Башня. Новый Ковчег-5. Глава 20. Ника

two_towers — 13.09.2024

Окунуть в ведро, потянуть за рычаг, отжать… швабра с мягким, чуть чавкающим звуком опустилась на кафельный пол. Вперёд-назад, вперёд-назад, швабра размашисто заелозила по полу, оставляя после себя влажный след, наткнулась на шкаф. Стёкла в шкафу тоненько затряслись, звякнули какие-то то ли флаконы, то ли пробирки, и Ника тут же испуганно разогнулась. Швабра, выскользнув из рук, с громким звуком упала на пол, задев и опрокинув по пути ведро.

— Чёрт, — Ника вполголоса выругалась и принялась торопливо уничтожать следы своей косорукости.

— Столярова? Что там у тебя случилось?

Ника обернулась, но не потому что к ней обратились по имени (к тому, что её теперь зовут Надя Столярова, она привыкнуть ещё не успела), а на звук открываемой двери.

— Ничего.

В проёме стояла старшая медсестра отделения, женщина неопределённого возраста и такой же неопределённой внешности: усталое и немного унылое лицо, глаза непонятного цвета, то ли карие, то ли болотно-зелёные, слегка поплывший овал лица. У неё и имя было неопределённым, во всяком случае Ника не запомнила, и всё утро, пока та водила её туда-сюда по отделению, помогая освоиться, показывала, где лежат тряпки, вёдра и прочий инвентарь, Ника не знала, как к ней обратиться, а переспросить, как её зовут, она почему-то стеснялась.

— Ничего, — повторила Ника и опять вздрогнула. Ей показалось, что за спиной медсестры промелькнула высокая мужская фигура. Мельников?

Стёпкин отец привёл её вчера сюда, в больницу, и, мало чего объясняя, оставил в приёмной главврача. Он вообще был верен себе и говорил мало, и Ника так и не поняла до конца — Олег Станиславович свой или чужой? Как к нему относиться и чего теперь ждать?

У неё вообще в последнее время с определением «свой-чужой» были проблемы. Привычный мир как-то быстро поломался, и доверие, то самое, которое когда-то служило базисом всей Никиной жизни, вдруг превратилось в разменную монету. Слишком много было предательств вокруг, вольных и невольных, люди сбрасывали одни маски и тут же надевали другие, и временами Нике начинало казаться, что нельзя верить никому, даже тем, кому она всегда верила безоговорочно.

Она не понимала, когда и с чего всё это началось: с предательства Сашки или дяди Бори? Или ещё раньше? Когда отец решил скрыть от неё правду о смерти мамы? Или всё это не предательство? Ведь дядя Боря, несмотря ни на что, теперь с отцом вместе. А Сашка сделал ей этот поддельный пропуск, и вообще он и Кир спасли папу, тогда на Северной станции. А папа… что бы там ни было в прошлом, в его прошлом, он всё равно её отец и навсегда им будет. Этого не изменить, да уже и не надо — всё сплелось в единый, тугой клубок, и распутать его не представлялось никакой возможности.

Старшая медсестра качнула головой, ещё что-то сказала и ушла. И тень высокого мужчины в коридоре растаяла, словно её и не было. Ника снова взялась за швабру: окунуть в ведро, потянуть за рычаг, отжать…

И всё-таки Мельников — друг или враг? Наверно, друг, и всё же…

Ещё вчера она была уверена, что Олег Станиславович работает на этого. Ведь всё именно так и выглядело. Он приходил к ней каждый день, осматривал, разговаривал. Чистый, ухоженный, безупречный, наряженный как на праздник. Это Кир так говорил — наряженный как на праздник. Слёзы, которых почти не было, пока она сидела взаперти под охраной в квартире, заполнили глаза, и она часто-часто заморгала, стараясь загнать их обратно внутрь. Плакать нельзя. Ника дала себе слово. Вот когда последний враг будет уничтожен, когда все они — и полковник Караев, ненавистью к которому Ника захлебывалась, и жирный урод Рябинин, и этот, псих дядя Серёжа — когда все они сдохнут, вот тогда она и заплачет. А пока не время и не место.

Ника с остервенением завозила шваброй по полу.

Нет, наверно, Мельников всё же свой. Она опять в который раз принялась разматывать вчерашний день, начиная с того момента, как Олег Станиславович оставил её в кабинете главврача, Маргариты Сергеевны, немолодой и немногословной женщины. Та быстро объяснила Нике, что нужно сделать, и понеслось: Ника что-то подписывала, заполняла анкеты в отделе кадров, отвечала на вопросы — обычная рутина, долгая, нудная, сжирающая время и отнимающая силы. Она двигалась и говорила на автомате, послушно ходила из одного кабинета в другой, получала униформу и бельё у завхозши, расписывалась в толстых книгах, побывала в бухгалтерии, где ей выдали аванс, и даже сходила в столовую с какой-то высокой девушкой, то ли медсестрой, то ли интерном — та с ней особо не разговаривала, быстро поела и упорхнула к подружкам, оставив Нику одну с тарелкой безвкусной, жидкой каши. Нике казалось, что она ничуть не устала, с чего бы, но, когда она наконец очутилась в комнате общежития, стандартной, на двоих (по счастью, вторая кровать оказалась незанятой), на неё навалилась такая усталость, что Ника неожиданно для себя уснула, не сумев даже раздеться — прилегла на кровать и провалилась в глубокий сон, как в чёрную бездонную яму.

Ника закончила мыть полы в процедурной, вышла в коридор и заперла за собой дверь. Теперь нужно было отнести в подсобку швабру с ведром, найти старшую медсестру, кажется, та сказала, что она будет в сестринской, и, наверно, ей скажут, что делать дальше. Или уже обед? Ника совсем потерялась во времени.

— Надя, вот вы где, — главврач появилась неожиданно. Задумавшись, Ника не сразу увидела её и не сразу поняла, что обращаются именно к ней. — Пойдёмте со мной.

— А швабру, ведро? — Ника растерялась.

— Оставьте здесь. Татьяна Сергеевна сама унесёт или девочек попросит.

Так вот как зовут старшую медсестру. Татьяна Сергеевна. Точно. Мысли заскакали в голове Ники галопом — одна глупее другой. Она послушно шагала за Маргаритой Сергеевной, стараясь не отстать, думала, как хорошо, что она наконец-то вспомнила, как зовут старшую медсестру, и, значит, теперь можно не мучиться, обращаясь к ней или к кому-то другому с вопросом, где эту Татьяну Сергеевну найти, и вдруг посреди этих разрозненных, бестолковых мыслей возник вопрос, и Нику как обухом по голове ударили: а куда собственно её опять ведут. Зачем? И прежний страх вернулся, ожил, вспыхнул с новой силой.

…Маргарита Сергеевна остановилась у двери с надписью «Смотровая №3», уверенно стукнула костяшками пальцев по белой пластиковой поверхности три раза. Раздался звук поворачиваемого в замочной скважине ключа, дверь тихонько скрипнула, открываясь внутрь. Маргарита Сергеевна обернулась к Нике и посторонилась, пропуская её. Человек, которого Ника не сразу разглядела за крупной фигурой главврача, шагнул навстречу. Красивое, усталое лицо озарила улыбка.

— Здравствуй, Ника.

— Здравствуйте, Олег Станиславович, — Ника осторожно поздоровалась и тут же застыла. Мельников в комнате был не один. Рядом со столом, у дальней стены, опираясь руками на спинку старого потёртого стула, стоял незнакомый мужчина.

— Олег Станиславович, — тем временем проговорила главврач. — Вашего парня, которого вы ко мне отправили, я отвела в отдел кадров, его быстро оформят, и он подойдёт сюда. Если я больше не нужна…

— Да, Маргарита Сергеевна, спасибо, — ответил Мельников. — Я загляну к вам ещё, ближе к вечеру.

Маргарита Сергеевна кивнула и вышла. Мельников быстро запер за ней дверь на ключ, вернулся к Нике, аккуратно приобнял её за плечи и усадил на кушетку.

— Ну, Ника, ты как? Освоилась?

— Почти.

Ника не сводила взгляд с незнакомца. Он был в штатском, но она безошибочно определила в нём военного — насмотрелась в гостях у Ледовских, там у Вериного деда, у кабинета, всё время тёрлись всевозможные чины. Этот тоже был… чин. Среднего роста, крепкий, короткостриженый и гладковыбритый, с простым и немного грубоватым лицом.

— Это полковник Долинин, — Мельников перехватил взгляд Ники. — Не волнуйся, ему можно доверять.

— Владимир Иванович, — представился мужчина и улыбнулся. — Очень рад с тобой познакомиться, Ника. Я — друг твоего отца.

Среди друзей отца Ника его точно не помнила. Но и среди тех, кто в последнее время мелькал в их квартире, где её держали под стражей, она его тоже не видела. Ни с полковником Караевым, ни с этим уродом, дядей Серёжей. Впрочем, другого выбора, кроме как поверить и смириться, сейчас у неё не было.

— Если вы — папин друг, то вы же должны были сообщить ему обо мне. Вы сообщили? Он уже знает?

Полковник покачал головой.

— Нет, Ника. К сожалению, у нас пока нет связи с Павлом Григорьевичем. Станция в блокаде. Но ты не волнуйся, мы работаем над этим. Скоро мы найдём способ сообщить ему и о тебе, и обо всем остальном. Поверь, скоро всё закончится.

— И долго мне ещё торчать тут? — Ника перевела взгляд на Мельникова, потом снова посмотрела на полковника.

— Пока придётся побыть в больнице, — вздохнул Мельников. — Здесь относительно безопасно. Тем более, сейчас, как ты понимаешь, тебя все ищут.

— Да уж, Ника Павловна, — полковник качнул головой. — Устроили вы нам… Зачем же Алексея Петровича-то так приложили?

— Кого? — не поняла Ника, глядя на полковника. Она так удивилась, что даже не сразу уловила смех в голосе Долинина, его полушутливое «Ника Павловна».

— Ну, майора Бублика. Он же собирался тебя сразу отвести к нам, а ты его лампой.

— Значит, он меня к вам хотел отвести? — переспросила Ника и тут же вспомнила — точно, Бублик говорил, что отведет её к полковнику. А она решила, что речь идёт о Караеве, что Бублик с ним заодно. Чёрт, но она же не знала, а Бублик этот тоже хорош — мямлил что-то невразумительное.

— Ко мне. Впрочем, получилось даже лучше, — Владимир Иванович слегка покосился на Мельникова. Тот криво усмехнулся, но промолчал. — Больница — убежище надёжное, но ты, Ника, всё равно поаккуратней, лишний раз лучше никуда не выходить, мало ли кому можешь на глаза попасться.

Ника сжала губы. Мельников тоже вчера просил о том же самом, и, конечно, они оба правы — в её положении надо сидеть тихо, как мышь. Вот только бездействовать ей не хотелось. И так столько времени провела в заточении.

— А Стёпка? — она вдруг вспомнила, что Сашка говорил, что Стёпа здесь, да и Мельников это подтвердил. Ника ещё вчера хотела попытаться его найти, но за ворохом событий совершенно забыла. — Он же тут, да? В этой больнице? Я могу с ним встретиться?

— Да, Стёпа здесь, — кивнул Олег Станиславович. — Он пока не знает про тебя, если, конечно, твои друзья ему не сообщили. Давай так, — он кинул тревожный взгляд на часы, поморщился. — Сейчас мне уже надо бежать, у меня встреча, а ближе к вечеру я заскочу сюда и предупрежу Стёпу. Он сам тебя найдёт. Ты же понимаешь, нам надо соблюдать осторожность.

Ника кивнула.

— Хорошо. Вы же знаете номер моей комнаты в общежитии?

— Конечно, знаем. И ещё… — начал полковник, но тут в дверь постучали три раза, точно так, как до этого стучала Маргарита Сергеевна.

Владимир Иванович быстрым шагом подошёл к двери, открыл её и пропустил в комнату молодого человека, при виде которого Ника едва сдержала крик. Потому что разве что ненавистное горбоносое лицо Караева и слащаво-приторная физиономия дядюшки-психа раздражали её больше, чем эта лопоухая идиотская рожа, мелькавшая перед ней последние дни её заточения.

— Оформился? — коротко спросил Владимир Иванович, запирая дверь.

— Так точно, товарищ полковник. Получил ключи от комнаты и указание завтра приступить к выполнению обязанностей санитара. Здравствуйте, Ника Павловна!

Ненавистная рожа расплылась в глупой улыбке и даже, кажется, немного покраснела.

— Этот… зачем он тут? Он же…

— Рядовой Петренко тоже работает на нас, Ника. И теперь он будет за тобой приглядывать.

— Не надо за мной приглядывать! — возмутилась Ника, разозлившись от одной мысли, что этот придурок теперь будет снова маячить перед её глазами.

— Ника, послушай, — полковник снова улыбнулся. — Это совершенно обычная мера предосторожности. От случайностей никто не застрахован. Нам всем, и мне, и Олегу Станиславовичу, и остальным, тем, кто с нами, и даже твоему отцу, когда он узнает, где ты, будет спокойнее, зная, что рядом всегда находится свой человек, который может защитить тебя в случае непредвиденных обстоятельств. А рядовой Петренко сам вызвался. Вы же даже знакомы, кажется, он был в группе охраны майора Бублика.

Ника почувствовала досаду и раздражение. Этого ещё не хватало, чтобы его дурацкая физиономия снова перед ней мельтешила, но аргументов возразить полковнику не нашла. В общем-то, он был прав, и если она сейчас начнёт упираться и упрямиться, то будет выглядеть глупо. И Ника медленно кивнула, стараясь не смотреть на идиотскую улыбку Петренко.

— Меня Кириллом зовут…

Ника быстро шла по коридору больницы. Сзади, как приклеенный, тащился Петренко, сопя ей в спину. Иногда он что-то бубнил, но Ника делала вид, что не слышит, вести с ним светские беседы ей совершенно не хотелось. Но от этого произнесённого вслух родного имени её вдруг передёрнуло, словно кто-то сорвал пластырь и ткнул со всей силы в едва затянувшуюся ранку. Она резко затормозила и обернулась.

— К-как?

— Кириллом, — Петренко смущенно заулыбался.

«Чёрт, мало того, что навязался тут, так ещё и зовут его…», — с раздражением подумала она, глядя в курносое веснушчатое лицо. Она даже в мыслях была не в силах назвать этого лопоухого идиота именем, которое будило в ней столько эмоций.

— Мне всё равно, как тебя зовут, — слова прозвучали грубо, и Ника разозлилась на себя за эту грубость. По сути парень был ни в чём не виноват, наоборот, вовсю старался наладить контакт, но ничего поделать с собой она не могла, слова вылетали сами. — Тебя приставили меня охранять, вот охраняй. И не лезь ко мне с разговорами, — прошипела она тихо, развернулась и устремилась по коридору, совершенно не заботясь о том, поспевает он за ней или нет.

Петренко что-то ещё сказал, кажется, начал извиняться, но Ника отгородилась от него. Упоминание имени Кирилл просто долбануло её под дых, боль, которую она старалась прятать поглубже, ожила, запустила когти, и ей стоило большого труда не сорваться — не разрыдаться в голос. Она несколько раз глубоко вдохнула, мысленно повторяя про себя «спокойно, спокойно, всё хорошо», отогнала от себя любимый образ, невольно всплывший перед глазами — тёплые карие глаза, длинные ресницы, как у девочки, тонко изогнутые губы. Словно в насмешку этот Кирилл внешне выглядел полной противоположностью её Кира — лопоухий, некрасивый, ресницы светлые, почти незаметные, пухлые блестящие губы…

— Ника Павловна, мы, кажется, не туда идём, — прорвался в её сознание голос Петренко.

«Чёрт», — Ника огляделась. Действительно, она задумалась и, кажется, пропустила поворот. Или, наоборот, свернула не туда. Ника ещё не очень хорошо тут ориентировалась, у Анны в больнице всё организовано было немного по-другому.

Отделение было незнакомым. Она разглядела на противоположной стене указатели, которые, к счастью, были развешаны на каждом шагу, подошла поближе. Ну, точно, надо было повернуть раньше. Ника резко развернулась, собираясь вернуться назад, и тут же, почти рядом с собой, метрах в трёх, увидела Стёпку.

Он был не в униформе, в обычной одежде, хотя и со слов Сашки, и со слов Мельникова Стёпа должен был здесь работать, но ошибиться в том, что перед ней Васнецов, было нельзя. Знакомый голос, мягкий и тёплый (его ни с кем не спутаешь), привычный тембр речи, лёгкая смешинка, которая сейчас была адресована не Нике, а другой — Стёпка был не один, напротив него стояла девушка в униформе медсестры. Стёпа говорил явно что-то смешное, потому что девушка улыбалась, а потом и вовсе рассмеялась, весело и звонко, блеснув ровными белыми зубами. Ника вдруг почувствовала лёгкий угол ревности и какую-то досаду. Совсем недавно она сама вот так же смеялась над Стёпкиными шутками, он всегда умел поднять ей настроение бесконечными забавными рассказами и историями, а теперь эти истории предназначались не ей, а незнакомой темноволосой девушке, высокой и красивой. Очень красивой.

Почему-то совсем некстати вспомнилось, что до неё, Ники, Стёпка встречался с Эммой Вальберг, их школьной неприступной красавицей, а теперь вот стоит тут, чуть ли не посередине коридора и…

Девушка заметила её первой. Отвела от Стёпки взгляд тёплых бархатных глаз, с недоумением уставилась на Нику, быстро оглядела с ног до головы её саму и слегка скосила глаза на Петренко, который стоял сзади Ники и громко сопел ей в ухо.

Ника никогда не заморачивалась ни по поводу своей внешности, спокойно принимая себя такой, какая она есть, ни по поводу того, что на ней надето, но сейчас, в бесформенной зелёной блузе и больших, на размер больше, форменных штанах, в круглой, обтянувшей голову шапочке, под которую ей велели убрать волосы, и которую она так и не сняла, когда главврач позвала её для разговора с Мельниковым и Долининым, Ника неожиданно почувствовала себя нелепой и очень некрасивой. Эдакой дурнушкой, которую вытолкнули на сцену, поставив в один ряд с писаными красавицами, и на которую сейчас начнут тыкать пальцами.

Стёпа, заметив взгляд своей собеседницы, тоже обернулся и тут же открыл рот, едва сдержав удивлённый возглас. Слова уже готовы были слететь с его губ, но Ника оказалась быстрей. Она мгновенно собралась, мозг включился, заработал на полную катушку.

— Васнецов, ну надо же, — Ника шагнула к Стёпке и быстро затараторила, не давая ему прийти в себя и наговорить лишнего. — Удивительно, ты тоже тут! А я смотрю, ты или не ты. Привет! Здравствуйте, — она протянула руку слегка растерявшейся девушке. — Меня зовут Надя Столярова. Мы со Стёпой в одном классе учились. Представляете, какое совпадение?

— Очень приятно, я — Гуля, — брови девушки слегка взлетели вверх, она перевела взгляд на Стёпку.

— А… ну да, это — Надя… Столярова, — наконец-то пришёл в себя Васнецов. — Мы… да, мы учились в одном классе. А ты… ты как здесь?

— А я только вчера сюда устроилась, санитаркой, — Ника говорила быстро, со значением вглядываясь в Стёпкины глаза. — В кардиологии работаю и живу тоже тут, в общежитии, этажом ниже. А ты здесь какими судьбами? В гости к своей девушке заскочил?

Она не удержалась от этой шпильки, хотя тут же пожалела — по тому, как вспыхнули лёгким румянцем Стёпкины щёки, она поняла, что попала в точку. Но Ника тут же отогнала прочь эти мысли, главное, чтобы Стёпка сейчас всё понял правильно.

— Я… да, заскочил. Пообедать. Я тоже тут работаю, медбратом, — пробормотал Стёпка. — А это кто?

Он перевёл взгляд на Петренко, который так и мялся за спиной Ники, не понимая, как себя вести.

— А это санитар наш, мы с ним тут… по делу, в общем, — ответила Ника. — Ну, не буду вам мешать, мне вообще-то на работу надо. Рада была тебя повидать, Васнецов. Если вдруг чего, забегай сегодня вечером после работы, я до пяти. У меня комната двести пятнадцать. Посидим, поболтаем. Если, конечно, тебя твоя девушка отпустит. Ну всё, Васнецов, пока!

И, не давая Стёпке прийти в себя, Ника почти бегом рванула по коридору. Петренко последовал за ней, едва поспевая за её быстрым шагом. И только когда они достигли своего отделения, Ника сбавила темп и немного пришла в себя.

Окончательно разобралась в себе она несколько позже.

Поначалу ей сильно мешал Петренко, выводил из себя тем, что торчал рядом. Парень, видимо, получил чёткие указания от полковника Долинина не отходить от Ники дальше, чем на пару метров, и волей-неволей ей пришлось смириться. Это, конечно, было нелегко. Она хоть и игнорировала все его попытки наладить общение, но Петренко не сдавался, постоянно лез под руку, именуя её Никой Павловной. Под конец ей даже пришлось на него шикнуть.

— Не зови меня Никой Павловной. Ты что совсем тупой, да? Я здесь Надежда Столярова. Понял? Надежда.

— А по отчеству как? — лицо Петренко вытянулось. — Павловна?

— Идиот! — выругалась Ника.

Новое имя, да ещё и без отчества, поставило парня в тупик, он наконец заткнулся, и слава Богу. Остаток дня они доработали в тишине. Развозили на каталке обеды лежачим пациентам, убирали за ними, меняли бесконечные утки, каждые два часа мыли полы в туалетах и процедурных — присесть было некогда, и это даже было хорошо. Работа помогла Нике отвлечься и привести в порядок мысли. А мысли были странные.

Она и сама не ожидала от себя такой реакции, откуда и взялась глупая ревность, дурацкое чувство собственницы, какое возникает у детей, нежелающих ни с кем делиться своими игрушками. Конечно, не сильно красивая ассоциация, потому что получалось, что Стёпка был её игрушкой. Ну ладно, не игрушкой — утешением, за которое она уцепилась тогда, после ссоры с Киром. А как только надобность в этом утешении пропала, она сразу же о нём забыла. Послушно пошла за той девчонкой, Леной, слепо веря, что где-то внизу её ждет Кир.

И вот теперь…

Теперь ей было неприятно. И прежде всего потому, что Стёпа так быстро переключился на другую, на эту красавицу Гулю, с тонким смуглым лицом и высокими, восточными скулами. А он переключился — по короткому взгляду, который он бросил на эту Гулю, смущённому, виноватому, Ника всё поняла. И стала вести себя как дура. Откуда и взялись эти ужимки, над которыми она сама всегда смеялась, когда видела их у других. Ерничанье, шпильки, совершенно идиотское: «Если, конечно, тебя твоя девушка отпустит».

Стыд мешался с обидой. Злость на себя плавно перетекала в злость на Стёпку. Она говорила себе, что не имеет никакого права чего-то там требовать от Стёпки, особенно после того, что было между ней и Киром в той комнатушке, заваленной мусором и старым хламом, но это помогало слабо. Она всё равно злилась и ничего не могла с собой поделать…

Стёпка ждал Нику у двери её комнаты в общежитии. Стоял, прислонившись к стене, задумчиво выводя на полу узоры носом ботинка. Услышав приближающиеся шаги, он вскинул голову и, опять увидев её не одну, а с лопоухим Петренко, заметно удивился.

Петренко же, который до этого бубнил ей в затылок что-то про то, что его комната напротив, и чтобы она кричала, если что, при виде Стёпки, напрягся и выступил вперед, заслоняя Нику своей спиной. Рука его потянулась в карман. «У него там что, пистолет?» — машинально подумала Ника. Хотела уже сказать этому придурку, что Стёпка свой, но Петренко его и сам узнал, опустил руку и повернулся к Нике. На веснушчатом лице застыл вопрос.

Ника вопрос проигнорировала, открыла ключом дверь и, не глядя на Стёпку, бросила:

— Заходи.

— Надежда э-э-э Павловна… — подал голос Петренко.

Ника вздохнула и обернулась к нему.

— Послушай, — она никак не могла назвать его по имени, в ней всё противилось. — Ты сказал, что у тебя комната напротив? Вот и иди в неё. Или ты опять меня везде, вплоть до туалета сопровождать будешь?

Петренко густо покраснел.

— Сам только что сказал, что услышишь, если я буду кричать. Вот иди к себе и сиди, прислушивайся. Не торчи тут, как пенёк.

Ника захлопнула дверь перед носом Петренко и только потом, посмотрев на не решающегося пройти вглубь комнаты Стёпку, пояснила:

— Это охранника ко мне приставили. На всякий случай.

— А-а-а, — протянул Стёпка, неловко переступил с ноги на ногу и произнёс. — Ко мне отец только что приходил, всё рассказал. А я… ну днём, когда тебя увидел… я так растерялся.

— Заметно было.

Ника прошла внутрь, села на одну из кроватей. Рукой показала Стёпке на другую.

— Садись. Не стой.

Стёпка присел, положил руки на колени, как примерный школьник, и в комнате повисло неловкое молчание.

— Послушай…

— Знаешь…

Они заговорили одновременно, тут же осеклись, уставились друг на друга, и вдруг Ника прыснула. Ей показалось, что это так смешно: они со Стёпкой сидят тут, словно едва знакомы, и боятся ляпнуть что-то не то. Глупо всё как. Стёпка тоже улыбнулся в ответ с некоторым облегчением, и неловкость пошла на спад.

— Ник, я, правда, рад, что тебя вытащили оттуда, от этого Верховного. Сколько тебе пришлось всего пережить. Прости.

— За что, Стёп?

— Я не должен был тебя тогда отпускать. Ну, в тот день… с этой, Леной или, как там её. Я же потом нашел её на шестьдесят девятом, мёртвую. Её убили.

— Убили?

Ника вспомнила, как их схватили на тридцать четвёртом, едва они миновали ржавые турникеты. Сильные мужские руки сдавили её как тисками, чужая ладонь легла на грудь, больно сжала. А Лена, кажется, закричала. Что стало с ней потом, Ника не видела. Значит, убили.

— Да. Я побежал на шестьдесят девятый, потому что, помнишь, ты мне рассказывала, что вы там прятались с Киром. Это я виноват, — Стёпка наклонил голову и упрямо повторил. — Я не должен был тебя отпускать.

— Стёп, ты не смог бы меня не пустить. Я бы всё равно ушла, понимаешь?

— Это потому что он тебя позвал?

Ника кивнула.

— И поэтому тоже. И ещё, эта Лена сказала, что у них есть информация об отце. Это была ловушка, но я всё равно бы в неё попалась. Потому что…

— Потому что тебя позвал он, — Стёпка грустно улыбнулся.

— Не злись, Стёп. Ладно?

Стёпка кивнул, задумался, а потом вдруг спросил:

— Ник, а это правда? Ну, что мой отец тебе помог бежать? Он мне что-то говорил, но я не совсем понял…

— Правда. Если бы не он… Понимаешь, всё ведь внезапно случилось, и я не знаю, что бы мы делали, я же к Вере прибежала, а потом туда пришёл Олег Станиславович. И… — Ника покраснела, мучительно подбирая слова. — Стёп, в общем, я думала, что он с ним заодно, с этим уродом. С дядей моим. Я не сразу поверила.

— Да я сам так думал, — Стёпка помрачнел. — Понимаешь, когда всё случилось, он же остался в правительстве, министром стал. А я его видел тогда, в больнице на пятьдесят четвёртом, вместе с твоим отцом.

— Ты видел папу? — Ника вскинулась. — Ты его видел?

— Ну да… в тот день. Я же пошёл к отцу, он сказал маме, где будет. А там... Ника, я же не знал, что твой отец жив. С ним ещё этот был, которого казнили как бы, Литвинов. Мне Сашка потом рассказал.

— Дядя Боря, — пояснила Ника. — Они вместе сейчас, на АЭС. Меня каждое утро заставляли говорить с ними по телефону. Этот заставлял.

— Значит, мой отец не предатель, — голос Стёпки дрогнул. — Чёрт, а я ему такого наговорил… Вот я идиот! Ника, ну раз он не предатель, раз он тебя спас, значит, они что-то делают. Чтобы помочь твоему отцу и всё вернуть. Потому что тут такое творится. Слухи всякие ходят. И закон этот опять, и на классы всех поделили какие-то.

— Конечно, делают. И всё обязательно получится. Отец запустит новую станцию, и они свергнут этого… психа. Дядю моего. И всё будет как раньше.

Ника осеклась. Потому что вдруг осознала, что как раньше уже не будет. Никогда не будет. Точнее, у всех будет, но не у неё. Потому что Кира больше нет. И этого уже не изменить. На глаза стали наворачиваться слёзы.

Стёпа уловил её замешательство, бросил сочувствующий взгляд — догадался, о чём она думает, он всегда догадывался. Знал. Умел быть тактичным и терпеливым, понимал, когда надо промолчать, а когда лучше перевести разговор на другое, свести всё к шутке. И за это она его очень ценила. За то, что просто был рядом, когда она поссорилась с Киром, и после, когда думала, что её отец погиб. И это ей помогало, но теперь…

Она вспомнила девушку-медсестру, с которой Стёпа разговаривал в коридоре. Вспомнила Стёпино смущение, когда она подошла к ним. Что ж, всё правильно. Он не обязан вечно находиться при ней, тем более, что между ними всегда стоял Кир. И даже сейчас, когда Кира больше нет… Слёзы всё-таки потекли, невозможно их так долго сдерживать, она же не железная.

— Послушай, Ник, — Стёпа подался к ней, попытался взять её руку, но она не дала. Покачала головой, быстро обеими ладонями вытерла мокрые щёки.

— Не надо, Стёпа. Я в порядке. — Ника сделала глубокий вдох. — Ты мне лучше скажи, ты что тут делаешь? В больнице? Сашка мне что-то говорил, но я не очень поняла. Это… это из-за твоего отца? Вы поссорились?

— Ну да, из-за отца, — Стёпа кивнул, как-то странно на неё посмотрел. — А что Сашка тебе ещё говорил? Он рассказывал, что в тот день мы были там… на тридцать четвёртом?

— Да, рассказывал. Он сказал, что, когда вы пришли, там все были уже мертвы, а потом вас арестовали, и вы провели в изоляторе всю ночь.

— Ну да, — Стёпка задумался, хотел, кажется, что-то сказать, но не стал.

— Стёп, а ты знаешь, откуда здесь можно позвонить? Ты же как-то общаешься с Верой, Марком? — Ника поспешила сменить тему, потому что боли на сегодня уже было достаточно, сегодня всё напоминало ей о Кире и о тех часах, последних часах, проведённых с ним.

— А, да… У Гули знакомая девчонка в регистратуре, она даёт позвонить, я как раз сегодня хотел…

Стёпа вдруг смешался, отвёл глаза, словно был в чём-то перед ней виноват.

— У Гули? — Ника хотела его подколоть, но внезапно поняла, что больше не злится. — Она красивая, Гуля.

— Ты не поняла. У нас с ней ещё ничего… то есть… ну, в общем…

Стёпа совсем сбился, бросил на Нику виноватый взгляд.

— Да всё я поняла, Стёпа, — Ника улыбнулась. — Слепой бы только не заметил. Стёп, всё в порядке. Правда.

Стёпа мотнул головой.

— Нет, Ника. Это неправильно. Наверно. Я не знаю. Просто…

— Просто мы оба ошибались. Ты мне очень помог тогда. И знаешь — так даже лучше. Потому что я нечестно себя вела по отношению к тебе. Я думала, что смогу, ну, что смогу с тобой забыть Кира. Но я даже, когда мы были вместе…

— Я знаю, — перебил её Стёпа. — Я знаю. Я потом это понял. Послушай, ты, правда, не сердишься, ну… что я и Гуля…

— Ну, сержусь немного, конечно. Самую малость. Уж больно она красивая, твоя Гуля, — Ника попыталась пошутить, Стёпа непонимающе глянул на неё, но увидел смешинки в её глазах и тоже улыбнулся, неуверенно и виновато. — Перестань, Стёпа. Я не сержусь. Ты мне лучше скажи, ты сегодня можешь позвонить Вере? Она там, наверно, переживает. Скажи ей, что у меня всё хорошо, что я тут в безопасности, пусть там не дёргаются. Ну и привет всем передай, Марку, близнецам, Сашке Полякову или, как там его, Алексу Бельскому. Слышал, Сашка-то у нас теперь какой-то высокородный.

Ника засмеялась, и Стёпа подхватил её смех. Кивнул. И Нике показалось, что напряжение, которое было между ними, эта неловкость, витавшая в воздухе, куда-то пропала. И перед ней сидит прежний Стёпка Васнецов, её одноклассник и хороший друг. И, наверно, со временем она даже научится относиться к нему, как к другу.

*************************************

навигация по главам

Башня. Новый Ковчег-1

Башня. Новый Ковчег-2

Башня. Новый Ковчег-3

Башня. Новый Ковчег-4

Сохранено