Без названия

inkogniton — 10.03.2022 Дорогой Тане antrum -- ты один из самых светлых и прекрасных людей, с которыми мне посчастливилось быть знакомой, знакомство с которыми я почитаю за честь.

Здесь никто не стреляет и не бомбит, но нервничаем мы, мягко скажем, изрядно. Нервозность, как говорят специалисты, волей-неволей передается детям. К нам приехала погостить Н. -- знакомится с детьми заново, в очередной раз, дитя и девица совсем другие, потому хочешь того или нет приходится знакомиться заново.

Я сижу в гостиной и пытаюсь закончить рабочие дела. Ыкл укладывает дитя и девицу, ему помогает Н., когда вдруг я слышу страшные крики, словно и дитя и девицу режут на кусочки -- медленно, никуда не торопясь. Я едва сдерживаю порыв побежать наверх и понять что происходит, я почти вскакиваю, когда слышу голоса Ыкла и Н.

-- Ну чего ты кричишь, ничего не случилось! -- убежденно сообщает Ыкл дитяти, после обращается к Н. -- это всё потому, что мы все нервные, детям передается, вот она и кричит сама не знает почему.
-- Так получается, -- с иронией сообщает Н. -- это она из-за Путина кричит?
-- Ну да, -- охотно соглашается Ыкл и я слышу сдержанный смех, -- и до нас добрался! Это он виноват, что дитя кричит, -- торжественно смеясь заключает он, -- и сюда добрался, смотри-ка!
-- Добавим это в длинный список всего остального, что он творит, -- добавляет Н., они дружно смеются; дитя и девица перестали плакать и я представляю как они сейчас смотрят на Ыкла и Н. На их лицах, скорее всего, написано удивление, но напряжение спало, дитя смеется, я сажусь обратно на стул и твердо решаю не вставать пока не закончу все дела. Или хотя бы половину, малодушно позволяю я себе и немедленно продолжаю мысль -- даже если четверть сделаю, уже буду большая молодец. Я вздыхаю, набираю полную грудь воздуха и ныряю в работу. У меня, кажется, миллион не отвеченных писем: от студентов, администрации, из редколлегий разных журналов, и прочего важного, на которое надо было ответить уже вчера, а у меня и сегодня еще нет сил. Напишу им, -- мне внезапно становится смешно и я почти смеюсь вслух, -- что это всё из-за Путина, пусть направляют все претензии лично ему.

*******

Ыкл скупо рассказывает что там у наших в Харькове. Я схожу с ума, я пытаю, мне хочется услышать длинное повествование, но он ограничивается короткой выборкой.

-- Сегодня опять говорил с С. Он в Харькове, держится, пока уезжать не хочет. И спокойный, конечно, он всегда спокойный. Сегодня разговариваем и вдруг он говорит -- прости, тут начали грюкать, мне, наверное, лучше пойти на лестницу.
-- Что начали? -- недоуменно переспрашиваю я.
-- Грюкать, -- улыбается мне Ыкл, -- и говорит он мне дальше: обычно они раньше свое грюканье заканчивают, сегодня что-то припозднились, так что, пойду я, пожалуй, на лестницу, завтра опять поговорим, -- Ыкл разворачивается и собирается идти работать дальше.
-- Подожди, -- чуть не кричу я ему в спину, -- а дальше?
-- Что дальше? -- он останавливается, поворачивается и смотрит удивленно, -- а дальше, там, наверное, отгрюкают и он, надеюсь, спать пойдет.

-- Я тебе рассказал про Л.А. и хлеб? -- он прибегает в гостиную, я отрываюсь от очередного умоляющего письма от студента, поворачиваюсь и готовлюсь слушать, -- он пошел за хлебом, в Харькове сейчас, как ты понимаешь, плохо с продуктами, и вот, пошел он за хлебом, а там очередь: человек двести. И хлеб только-только привезли, но чувствовал он, что ему может не достаться. И тут, такая удача, вдруг завыла сирена, вся очередь врассыпную, все побежали в убежище, так как вот-вот бомбить начнут.
-- И? -- я задерживаю дыхание, я представляю как Л.А. стоит в очереди, как воет сирена, как бегут люди. Ему восемьдесят четыре года, он невероятный оптимист и шутник, он великолепный собеседник и один из величайших умов нашего века. Еще он выдержанный и спокойный.
-- Что и, -- смеется Ыкл, -- он подождал пока они все сбежали, подошел и купил себе две буханки хлеба, без очереди, ровно две, как и планировал. Был очень доволен, очень. А после пошел в убежище, с буханками.

Дорогой мой, -- пишу я своему любимому не-родственнику, -- расскажи, пожалуйста, как вы, а то Ыкл ничего не рассказывает, а я тут с ума схожу. Спрашиваю заодно могу ли я чем-то помочь, хотя прекрасно понимаю, что если я что и могу, так только морально. Спасибо, отвечает он мне, у нас всё нормально. Он рассказывает немного о делах, после сообщает ехидно -- помочь нам можно разве что убив Путина, но я сомневаюсь, что у тебя это получится. Я бы с радостью, отвечаю я в ту же секунду, но у меня то парикмахерская, то косметолог, мне сейчас не с руки, вообще никак.

*******

В Лиссабоне, в последний вечер, я, наконец, набрела опять на тот самый магазин с невероятным украшением в виде листа с дерева, которое так хотела купить чаду. В тот вечер мы гуляли целой компанией, никто не собирался заходить в магазины, но я увидела эту витрину и закричала -- вот этот листик, подождите меня буквально минуту, мне обязательно надо его купить! В магазине активно готовились к закрытию и пробурчали дружелюбно, но торопясь -- карточки больше не принимаем, сдачи нет, только если у вас точная сумма. Я обрадовалась, выгребла из кошелька монеты и, прижимая заветный листик к груди, выбежала на улицу.

-- Покажи хоть, что ты такое ей купила! -- заинтересованно посмотрел А. на небольшой бархатный мешочек. Оглядел внимательно и начал торопиться
-- Так, теперь подождите меня, я тоже своей дочери куплю!

Мы зашли обратно в магазин, госпожа выбрала листик и начала паковать в такой же бархатный мешочек, когда я вдруг заметила, что его листик значительно больше моего. Мне стало обидно.

-- А почему, -- вежливо, но немного обиженно, обратилась я к продавщице, -- у него большой листик, а у меня маленький?
-- Выбирайте любой, -- снисходительно посмотрела она на меня, -- это настоящие опавшие листья, их собирают, сушат специальным образом, после серебрят и вуа-ля, вот вам листики, -- я долго выбирала и выбрала самый большой, чадо любит, чтобы было видно издалека.

Весь полет я ругала себя на чем свет стоит -- ну почему, почему я такая балда?! Почему я не купила себе такой же, филигранный с тончайшими прожилками, нежно покрытый серебром, невесомый листик?! Ничего, успокаивала я себя, я аккуратно спрошу у чада не будет ли она мне готова его время от времени одалживать.

Чадо схватила цепочку с листиком, прижала к груди, всё прыгала восторженно, надела цепочку и начала крутиться перед зеркалом.

-- Мама, -- восторженно любовалась она своим отражением, -- это просто изумительное что такое! Просто и-зу-ми-тель-но-е!
-- Да, -- согласно кивала я, -- мне тоже очень нравится, -- я замолчала всё думая как бы у нее аккуратно спросить можно ли мне тоже будет носить эту изумительную цепочку с листиком, хотя бы иногда. Ничего аккуратного в голову не приходило, потому сказала как есть, без экивоков, -- дорогое чадо, -- торжественно начала я, -- я самая настоящая балда и купила листик только тебе, а мне он тоже нравится, потому... можно я его тоже буду иногда носить?
-- Ты? -- чадо задержала дыхание и прижала листик к груди: так, что он весь спрятался за ее ладонью. На лице ее была гамма эмоций, целый шторм, длившийся длинную тягучую паузу. Вдруг ожила и отняла руку, тряхнула решительно головой, и засмеялась, -- да, конечно, мы вместе будем его носить!

После, правда, я обнаружила на мешочке адрес сайта и обрадовалась -- сейчас посмотрю и закажу. Вот только обидно, думала я, продолжая видеть листик чада перед глазами, что они могут или слишком маленький прислать, или не той формы, или не такой. Я уже почти было расстроилась окончательно, когда вдруг увидела, что это, по всей видимости, лондонские мастерицы делают. Ура, подумала я, вот поедем гулять в город, я и себе такой же выберу.

-- Слушай, -- в трубке раздался смех бабушки Ыкла, -- мне чадо показала что ты ей привезла из Лиссабона, это же чудо что такое! Она мне сказала, -- продолжала она быстро, -- что это настоящий лист дерева, я правильно поняла? Я не поверила ей, думала она что-то перепутала, но она же большая уже, знает что говорит. В общем, -- еще быстрее продолжала она, -- скажи мне скорее, это действительно настоящий листик?
-- Да, -- я отвечала так гордо, словно я сама его нашла, высушила и покрыла тончайшим серебряным слоем, -- более того, -- я рассказала ей о том, как начала завидовать еще в полете, как мне тоже захотелось такой листик, как я увидела на мешочке надпись, как обрадовалась, -- и вот, -- я подошла к кульминации, -- мы с ней завтра едем в театр и гулять, а по дороге зайдем в магазин и я себе тоже выберу такой листик!
-- И мне, -- немедленно выпалила бабушка Ыкла, после добавила смущенно, -- в смысле, если можно, мне тоже очень хочется!

У нас дома лежат три листика -- самый первый, серебристый, привезенный из такого далекого на вид Лиссабона, для чада; большой, разлапистый, с нежно загнутым кончиком и небольшим изъяном на боку, покрытый серебром и покрашенный в фиолетовые тона, для меня; вытянутый, немного меланхоличный, также сдержанно серебристый -- для бабушки Ыкла. С тех пор такой же листик захотела мама и дорогая О., которую я надеюсь скоро увидеть; также я решила купить такой же для Ю. и второй О. -- они точно будут рады. Я ношу на себе осенний меланхоличный листик, превращенный мастерской рукой в самую настоящую весну и мне кажется, что этот листик живой. Он всё еще колышется, он всё еще дышит, и выглядит он беззащитным и хрупким -- таким, который можно только близко к сердцу, иначе сломаешь, иначе испортишь.

*******

Дитя освоила отрицание. Если желаешь узнать что она делала, надо внимательно слушать весь перечень того, что она не делала.

-- Не ела авокадо, не ела рыбу, не ела кашу, не ела салат из капусты, -- вороча головой во все стороны с энтузиазмом сообщает дитя, и завершает вполне обоснованно, -- бедная, бедная! -- она хватается руками за голову, покачивается из стороны в сторону и с невероятной жалостью, такой, от которой заходится что-то внутри, продолжает, -- бедная, бедная!
-- А воду пила? -- хитро спрашиваю я, дитя перестает качать головой, опускает руки вниз, думает мгновение, улыбается хитро, после лицо ее опять становится грустным
-- Нет, -- говорит она твердо, -- не пила воду, ничего не пила, бедная, -- она опять обхватывает голову руками и на лице ее вселенская скорбь, -- бедная, очень бедная!

Все вещи в доме ее. Вот, к примеру, моя любимая футболка. Нет никакого смысла пытаться объяснять, что она моя, это же вопиющая глупость. Или, к примеру, любимые полосатые носки Ыкла -- они давно и прочно поселились в ее кровати, так как они -- ее, это же очевидно. Вещи из наших шкафов постепенно перемещаются к ней в шкаф, особенно же любимые направляются прямо в кровать -- думаю, она понимает, что там, прямо под боком, они будут в наибольшей сохранности.

-- Я не понимаю чем ты недовольна, -- Ыкл едва сдерживает смех, -- скажи спасибо, что мои носки, а не твое платье!
-- Какое платье? -- я говорю почти шепотом и хватаюсь за сердце.
-- Фиолетовое, кружевное, -- поясняет Ыкл, я опять хватаюсь за сердце, я очень люблю это платье, оно висит в шкафу на самом почетном месте, и надеваю я его держа исключительно подушечками пальцев, чтобы не повредить кружева, -- вот она его увидела, -- продолжает Ыкл, врываясь в мои мысли, -- и сразу закричала: мой фиолетовый халат! мой фиолетовый халат!

*******

Прошло почти два месяца с тех пор, как девица научилась ходить, открывать шкафы и выдвигать ящики. И поначалу это, конечно же, умиляло, она расставляла руки в стороны и шла, немного переваливаясь с боку на бок, как маленький неуклюжий медвежонок. Даже то, что она громила мусорные ведра, не мешало. Подумаешь, вздыхала я и в очередной раз вооружалась веником, совком, ведром, тряпкой и чем-то ядреным, что поможет отмыть весь кошмар, ничего страшного, вздыхала я через полчаса, еще каких-то жалких пару часов и я всё отмою.

-- Ты прости, -- виновато подходит ко мне Ыкл, -- тебе, кажется, не понравится как наши дочки разгромили твой комод. И вообще, -- смотрит ехидно, но нарочито грустно вздыхает, -- твои надежды на то, что дитя уже перестанет громить, а девица еще не начнет, увы, -- он разводит руки в стороны, -- не оправдались, -- внезапно он смешно морщит нос и говорит, подражая дитяти -- это моя футболка, моя футболка!

Девица стоит задрав голову, слушает замерев, узнает в речи Ыкла интонации дитяти и радостно хохочет.

*******

Я поднимаю девицу после полуденного сна. Она теплая, она веселая, от нее пахнет жизнью, счастьем и удовольствием. Перед этим я читала новости, я сердилась и расстраивалась, я грозила в воздух кулаком, я обреченно смотрела на новые не отвеченные письма и думала о том, что надо сосредоточиться, надо просто сосредоточиться.

Я поднимаю девицу после полуденного сна. Я кладу ее на матрас, самое время поменять подгузник и переодеться. Я зарываюсь лицом в ее мягкий и теплый живот, девица хохочет, извивается и норовит схватить за очки. Наконец у нее получается -- победа, очки в руках, я стою немного растерянная, она же, после короткой паузы начинает заливисто смеяться -- вот они, очки, вот она, победа!

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив