Без названия

prilepin — 26.11.2023 …С НИМ ДОЛЖНЫ СЧИТАТЬСЯ ПОНЕВОЛЕ



Как и обещал, снова публикую военные стихи прекрасного поэта, выросшего в Сталино (Донецке), фронтовика – Юрия Левитанского.
Эти стихи более 70 лет не переиздавались. Сам не хотел переиздавать, да.
О перипетиях его пути мы уже несколько раз писали здесь.
Повторюсь, что я для себя давно вывел один закон: мне неважно, до каких степеней заблуждения, а то и откровенной дурости человек может, увы, дожить.
Я любуюсь людьми в лучшие и самые славные их годы.
Как не любоваться бойцом, начинавшим войну под Москвой пулеметчиком в одном расчете с Семеном Гудзенко, блистательным офицером, русским патриотом Юрием Левитанским – году эдак в 1945-м!

С теми стихами, что он писал в годы Отечественной и в первые годы после неё, – его бы нынче не пустили в «приличное общество».
И самое горькое (и смешное, и стыдное) – ни один современный наш российский, сидящий на госдотациях «толстый журнал» этих стихов не взял бы сегодня.

До чего ж мы дожили в своей стране…

***
В звании гвардейского солдата
Он четыре года воевал.
Тихий военврач из медсанбата
Удивлялся:
как он выживал!
Выживал!..
За лесом, в отдаленье
Бьют на полигоне пушкари.
Командир выводит отделенье
С первым светом утренней зари.
И, присевши на траве примятой,
Не спеша, друзьям расскажет он,
Как Берлин,
пожарами объятый,
Штурмовали с четырёх сторон.
Он сидит и курит в чистом поле,
Автомат коленями зажав.

…С ним должны считаться поневоле
Дипломаты западных держав.

***
У ЛЯО-ХЭ

Как миражи в пустыне, за Хинганом
Песок и степь исчезли без следа.
Неделю кряду ливнем окаянным
Нас хлещет озверевшая вода.

В покатую китайскую равнину
Она течёт, как будто по столу
И за пять дней не сделать половину
Дороги от Линьдуна до Кайлу.

Осколки гор, тяжёлые, как танки,
Вода швыряет вниз, осатанев.
В ней пробудилось бешенство атаки
И рукопашной беспощадный гнев.

А в сумерки открылось перед нами
Упрямое течение реки.
Здесь брода нет,
и только под ногами
Ползут, ползут и катятся пески.

Но мы шагнули прямо в непогоду,
Хлеставшую взъярённою волной,
Мы все прошли сквозь ледяную воду,
Солдатский скарб неся над головой…

Вот точно так,
захлёбываясь пеной
Клокочущих и шумных переправ
Любовь к Отчизне ношею бесценной
Я надо всем пронёс, не расплескав.

Маньчжурия,
1945

***
ИЛЬИЧ В ПРАГЕ

Есть даты, что не старятся с веками.
Их повторяют мрамор и гранит.
Я видел в Праге дом. Там каждый камень
О Ленине сказание хранит.

Там жил Ильич. Ещё никто у входа
Не замедлял с волнением шагов.
Шумел январь двенадцатого года
Над черепицей крыш особняков.

Он утром уходил на берег Влтавы,
И, слыша волн негромкий разговор,
Наверно, видел волжский, величавый,
Такой родной, распахнутый простор.

А вечером, когда лучи косые
За крышами скрывались вдалеке,
С товарищами пел он о России,
О Волге-Волге и о Ермаке…

В предместии, пожарами объятом,
Ещё лежат обломки баррикад.
Мы входим в Прагу в шумном сорок пятом
Тяжёлою походкою солдат.

Уже в Градчанах вывесили флаги,
К ним рвётся ветер с волжских берегов.
И Ленин, вновь живой, идёт по Праге
В огне знамён прославленных полков.

Чехословакия, 1945

***
Осенний ветер листья бросил оземь,
и вот бредешь по пламени костра.
С ума сойти —
насколько эта осень
заманчива, задумчива, пестра!

И облако влечет меня, как парус,
и перелески трогают до слез.
О том, что тоже, видимо, состарюсь, —
впервые в жизни думаю всерьёз.

Чтобы от подобных мыслей отдалиться,
мне надо бы случайно забрести
туда, где можно грустью поделиться
и незаметно душу отвести.

И вот меня встречает на пороге
и с ходу ударяет по плечам
один из, к сожалению немногих,
живых еще моих однополчан.

— Входи, входи! —
И за его спиною
неслышно вырастает тишина
и связанная с этой тишиною
в халатике фланелевом жена.

И те же листья желтые повсюду.
Но шторою окно затемнено,
и налито в граненую посуду
горячее молдавское вино.

Оно сейчас пойдет гулять по жилам,
и, если зазеваться у руля, —
я стану невесомым пассажиром
плывущего по ветру корабля.

Плывущего далече,
где в тумане,
до дней моих последних дорога,
священная страна воспоминаний
крутые поднимает берега.

И вот уже:
— Ты помнишь, у Дуная...
— А в Братиславе гвардии майор...
Жена молчит, сердиться начиная.
Давно ей надоевший разговор.

Она не заявляет это прямо,
но взглядом обращается ко мне,
как тот завзятый критик,
что упрямо
твердит одно:
— Довольно о войне!

А мы живем.
И что ни говорите,
но та страна из крови и огня —
для нас не отреченье,
не укрытие,
не бегство от сегодняшнего дня.

Ведь перед тем,
как стать воспоминаньем
и тою сокровенною страной,
она была нам первым испытаньем
и поднятой впервые целиной.

И в ней не оправданье,
а порука
всему, что нам свершить еще дано.
Жена молчит, ко мне ревнуя друга.
Садится солнце.
Выпито вино.

И мы уходим в шелест листопада,
где осень перелески подожгла.
Кружатся листья.
Все идет как надо,
и это просто зрелость подошла.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив