"Без Тебя, Церковь-Семья, нам всем очень тоскливо!"...

Я намеревался опубликовать эту статью после Пасхи, но получилось до. Я хочу поговорить о сегодняшнем кризисе Церкви. Я хочу услышать Церковь разную: молодую и умудренную опытом, смелую и консервативную, добрую и строгую. Я хочу услышать разную Церковь – но пока вижу лишь одну: запутавшуюся. Церковь и миряне черпают Божественное из одного колодца, но сейчас я подхожу к нему – он наглухо закрыт крышкой.

Я хочу сказать за молодежь, ищущую Церковь. Меня привели к Богу Николай Бердяев и о. Александр Мень, хотя до этого я изрядно забыл мою родословную, где по одной линии - священники Поведские. И мне больно слышать и видеть, как глубинные ресурсы закрыты крышкой плотно, ресурсы, которыми я живу.

Сейчас я чувствую, что Церковь оторвалась от глубинных ресурсов, от роли Великой, Главной Семьи, и стала Институтом. Увы. Люди жаждут, но нет воды, и проявление этой жажды: рост статистики самоубийств, пьянства, психических болезней. Это явление бессмысленности жизни.

Я отчетливо вижу то, что происходит с Церковью сейчас и в какую ловушку она попала. Это прекрасно описал Бердяев: «Есть опасность исключительной концентрации на зле, сгущения его в себе и вокруг себя, видения его повсюду, преувеличения его силы и соблазнительности. Человек погружается в атмосферу мнительности и подозрительности». А я бы сказал, что Церковь сейчас подозрительна и мнительна, она отрицает отчаяние своих детей и не проявляет человеколюбие.

Вполне естественно, что все ищут в Церкви Великую Мать и Великого Отца. Они идут туда как в Семью, и я хочу в этой статье называть Церковь Семьей. И если мы – дети этой Семьи, если я – ребенок этой Церкви, мой Родитель должен принять меня любого. Церковь и принимает – скажут некоторые? Нет, увы. 

Отец Александр Мень как-то сказал о нарциссическом комплексе Церкви. Сейчас он виден как никогда. Общий, коллективный, церковный! Но Церковь была и остается Матерью, Первоматерью, и инфантильное стремление к Матери-Церкви естественно и должно приниматься священниками. Но представляете себе, что это такое, если сама Мать - нарциссический комплекс? Этот комплекс характеризуется очень просто: внешний эффект, убежденность в превосходстве при пронзительной внутренней пустоте. Это очень просто, это азы психологии. Церковь, страдающая от этого комплекса, не способна верить, любить, она - страх свободы.

Если мы хотим начать разговор, Церковь должна быть всепринимающей. Церковь должна быть терпеливой. Это вроде всем ясно. И главное – Церковь должна быть искренне заинтересована в счастье человека, который мучается и страдает. Но такое счастье – увидеть Бога (надолго или на минутку, один раз – неважно) дается только в свободе. Ровно в той свободе, которую обеспечивает семья для ребенка.

И все мучения, страдания человека – от того, что он не знает, как себя вести в Церкви-Семье, что там скажут ему Мать-Отец, примут ли его вообще? Именно поэтому возникает конфликт как детский бунт против Церкви-Семьи.

Мы очень тоскуем по Церкви-Семье. Но от того, что я вижу сейчас, хотя бы по ТВ, есть желание сбежать из Семьи. Молиться пред иконами в Третьяковской галерее. Идти к психоаналитику, который выслушает всегда, поймет всегда, не осудит никогда, и создаст ту обстановку Семьи, где можно – на минутку, один раз – неважно – увидеть Бога.

Пожалуйста, Церковь, спрашивай! Говори! Не запирайся в кабинетах и не выноси вердикты. Пусть всегда будут недовольные, но мы увидим хотя бы, что Церковь-Семья – живая. Пока она полумертва.

И если Ты, Церковь, хочешь быть услышанной, начинай диалог. Ведь Христос говорил людям, а теперь, видимо, люди – Церкви: «Просите и дано будет вам; ищите и найдете; стучите и отворят вам".

Русскому человеку свойственно богоискательство, когда бы он ни жил -  в 19 веке или в 21. Самокопание и рефлексия – это суть русской ментальности. Услышьте же, что без атмосферы доверия невозможна рефлексия. Без рефлексии невозможно покаяние, а без покаяния – исповедь. Один известный историк совсем недавно сказал, что среди его студентов все более уменьшается количество ребят, идущих в православную Церковь. Это ли не показатель, что в Церкви-Семье нет материнского доверия и отцовского уважения?

Церковь никогда не останется без детей своих! Но если семья плоха, дети всегда будут искать Бога в чем угодно вне семьи, но там уже Бога не будет. Пока эта семья больна, она мучается и, похоже, не знает, что делать. Это ли не показатель болезни Церкви-Семьи?

Так, может быть, Церковь стара? Может, ей не нужны ее дети? Может, детям не нужна Церковь вообще? Знайте, что многие уже отчаялись, просто махнули рукой, покачивая головой. Я говорю за молодых людей. Это ли не знак? Но верозаменитель всегда найдется для молодых. Это страшно.

Если дети заблудились и сами страдают, Церковь-Семья обязана терпеливо ожидать, а не воцерковлять. Ждать, а не спешить поправлять. Преображать, а не изменять. Нужна тишина, а не назойливое говорение. Я сейчас скорее увижу Бога перед молчащей Иконой, чем перед говорливым священником. Священникам пора начинать учиться не только говорить, но и слушать.

Церковь-Семья разговаривает таким тоном, словно вещает прогноз погоды. Так ли общается Мать с детьми? Я вижу, что сейчас Слово Божье – это богословское рациональное многословие. Это не Слово вовсе.

Дети очень обижены, и им стыдно. Нежели Вы думаете, что обида забывается? Нет, только теперь ее выкорчевывают из Души психоаналитики, а не Церковь. Психоаналитики, а не Церковь, примиряют обиду с человеком. Потому что болезненная реакция на Церковь – это реакция обиженного ребенка, значит обида не пережита.

И мне кажется, что Церковь в глубине боится своих детей, как и дети боятся ее, уже слишком виден глубинный страх перед ситуацией. Что делать?

Господа! Христос сказал «Найду ли веру на земле». Но он не сказал «Не найду веру». Он, как всегда, задал вопрос. Почему-то священники часто отвечают на него риторически пессимистично. Убеждать в необходимости Веры никого не нужно, все сознательно или бессознательно это итак понимают. Но нужно создать атмосферу доверия, нужно открыть крышку в колодце. Без Тебя, Церковь-Семья, нам всем очень тоскливо!