БЕЗУМНЫЙ ГЕНИЙ МОЕЙ ЖИЗНИ 05. Сублимация

Продолжение.
Начало: https://valafila.livejournal.com/72366.html
…
Бело-розовое тело
Надоело. Надоела
Его сытость и тоска:
- А еще бы мужика!..
Бело-розовое тело
Так сосудом быть хотело!
С лее-леевой водой,
С бабьей выдумкой-бедой.
Изливалось, извивалось,
Бело-розово смеялось
Под натугою чужой
Над вселенскою Душой.
(Анна Буссо)

Чем более я слабела физически, тем более я становилась подвластной и управляемой. Я была словно завороженная, околдованная стихами, речью, интонациями Людмилы. Я жила, как во сне, бессознательно и безотчетно. Я впитывала ее стихи, а со стихами все ее родовые и наработанные ее жизнью травмы.
Главная травма — женская. Свой первый тяжелый опыт интимных отношений Людмила долгие годы изживала в своих стихах.
…
Можно женщину — от себя!
На века и на расстояния
Одним словом - «Пока!»
Или же неудачным свиданием.
Оскорбить, осквернить — нельзя.
Женщину — невозможно.
От природы так,
Закон непреложный.
Волчьей каплей твою нелюбовь
Почувствует и ...ощетинится!
Ты давай ей зарок любой,
Но к тебе она больше не кинется.
И, как рану, залижет ложь,
Но руки не протягивай!
Так взметнется вдруг финский нож!
- Что ты, милый, лежи, не вздрагивай.
(Анна Буссо)
Возможно, благодаря этой поэтической терапии через творческую сублимацию ее женской боли, она не стала ярой мужененавистницей. Однако отношение к мужчинам каким-то трагическим событием было искажено безвозвратно. И моя личная, состоявшаяся на ее глазах и с ее участием любовная драма только добавила негатива в тему. В своем стихотворении по следам события она выразила предельно четко, натурально, даже на грани... свое отношение.
…
Кончали любовь — начинали арбуз.
И так - всю ночь и все лето:
Любовь и арбуз... Любовь и арбуз...
Усердно клевали черные семечки
Два голубя в чердачном проеме,
Он и она.
И семя опять подымалось на них!
И густо алела арбузная мякоть!
(Анна Буссо)
Женщина в поэзии Людмилы не была любимой и счастливой. Это было несчастное существо, вместо любви вызывающее желание обладания, даже насилия, особенно, если женщина была по природе красива.
...
Потому, потому что красивая!
Мимо тебя - никто!
Молиться или насиловать
За это. За то, за то!...
К сожалению, моя история только подтверждала эти выводы. Когда парни с курса признавались мне в своих чувствах, я шарахалась от них, как от проказы, потому что это были не чувства, это были их вожделения. Но, возможно, эти парни были ни при чем, возможно, так работала заложенная во мне женская программа, начиная с раннего детства и продолженная поэтическим и личным воздействием Людмилы...
ТЕРПИМОСТЬ
ПРОСТИТУТКА
ТОЛЕРАНТ...
Как корни вековых дерев,
Сплелись в глубинах, вылезли наружу,
Слова терпимости, от тела озверев,
Мою терзают душу.
Как признак века и товарный знак,
Сопутствуют от Библии до сделки,
Терпимость, как самосъедобный злак,
Взарещенный под одеждами сиделки.
Бесполая, бесстрастная, она
Прекрасной Дамой в дымовой завесе
Унижена, растоптана, пьяна,
Мычит все то же — А Христос Воскресе!
О сколько, сколько! Знала ходоков
Ее терпимость — Чья-то Незнакомка -
Штиблет изысканных и табельных подков,
Стеля христу прохожему соломку.
Терпимость. Проститутка. Толерант.
Корней уродство, пышность листопада,
Сраженный СПИДом оборотень-гранд
Украсил одиночество фасада.
(Анна Буссо)
Как нельзя в тему в то время я проходила спецкурс по литературе так называемого «серебряного века» - Блок с его бредущей меж пьяными, в тумане и духах Незнакомкой, Ахматова с ее «невинными» шалостями, Цветаева, испугавшая безумством чувств и чувственности самого Пастернака, Мережковский, Волошин, Белый, Сологуб...и, конечно, Зинаида Гиппиус с их вечной тоской о любви и смерти, с их ошалелым гедонизмом - все «бражники и блудницы» из подвального поэтического кафе «Бродячая собака»... И поэзия Людмилы, ничуть не уступавшая им в талантах, загружали мое сознание и уводили от реальности. В любом случае я несколько лет шаг в шаг шла за своим учителем, глядя на мир ее глазами и оценивая все события через ее поэзию.

Сегодня психологи назвали бы такие отношения чистой воды вампиризмом. Когда обманутая и преданная женщина, как правило, мать-одиночка, начинает мстить миру через свою дочь, делая ее несчастной, потому что она, по сути, питается своим ребенком, пожирает ее жизнь.
Но я была более чем ребенок для Людмилы. Я была ее поэтической сублимацией в воплощенном виде. Не знаю, есть ли что на свете страшнее такой роли...
Но в то время я еще не видела края этой пропасти.
Я не ходила ни на какие курсовые мероприятия, я даже не была на выпускном вечере. Я писала дипломную работу под самым непосредственным кураторством Людмилы и формальным - старой профессорши, находясь в совершенно изможденном состоянии с температурой под 39. А потом я уже не выдержала и на долгие месяцы загремела в больницы.
Vala Fila