Без названия

Но это уже такое малое относительно отмен.
Лондон с утра был солнечным-солнечным.
Успела выпить чая со своими друзьями. Они как раз в ночи вернулись из Мадрида. Мы с котом их встречали.
Пересаживалась на поезд в Гатвик на Финсберри парк.
Сижу в вагоне. На перроне чернокожий мужчина спрашивает у кого-то:
- Это поезд до Гатвика?
- Нет, до Брайтона, - отвечает.
- Эй, до Гатвика, - кричу, - в Брайтон через Гатвик.
Он заскакивает и двери закрывается. Чувствую себя немножко бабкой на лавке, которая везде во все влезает.
В самолете рядом попался мужичонка, простите, лет шестидесяти. Очень разговорчивый.
Киприот изначально. Прожил всю жизнь в Лондоне со своей женой. Одна дочь в Барселоне, у нее отличный бизнес. Сын в Лондоне. У них с женой был сначала типографский бизнес, потом он купил два ресторана. Потом он продал два ресторана. А еще на Кипре недвижимость в наследство от деда, которой надо управлять. Они с женой сейчас живут в свое удовольствие, много путешествуют.
И теперь времени много, он стал интересоваться политикой.
И вот дальше сначала он хвалил великого Пу, рассказывал, какой он самый лучший в мире президент, а Украине давно надо было показать, кто в этом мире главный.
Тут же перешел на тему нехорошего Израиля. Сначала спросил, как мне живется в военное время.
Я зачем-то распинаться - про терракты, про седьмое Октября и шок, про заложников, про ракеты, особенно ночью и ранним утром.
- А, понятно, - говорит он, - то есть, я так понимаю, что у тебя все отлично. Поэтому ты одобряешь то, что Израиль делает с другими. Смотри, как бы тебе обратно не прилетело.
- То есть ты меня слушал, а услышал совсем другое?
- Я услышал, что услышал, - в этом месте я так разозлилась, реально хотелось его стукнуть, - только и сказала, что он не в Израиле никогда не был, ни в Газе, и что ему как раз плевать и на Израиль и на Газу, но хочется потрындеть. Поэтому лучше заткнуться и не разговаривать со мной совсем. А также не лезть к израильтянам общаться на такие темы. Это слишком болезненно. Ему чисто развлечься и почувствовать себя хорошим, а некоторым потом просто нехорошо.
Он еще что-то пытался сказать, внуков своих показывал, но у меня пропало какое либо желание его слушать.
Чуть позже я уронила коробочку от наушников под кресло.
Оказалось, это достаточно сложное мероприятие - согнуться вдвое и попытаться выудить коробочку из под сиденья.
Сначала я ее ногой пыталась пододвинуть, но она только улетела куда-то. Зато выдвинулись евро.
Сослепу показалось, что два евро. Как раз ровно столько мне надо, чтобы доехать завтра утром в аэропорт Ларнаки на автобусе.
Я продумывала, как я подожду пока все выйдут и буду ползать под сиденьями.
И тут мой противный сосед решил сгонять в туалет. Второй сосед - приятный молодой человек, встал его пропустить.
- Подожди, - говорю, - я тут уронила коробку, мне надо ее найти, - улеглась на три сиденья, свесилась вниз, посветила фонариком и нашла свою коробочку. Это ли не счастье? И один, всего один евро. А надо было бы два.
Впереди же сидел абсолютно прекрасный папа. Перед ним сидело четверо его детей - два малчика и две девочки близняшки - от десяти до четырнадцати.
Он ими командовал. У них же была глухота, они его игнорировали.
- Какой ты счастливый папа, - не удержалась я, - столько у тебя прекрасных детей.
- Да уж, правда счастливый. Джон отстань от Весли!
А еще у меня такие прекрасные друзья. Чем заслужила? Встретили, привезли к себе домой, покормили, напоили, обещали завтра разбудить и отвезти в аэропорт.
А там Хайфа, море и другая жизнь.
|
</> |