождается потерями среди тамошних собак и кошек, но к человеку у этой своры уважение абсолютное, и лай они поднимали не агрессивно, а скорее в качестве сигнализации: "кто-то идёт!". И Андрей на их лай выходил из избушки всегда, потому что эти собаки не лают впустую.
4.
Поэтому, конечно же, когда они подняли шум ночью - мы тут же встали выяснять его причину, и среди поджарых остромордых псов вдруг обнаружился лохматый, как игрушечный, Стёпа. Большинство собак Андрея - кобели, но есть у него и пара сучек - большая и самодовольная Барселона (её Андрей назвал в честь любимой футбольной команды), спокойная в уверенности, что к ней сами придут, и очаровательная ласковая Найда, ещё не изжившая девичьей привычки сводить кобелей с ума. Вот к ним-то и наведался с лодки городской щёголь, сумевший по такому делу переплыть полукилометровый пролив. Но ещё сильнее он явно рисковал на берегу, и Андрей с Ольгой изловили его, не дожидаясь драки, да посадили на цепь - гости к Андрею часто приходят со своими собаками, так что рядом с нашей палаткой нашлась и специальная привязь. Стёпа всю ночь скулил на разные голоса и даже пару раз гавкнул (так-то он уникальная собака, которая не умеет лаять), а утром Найда откровенно дразнила его, подходя сантиметров на пять дальше, чем Стёпу отпускала цепь...
5.
Проснувшись с утра, мы увидели вдалеке миражи:
6а.
А Андрей, выйдя на лай, сразу позвал нас завтракать. Но чай выпился быстро, а разговоры говорились долго - живя в тундре, Андрей успел обрасти огромным количеством удивительных для городского человека историй. Например, о белых медведях, не раз осаждавших его избу. Чаще всего от "мишек" его защищали собаки, но как-то ему удалось обратить зверя в бегство, хватив его по носу лопатой - нос у медведя мягкий и болезненный, и вдобавок медведь просто не привык к отпору, поэтому от удара просто развернулся на месте и с той же скоростью побежал в противоположную сторону. Но обиды не забыл и попытался отомстить: на следующий день Андрей, подходя к уборной, уже открыл дверь, но вдруг от чего-то и передумал и вернулся в избу, а через пару минут услышал треск и выглянув, обнаружил безразменую медвежью задницу, торчащую из проломленной будки. О том, что есть "арктические медведи", с человеком не знакомые и на него не нападающие, и есть "помойные медведи", привыкши видеть в человеческом жилище лёгкую еду, мы узнавали тоже от Андрея.
6.
Сейчас, по его словам, медведей тут нет - затяжная весна дала им возможность уйти с Вайгача, а пришедшая жара не располагает ходить на юг. Трава позеленела, по словам Андрея, за неделю до нашего прибытия, а то стояли всё холода, "но так вообще-то и должно быть, это просто в последние годы мы к теплу привыкли" - во времена Андреевой молодости лето часто наступало лишь в середине июля. К жаре Андрей был непривычен, потому и болела у него голова. У самого берега таяли снежники, на фоне которых Оля не замедлила искупаться.
7.
И забегая вперёд скажу, что купались мы много - Баренцево море в бухте Лямчина прогревалось в отсутствии ночи очень быстро, за неделю, что мы здесь провели - с 10 до 18 градусов, как в Крыму в начале купального сезона, и холодно в его воде было разве что от осознания, ГДЕ купаешься. Вода в бухте оказалась далека от чистоты, вся в водорослях и тине:
8.
За пресной водой Андрей ходил на длинное чистое озеро на горке над избой; на дрова собирал плавник где-то в окрестных бухтах, охотился и рыбачил в тундре, а море приносило ему всевозможные вещи вплоть до рыбных ящиков с надписями по-норвежски. Сам он в море (или, как тут говорят, "по океану" - в противоположность тихим бухтам типа Лямчиной) ходил мало - при нас у него и мотора-то не было, а единственная лодка лежала в нерабочем состоянии. Когда-то на вёслах он вышел слишком далеко, и попал в морское течение, понёсшее лодку "в океан". Провожая взглядом вайгачский берег, Андрей спокойно рассудил, что тут уже ничего нельзя сделать, и лёг на дно лодки спать. К утру его вынесло на остров Долгий (о нём - см. здесь), а там, в заброшенных балках, Андрей сумел найти немного топлива для обогрева, и постепенно вернулся - с Долгого на материк, с материка в Посёлок... Наташа sevprostor слышала другой финал этой истории с прилётом борта МЧС, но Андрей рассказал, с кем из его знакомых случилась та история - сама конфигурация течений западнее Вайгача такова, что многих вышедших "в океан" без мотора уносило именно на Долгий. О своих друзьях он рассказывал, как об однополчанах - этот утонул в шторм, тот замёрз в пургу, да и сам он чуть не околел когда-то и до сих пор раз в год ездит в город лечиться.
9.
Тёмная изба выглядела кривой не случайно: в 2010 году на здешние берега обрушился чудовищный шторм, и волны тогда подхватили ветхий дом и стронули на несколько метров, унеся из него все вещи и разрушив печку. Лишь за несколько лет Андрей оправился от того удара стихии, и всё же эта изба - летняя, так как восстановленая печь в ней годится лишь для готовки, но не для отопления в морозные ночи. Второй дом у Андрея Рудольфовича - на севере острова, в Дыроватой губе, где живёт ещё один отшельник Васятка. Раньше таких было больше, но сейчас, по словам Андрея, их осталось всего двое - кто-то на старости лет ушёл к людям, кто-то погиб в шторме или пурге. Изба - одна комната и пара чуланов, и в комнате - кровати с мягкими, но очень линючими оленьими шкурами на матрасах, стол, застеленный газетами невиданных лет, умывальник и тазик в углу и, помимо хозяина, постоянно одна-две собаки. Здесь нет электричества, даже от генератора, и в тёмные ночи Андрей зажигает керосинку. До других людей - 35 километров по тундре...
10.
...и всё же не стоит думать, что перед нами образец побега от цивилизации: в посёлке у Андрея есть сестра Наталья Филиппова, заведующая магазином, и получая на руки его пенсию, периодически она навещает брата и привозит ему продукты, как например сухое пюре, муку для хлеба, крупу для каши, сушки, чай с бергамотом или сигареты Bonks. Земля тундры, обильная мясом, рыбой и ягодами, слишком уж скудна всем остальным. Деньги в руки брать Андрей словно остерегается, потому что деньги могут вызвать самого злого из северных духов - огненную воду. Как мне показалось (но это, конечно, сугубо домыслы) из упоминаний вскользь, когда-то Андрей сильно пил, и серьёзно пострадал от этого, а недоброжелатели в посёлке и вовсе говорили, что на избе своей он прячется от водки.
11.
Андреев отец Рудольф, как и большинство жителей Вайгача, родом был с Новой Земли и приходился племянником легендарному Илье Тыко Вылке. Сам Андрей там никогда не бывал, но отправляясь на север Вайгача, часто задумчиво глядел за Карские Ворота, и миражи над морем порой показывали ему краешек отцовской родины. Сколько лет самому Андрею, мы не знали, но в 1960-х годах он закончил в Нарьян-Маре техникум, выучившись на каменщика, а позже строил Котлас. На материке ему не понравилось, и если для нас Котлас - это где-то на севере, то для него там был знойный перенаселённый юг. Андрей вернулся на Вайгач, но даже в посёлок ходит редко (ибо ему "нечего там делать"), однако раз в год ездит в больницу в Нарьян-Мара или Амдерму, и каждый раз его там ждут - ибо с ним и в больнице не скучно. Но есть у Андрея такое полезное свойство, как при виде книги хватать её и прочитывать от корки до корки - поэтому эрудиция у него совсем не та, что ожидаешь от отшельника с Края Земли, и про многие далёкие от Вайгача края он знал то, что и в Москве-то немногие знают... А ещё за всю неделю не сказал при нас ни единого бранного слова.
12.
На избе у Андрея много старого инвентаря, ржавые кирки, ломы, буры и даже пулелейка (слева внизу). Всё это он насобирал по заброшенным рудникам и пустующим десятилетиями базам геологов:
13.
А на коньке избы - деревянный гусь. Путешественники про Андрея рассказывают всякое, почитая чуть ли не шаманом. В избе у него висит несколько икон, и он гордится тем, что на Вайгаче не прижились баптистские миссионеры. Но правда то, что он своими руками починил рассыпавшегося после "реставрации" Семиликого идола и все святилища в округе ему знакомы. О святых местах ненецкого народа он говорил очень мало, но очень серьёзно.
13а.
В полукилометры от избы на высоком берегу я приметил пару крестов. Под одним из них покоится бабушка Андрея, про вторую могилу он не говорил, а мы не спрашивали. Эти могилы совсем не похожи на хальмеры Антипаютинской тундры, но у крестов лежат старые нарты:
14.
Мимо этих могил в один из дней мы с Петей и Наташей sevprostor ходили на Талату - мощную реку, впадающую в Лямчиную бухту практиченски посередине. От избы до её устья - 9 километров по прямой, и Андрей сразу дал нам совет идти поверху, так как берег пока что перекрывают снежники. В безлесной тундре хорошо виден дальнейший путь - вот ближе похожая на плеть коса с гордым именем мыс Маресаля, вдали высокий мыс Спрудже, а где-то за ним - наша цель.
15.
Идти местами было очень легко - по каменистой земли почти без травы как по плохому асфальту. Местами - тяжеловато: спотыкаясь по кочкам, увязая в мягком мхе, путаясь в стланнике да обходя болота, предупредительно чавкавшие под ногой. И хотя из любого ручья мы пили воду, зачастую на ручье ещё нужно найти место, чтоб перейти его, не вымочив ног.
16.
На полпути до Талаты мы упёрлись в глубокй каньон с водопадом. Андрей не говорил нам, как называется это место, а в посёлке это Канина речка. Бухта Лямчина слишком велика, чтобы обозначать её как место жительства Андрея, поэтому поселковым он известен как "Андрей с Каниной". А вот откуда на обрыве тень от коня - не спрашивайте, видимо духи пошутили:
17.
Брод, или вернее естественный мостик по мелким камушкам нашёлся выше водопада. Увы, мы вышли под вечер, а на закате здесь слишком контрастный свет:
18.
За речкой начался подъём на сопку, а на вершине сопки, скорее всего Андреевыми руками, сложен гурий - пирамидка камней, ориентир взамен разрушенного ветром тригопункта:
19.
За сопкой - вновь река, и я не помню, сколько таких вот тёмных укромных долин мы пересекали:
20.
Сева не упускал возможности поваляться на снежнике:
21.
Над устьями рек, протяжно клича, висели соколы... Вернее, мы такую птица называли соколом, а на самом деле это зимняк, или мохноногий канюк.
21а.
Но хозяева тундры - всё-таки гуси, будь то серые гуменники или белощёкие казарки:
22.
О жизненном цикле гуся, прилетевшего летом на родину предков, я рассказывал в "общем" посте про Вайгач, и среди здешних охотников есть золотое правило: гусь в стае - добыча, а гусь в паре - неприкосновенен. Ведь в пары они собираются для продолжения рода, и значит где-то рядом гнездо с яйцами или птенцами. Тем более не добыча - громко кричащий "аааааааа!" и размахивающий крыльями, но не взлетающий гусь - он изображает подранка, отвлекает хищника от гнезда, и за тысячи лет не выучил, что только человек может убить его на расстоянии. А вот гусиные стада - это те, кто уже подняли птенцов, и они - уже вполне добыча. Хотя собаки у Андрей всегда голодные, старый Чех при виде гнезда сам встаёт охранять его от молодых псов.
23.
Казарка на утёсе. Казарки не умеют гагакать, зато умеют лаять как мелкие собаки и галдеть, как обезьяны. Они - настолько северные птицы, что даже зимовать улетают не в жаркие тропики, а в Северное море:
24.
Гусь лапчатый! Хотя на Вайгаче гусей как минимум четыре вида (белощёкая казарка, гуменник, белолобый гусь и занесённую в красную книгу пискулька, которая действительно пищит), символом его мне запомнились всё же казарки.
25.
Гуси в море. В тот поход они были ещё без птенцов, но птенцы начнут появляться буквально со дня на день:
26.
А вот совсем другая птица. Это "новоземельский вертолёт" - расцветка у него не нарьян-марская, и пролетал он над Вайгачом без остановок куда-то на северо-запад, а позже обратно. Впрочем, кого он возит на Новую Землю, не совсем понятно - ведь хозяева там военные. Шум его винтов слышен за десятки километров:
26а.
Между тем, мы вышли на обрывистый берег, ведущий к скалистому мысу Спрудже, уж точно не знаю, в честь кого названном:
27.
Мощь снежников впечатляет больше, чем мощь скал:
28.
Здесь мы как-то потеряли друг друга из виду. На "внешней" стороне мыса стоял мощный триангуляционный пункт, зато на внутренний - маленький гурий "для своих". Балок внизу остался от геологической партии, работавшей здесь в 1980-е годы, а сейчас его обустраивают для своих нужд оленеводы - у моря неподалёку лежал штабель кирпича для печки:
29.
Тут есть гора ржавых бочек, куча консервных банок под кустом, да прогнившие печки-буржуйки:
30.
А мы устали идти по жаре в комарином анабазисе, и кажется всех нас посещали мысли "и нафига мы куда-то попёрлись?" - путь вышел явно не 9 километров, и занял часов пять. Но тундра впереди вдруг натурально РАЗВЕРЗЛАСЬ, открыв тёмную скалистую пропасть, более всего похожую на фьорд (на горизонте - показанное в прошлой части Карпово Становье):
31.
Талата в ненецкого переводится как Летом Широкая, и это одна из мощнейших рек Вайгача. Именно к этим скалам посылают из посёлка незадачливых туристов, прилетевших на Вайгач без подготовки... ну или возят на "буране" за 20 тысяч рублей. Талата делит бухту Лямчина примерно пополам, и вроде бы её устье можно перейти в отлив по низкой воде, а ближайший круглосуточный брод - лишь несколькими километрами выше. К каньонам на Вайгаче мы успели привыкнуть, да и зимой на Югорском полуострове я их видел, но тут был совсем иной МАСШТАБ:
32.
На скале напротив расположились чайки. Сева, сбежав к краю обрыва, гавкнул на них, чайки отозвались крикам, спровоцировав его на новый лай - и так вплоть до нашего ухода над Талатой установилась самоподдерживающаяся система звуков.
33.
Здесь было хорошо пить чай, видя, как ущелье понемногу заполяется темнотой:
34.
А за каньоном в ряд от моря до тундры на пару километров разбросаны обломки самолёта МиГ-31. Он разбился здесь 21 марта 1989 года, но никаких подробностей этой истории методом гугления я не нашёл. Андрей же рассказывал так, что самолёт совершал учёбный полёт из Архангельска в Амдерму, и для старого лётчика это был последний рейс перед выходом на пенсию, поэтому он на радостях выпил. Под Амдермой лётчиков застал туман, затруднивший посадку, они изменили курс, но ко всему прочему у машины ещё и отказал прибор, определявший высоту. Когда лётчики поняли, что летят к земле, старший отчаянно взял вверх, и для спасения им не хватило буквально нескольких метров - поднимаясь вдоль берега, машина врезалась в скалу и разлетелась на куски, продолжившие полёт своим ходом по инерции, и дальше всех, как самый тяжёлый, улетел мотор. Лётчики успели катапультироваться - но у самой земли это их не спасло. Подойти ближе к обломкам, лежащим в тундре такими, как будто крушение было вчера, мы не имели возможности, а больше их фотографий есть у Андрея Николаева.
35.
От устья каньона мы прошли вверх по Талате ещё с полкилометра. Река делала несколько мощных излучин:
36.
В одной из которых обнаружился грандиозный порог, на сотни метров вокруг ревевший водопадом:
37.
Над порогом из склона сочится вода. Андрей говорил, что раньше здесь был брод, само собой очень опасный, но в последнее время что-то изменилось, и порог стал окончательно непроходимым:
38.
И ни за что не скажешь, что в этих горах нет и 50 метров над уровнем моря:
39.
Какой-то приток:
40.
Назад к избе шли почти по прямой с многочисленными привалами, уже вдали от моря. Скелет постройки над лагерем геологов оказался, по словам Андрея, бывшим складом взрывчатки:
41.
С пол-пути у нас был отличный ориентир - колеи вездехода, оставленные в этой тундре, скорее всего, ещё при советской власти:
42.
Вот снова Канина речка, а солнце, так и не сев, вновь набирает высоту - закат превратился в рассвет:
43.
Там и до избы рукой подать, и избу Андрея Вылко мы в те дни реально ощущали своим домом:
44.
Нам, городским и неразумным, старый ненец был как отец. Петька же с ним курил, и говорил как тундровый волк с тундровым волком. "Не напрягать" Андрея нам не удалось - пока мы ходили на Талату, он думал и сам сходить в тундру, но обнаружил, что собаки утащили из нашей палатки банку сгущёнки, и остался караулить, чтоб не растащились что-нибудь ещё. На самом деле, говоря по секрету, это не сгущёнка была, а дорогущая арахисовая паста, и помимо неё собаки вытянули ещё и варенье, а не имея возможности открыть банку - просто прокусили её и выжали досуха. Вот следы их зубов на консервной банке - чтоб был понятен масштаб:
45а.
При том, что вытащили они еду из тамбура, а в собственно палатке были куда как более заманчивые колбаса и сало - но туда собаки даже носа не сунули, сочтя видимо тамбур ничейным.
Пока сидели, злобный Сева перегрыз верёвку Стёпе, и вскоре мы услышали за палаткой звуки драки: если опытный боец Сева вполне понимал, что против своры почти волков ему делать нечего, и в ответ на настоящую агрессию эти просто порвут, то непутёвый Степа сразу же побежал к сучкам, и Андреевы псы лишь аккуратно проучили городского дурачка, ну а Петька - добавил. В следующий приход Стёпа уже не лез на рожон, но зато обделал нарты; Сева при виде самки предпочёл обделать хозяйские сапоги, ну а когда Петька принёс с лодки Андрею пустые канистры из под израсходованного бензина, на которых Сева и Стёпа часто валялись, Андреевы псы натурально выстроились очередь, строго по одному подходя и помечая чужеродный элемент.
Если собаки что-то делали не так - Андрей на них негромко прикрикивал; если окрик по-русски не помогал - он переходил на ненецкий, и окрик на ненецком собак словно выключал - всегда.
45.
Без собаки в тундре никуда, вообще на Вайгаче я как-то иначе стал воспринимать собаку, и Андреева свора - это НАСТОЯЩИЕ собаки, делающие то, для чего их полтора десятка тысячелетий назад приручил человек. За собаками Андрей ухаживает как бы не поболее, чем за собой - делает им прививки, обрабатывает антикомарином, в жару пускал в самую холодную из пристроек избы. Он кормит собак какой-то кашей, но собаки таскают у него пахнующие едой нитяные перчатки и сжёжвывают их в труху - они всегда голодны, как и положено собакам. Но когда Андрей выкатывает нарты, псы сами бегут к своим места, толкаясь лишь от нетерпения поскорее пойти в тундру:
46.
Если на оленях ненцы ездят не так уж и редко (я сам такое видел на Ямале), то Андрей - последний ненец этих тундр, пользующийся собачьей упряжкой. Ещё такое практиковал Петькин знакомый Марков с Хайпудырской губы, но и он вроде недавно бросил. У Андрея прошлая упряжка вся состояла из белых псов, но теперь из них остался лишь Чех, а новое поколение - пегое. И если кто-то из поселковых или гостей острова над таким способом перемещения смеётся, Андрей знает, что последним смеяться ему - когда на острове перебои и с топливом, он фактически один тут сохраняет мобильность.
47.
7 собак тянут упряжку, 8-й, то есть Чех - направляет, ещё 3 пса бегут рядом, и Андрей в шутку называет их "запчасти" - если кто-то в упряжке поранится или выбьется из сил, они впрягаются на замену. Собачья упряжка - "умный" транспорт, в любую пургу объезжающий каньоны и по самому глубокому снегу останавливавющийся у капканов с добычей. Зимой они возят самого Андрея пассажиром, летом тягают лишь нарты с небольшим грузом, может быть чтобы не терять форму. Ходит Андрей и сам будь здоров, и несмотря на возраст и болезни, искренне не мог понять, почему мы не можем, например, одолеть одним днём 45 километров до Карского моря. До Дыроватой губы отсюда два дня ходу летом и 6 часов на собаках зимой.
48.
|
</> |