Блянота вульгарис

inesacipa — 01.02.2017
Недавно ко мне занесло очередное толерастическое дрянцо, эмигрантку разлива 1963 года с ником Нотабля, трогательно прикрывавшую дряблую харю фотками шестидесятилетней, если не семидесятилетней давности. После моей насмешки фотка быстренько посвежела на десятилетие, но осталась максимально девичьей. Молодящаяся руина утверждает, что ее, "наканунную смерти", тошнит от каких-то там выражений в моем посте (впрочем, мне плевать на состояние здоровья неведомых блянот). Сама-то Нотабля, как выяснилось, называет русских людей кацапией и ватой, радуется, что в России непременно должен начаться гладомор, который прочистит нам головы. А разжигаю что-то там я. Своим отношением к блянотам.

Если это не:
а) психологический перенос своих привычек, стремлений, а главное, пороков на собеседника;
б) беспардонная ложь, свойственная поучающим нас эмигрантам, так и не обретшим за бугром свое счастие;
в) бездарная попытка вызвать чувство вины по заезженной толерастами схеме, приебавшись к "плохому слову";
г) еще более бездарная попытка самоутверждения на человеке, который с тобой разговаривать не захочет;
то я, пожалуй, съем собственную шляпу.

Пожалуй, имеет смысл описать новый экземпляр сетевого уродца для ЖЖ-бестиария. Блянота вульгарис — существо, свалившее из гнезда, в котором родилось, но не просто свалившее, а жутко на это гнездо обиженное. Вроде как пресловутое место рождения было обязано предоставить такие условия своему птенчику, чтобы тот никуда лететь не желал, а сидел бы тут и наедал бы жопу. Хорошее гнездо — то, в которое червяки и жучки падают сами, да не "с дивной избирательностью", как в гоблинский эль, а сплошным потоком, чтобы птенчикам дела другого не было, кроме как пайку сожрать.

Описание блянот, скучковавшихся в племя и индуцирующихся друг о друга, содержит "Дневник писателя" Достоевского, заметки стопятидесятилетней давности — и говорится в них о настроениях настолько неизменных, что это было бы смешно, не будь оно так отвратительно.

По внутреннему убеждению моему, самому полному и непреодолимому, — не будет у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными! И пусть не возражают мне, не оспаривают, не кричат на меня, что я преувеличиваю и что я ненавистник славян! Я, напротив, очень люблю славян, но я и защищаться не буду, потому что знаю, что все точно так именно сбудется, как я говорю, и не по низкому, неблагодарному будто бы, характеру славян, совсем нет, — у них характер в этом смысле как у всех, — а именно потому, что такие вещи на свете иначе и происходить не могут. Распространяться не буду, но знаю, что нам отнюдь не надо требовать с славян благодарности, к этому нам надо приготовиться вперед. Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь, повторяю, именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, они именно в защиту от России это и сделают. Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия, отняв их у турок, проглотила бы их тотчас же, “имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени”. Долго, о, долго еще они не в состоянии будут признать бескорыстия России и великого, святого, неслыханного в мире поднятия ею знамени величайшей идеи, из тех идей, которыми жив человек и без которых человечество, если эти идеи перестанут жить в нем, — коченеет, калечится и умирает в язвах и в бессилии.

Может быть, целое столетие, или еще более, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на нее и интриговать против нее. О, я не говорю про отдельные лица: будут такие, которые поймут, что значила, значит и будет значить Россия для них всегда. Они поймут все величие и всю святость дела России и великой идеи, знамя которой поставит она в человечестве. Но люди эти, особенно вначале, явятся в таком жалком меньшинстве, что будут подвергаться насмешкам, ненависти и даже политическому гонению. Особенно приятно будет для освобожденных славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия — страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации. У них, конечно, явятся, с самого начала, конституционное управление, парламенты, ответственные министры, ораторы, речи. Их будет это чрезвычайно утешать и восхищать.

России надо серьезно приготовиться к тому, что все эти освобожденные славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем постигнуть хоть что-нибудь в своем славянском значении и в своем особом славянском призвании в среде человечества. Между собой эти землицы будут вечно ссориться, вечно друг другу завидовать и друг против друга интриговать. Разумеется, в минуту какой-нибудь серьезной беды они все непременно обратятся к России за помощью. Как ни будут они ненавистничать, сплетничать и клеветать на нас Европе, заигрывая с нею и уверяя ее в любви, но чувствовать-то они всегда будут инстинктивно (конечно, в минуту беды, а не раньше), что Европа естественный враг их единству, была им и всегда останется, а что если они существуют на свете, то, конечно, потому, что стоит огромный магнит — Россия, которая, неодолимо притягивая их всех к себе, тем сдерживает их целость и единство. Будут даже и такие минуты, когда они будут в состоянии почти уже сознательно согласиться, что не будь России, великого восточного центра и великой влекущей силы, то единство их мигом бы развалилось, рассеялось в клочки и даже так, что самая национальность их исчезла бы в европейском океане, как исчезают несколько отдельных капель воды в море. России надолго достанется тоска и забота мирить их, вразумлять их и даже, может быть, обнажать за них меч при случае. Разумеется, сейчас же представляется вопрос: в чем же тут выгода России, из-за чего Россия билась за них сто лет, жертвовала кровью своею, силами, деньгами? Неужто из-за того, чтоб пожать только маленькой смешной ненависти и неблагодарности? О, конечно, Россия все же всегда будет сознавать, что центр славянского единства — это она, что если живут славяне свободною национальною жизнию, то потому, что этого захотела и хочет она, что совершила и создала все она. Но какую же выгоду доставит России это сознание, кроме трудов, досад и вечной заботы?

Понимаю, какую преогромную радость несу я своим хейтерам, затаившим дыхание перед тем как завыть и затявкать про мою мегаломанию, а только скажу, как магнит не государственного, но сугубо человеческого масштаба: выгоды с этого осознания, как и с трудов, ни-ка-кой. Что бы ни придумывали себе мои "нерадивые сплетники" (и радивые заодно), а блог этот я создала не для того, чтобы имперские ценности пропагандировать или поучать сущеглупых. Я его создала для заметок об окружающем меня мире. И писать их я намерена в том тоне и теми словами, которые мне кажутся уместными. Мне, не вам.

Небольшое предупреждение для блянот и толерастов. Я не раз писала, что вы здесь надолго не задержитесь, с болезнетворными и паразитарными формами жизни у меня разговор короткий. Мне плевать, какую форму принял ваш синдром корректора "плохих слов": защищаете ли вы мамаш "особенных детей", будучи сами незадачливыми мамашами, или графоманов, будучи сами графоманами. Однако есть те, с кем у меня разговор еще короче: нацисты, демшиза и "понауехавшие" (речь не об эмигрантах как таковых, а о любителях насоветовать, как нам тут правильно жить).

Итак, бляноты могут отдохнуть от мысли здесь засветиться. Я уже поняла, что вам только в радость получить от меня в морду и бегать показывать "заединщикам", какой жирненький коммент (аж на пять гривен! или на пятьдесят центов!) вы оставили у этойсукиИнессы. Больше зарабатывать на моем блоге вы не будете. Открывать ваши комменты не стану, уничтожу прямо из почты, так что все ваши потуги и попуки сольются прямиком в канализацию.

Ну а тем бывшеньким, кто себя накрутил, нагадил, закатил сцену, словно истеричная баба, скажу: думайте, прежде чем лезть ко мне в друзья. Спуску я вам не дам, мнения из-за вас менять не стану, ни историческое образование ради ваших укропных воззрений не похерю, ни искусствоведческое. Рано или поздно вы вылетите отсюда со свистом и погрузитесь обратно в болото обидки на весь белый свет, из которого, собственно, сюда и приползли. Вас же все предали, оказавшись недостаточно толерантными! То есть не предоставили вам "по дружбе" особое, сладкой ложью огороженное пространство, на котором вас не тронет ни великий русский писатель Федор Михайлович Достоевский, ни выдающиеся дореволюционные историки Н. Ульянов и А. Царинный. Все они кацапы, вата и фошысты. Ну и те, кто их читает, тоже. Но, конечно же, не вы. Вы, как любая блянота, выше обвинений в чем бы то ни было, от невежества до хамства.

Конечно, меня радует, когда люди начинают думать головой, но предупреждаю: эта радость не настолько велика, чтобы ради нее я прогибалась под дорогие френдам заблуждения. Если ваши умы все-таки осилили и даже переварили слова великого русского писателя, вот вам цитата из стихотворения великого русского поэта.

И долго буду я для многих ненавистен
Тем, что растерзанных знамён не опускал,
Что в век бесчисленных и лживых полуистин
Единой Истины искал.

Но всюду и всегда: на чердаке ль забытый,
Или на городской бушующей тропе,
Не скроет идол мой улыбки ядовитой
И не поклонится толпе.

Борис Садовской. Памятник. Октябрь 1917

Засим всё.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив