Без названия

inkogniton — 23.08.2019 В один прекрасный жаркий день дитя сбежала. Дверь была открыта буквально минут пять, но ей этого вполне хватило. Где дитя? -- я внимательно осмотрела салон и обеспокоенно посмотрела на Ыкла и чадо. Боже, -- вздрогнула я, заметив растерянные лица, -- надо бежать и искать! Мы бегали по дорожке рядом с квартирой, а я всё думала о том, что надо будет, наверное, напечатать фотографии дитя (крупным планом, желательно и в фас и в профиль), написать объявление и расклеить на всех столбах: мол, пропал дивный ребёнок, выглядит приблизительно вот так, посмотрите внимательно, бога ради, не кормите, не обижайте и немедленно звоните по такому-то телефону. Отчего-то ничего другого в голову не приходило. Мы всё бегали по близлежащим лужайкам, как Ыкл сказал -- Ша! Все стоим, молчим и слушаем. Не могла же она, -- добавил он пристально глядя на меня, -- сбежать далеко! Она же, в конце концов, дитя, а не знаменитый стайер! Мы замолчали и прислушались. Откуда-то сверху донеслось довольное лопотание, мы взбежали на третий этаж -- дитя радостно сидела на площадке перед совершенно чужой дверью, улыбалась и всячески приветствовала. Невероятно удивилась нашим треволнениям -- вот она, я, вы чего?

Несколько дней подряд дитя осталась дома -- выспаться и немного выздороветь. Мы вели её в сад и волновались -- обрадуются или нет? Нас приветливо встретила главная воспитательница -- мы соскучились, -- сообщила она. Я было подумала ей не верить, как несколько детей, заметив дитя, подбежали, окружили нас и начали скандировать: ура, дитя, ура, дитя. Она же милостиво наблюдала сверху и покровительственно кивала.

*******

Я и О. выполняем мечты друг друга. Ты обязана приезжать чаще, -- восклицает она, -- я в Иерусалим езжу вообще только с тобой! Боже, -- дергали мы друг друга, -- как он изменился! Такого не может быть! Посмотри, ну посмотри!

Иерусалим принял меня так, словно я никогда не уезжала, будто не изменила ему с лондонской громадой, будто он ничего не знает. Знает только то, что я упорхнула, но, конечно же, примчалась назад, как только смогла. Прислонилась к нему, набралась сил. Словно Антей, ей-ей. Сначала мы, конечно же, пошли есть хачапури -- самые лучшие хачапури на свете. Там, чуть за рынком, на опять (или снова) перекопанной во все стороны улице. И всё было почти так же, как в прошлый раз, но они стали важнее -- никакого меню, небрежно (от руки) написанного на доске; огромная очередь -- толпа, желающих попробовать лучший в мире хачапури. Мест не было, О. было расстроилась, но я вспомнила все свои предыдущие иерусалимские навыки, подбежала к симпатичной компании, сидевшей на улице -- вы заканчиваете? -- с мольбой в голосе спросила я. Они усмехнулись -- да, вот ещё пять минут и всё. Мы вас позовём, -- заверили они меня, а я побежала назад; не оставлять же любимую О. в одиночестве. Мы всё ждали и ждали, обсуждая попутно всё на свете, будто виделись буквально вчера, будто не было этих двух лет, словно мы каждую неделю, как часы, ездим наслаждаться этим хачапури. Много не заказываем! -- строго посмотрела она на меня, -- давай пойдем дальше через рынок и будем пробовать всё на свете, пока не лопнем! План казался идеальным, но хачапури так манили, мы не сдержались и насытились -- да так, что решили обойти рынок стороной, ведь просто сил никаких нет.

После мы гуляли по старому городу (если бы не ты, я бы не приехала сюда ещё тысячу лет!), добрели до главной христианской святыни (слушай, я обязательно зайду, я, кажется, вообще здесь никогда не была -- она всё смотрела на меня как на строгого родителя, я же милостиво кивнула -- иди, конечно, ужас какой, какие мы две балды!), присели выпить кофе (только здесь кофе стоит столько, словно его только что лично для нас привезли из далекой Аравии!) и пошли бродить дальше, болтая, перебивая друг друга, наслаждаясь каким-то неуловимым чувством свободы и всемогущества. Давай прокатимся на трамвае, -- восторженно предложила я. Мы почти прокатились, как вдруг поняли, что ни одна из нас не знает как купить на него билеты и куда этот аттракцион нас вывезет. Ничего, -- согласились мы, -- в следующий раз.

Но в следующий раз мы поехали в южный Тель-Авив -- сумасшедший, разноцветный и влюбленный во всех и вся. Мы всё бродили по одному из самых богемных кварталов, а я точно знала что ищу и, сомневаясь в себе (столько лет, боже, я ничего не помню) всё спрашивала и пугала все присутствующих (О. благоразумно отходила, делая вид, что я сама по себе) -- ну где же, где же тут дивный дом, с ползущими женщинами?! Описывала точь-в-точь как в старом фильме -- ну как же вы не понимаете, -- восклицала огорченно, -- ну вот такой вот дом, а на нём статуэтки глиняные -- женщины: все, как одна, с большими задами, и все ползут. Сами не знают куда, сами не понимают почему, но ползут -- так, словно больше ничего в жизни не осталось, только доползти. И только один случайный посетитель одного из дивных кафе, согласно кивнул -- тут оно, куда оно денется, продолжайте идти вниз и по левой стороне будет вам и дом, и женщины!

Как ты умудрилась прожить столько лет, не видя и не зная о существовании этого дома и этих женщин? -- всё поражалась я, О. же смеялась -- ну слушай, не всё же на свете мне знать. Зато теперь -- знаю! Теперь и я буду искать и спрашивать -- где тут дом с ползущими толсто-задыми женщинами?

Мы съели самый лучший в мире фалафель (мне, пожалуйста, немного хумуса, много острого соуса, много лука, фалафель и больше ни-че-го, -- счастливо сообщила я, а молодой человек радостно улыбнулся, и заметил -- наш человек!) и выпили тонну, кажется, свежевыжатого лимонада. Мы гуляли и гуляли и всё никак не могли нагуляться. Меня ждали дома, я же приехала в самый последний момент.

Дитя, между прочим, -- ехидно заметил Ыкл, -- вела себя очень прилично практически до последнего момента. И только несколько минут назад, -- вздохнул он, и передал мне крайне недовольное дитя, -- сообщила, что маме пора бы уже вернуться.

*******

Чаду предстоит долгий путь -- она изъявила желание остаться ещё ненадолго в Израиле, после же она сама летит на встречу с неизвестностью, в далекую незнакомую страну, где её встретят и будут развлекать целую неделю. Мы же улетели в Германию, пообещав звонить почти каждый день (и теперь я мучительно пытаюсь понять как вымолить прощения за все дни, в которые у нас совершенно не было времени). Германия встретила нас приятной сердцу прохладой и дивным пивом (воистину, сейчас попру святыни, указав, что лондонский эль ничуть не хуже, а может даже лучше). Тут на завтрак дивный немецкий хлеб, а на ужин острые перцы, фаршированные каким-то хитрым сыром. Тут мы гуляем по лесу и обсуждаем задачи, тут нам выделили няню, которую дитя приняла практически безоговорочно. Впрочем, дитя быстро ползет к нам когда мы возвращаемся, и всё рассказывает о прошедшем дне, иногда жалуется и возмущается, но благосклонно отпускает нас заниматься нашими глупостями всё равно. Тут почти свобода -- такая, которую не охватить при всём желании, не унести с собой в корзинке, что, конечно, немного жаль. Тут на тротуаре фундук -- в радостном зелёном одеянии, кокетливо прикрытый зелёной юбочкой, тут мы серьёзные и вдумчивые, за исключением того времени, когда жадно болтаем обо всём на свете -- наперебой, взахлёб, рассказывая о прошедшем дне. Иногда мне кажется, словно мне воистину шестнадцать -- те самые шестнадцать, о которых мечтает любой родитель -- чтобы уже всё понимал, чтобы родители уже не идиоты, чтобы всё ещё пугающая мини-юбка, чтобы всё по колено -- именно так.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив