А на концерт-то я всё-таки сходила

maiorova — 03.12.2024 Настроения категорически не было, к тому же похолодало, а волосатые рейтузы с начёсом категорически не подходили к вечернему платью. Но потребность в красоте, влечение к святому искусству, а особенно осознание того, что деньги плочены, вывели меня на автобусную остановку впотьмах, в семь часов вечера. И поехала я от Синего моста в Синий зал.

Сам зал вне конкуренции, гораздо новее и цивильнее, чем культурный центр имени Коларца, где я в прошлом году боснийскую музыку слушала. В фойе помесь фонтана с бассейном, бурлит препотешно. Весь персонал, начиная от гардеробщиц и заканчивая охранниками и билетёршей, мил и улыбчив. При этом на стойке гардероба стоит плетёная корзинка размером с сухарницу, и туда складывают чаевые. Публика в значительной части своей снимает куртки и пальто только в зале. Но я-то нет! Я тулуп сдала, конечно.

Аудитория у Божо Вречо, как оказалось, по большей части женская, разновозрастная. Есть моих лет, есть (и немало!) старше, масса молодых девушек. Вот даже не студенческого возраста, а школьницы-старшеклассницы. Две подруги, высокие, нарядные, продуманно накрашенные, занимают соседние места, и по-русски мне:
— ЗдравствуйтЭ!
Здороваюсь в ответ. Бить нас, в случае чего, тоже будут не по паспорту.

Но вообще, по ощущениям, восточнославянских физиономий в публике было немного. Боюсь соврать, но как будто бы я одна.

Что сказать о зале? Плава дворана действительно синяя, скорее даже в бирюзовых тонах. Кресла, как в Мариинском. Сцена оформлена в тёмных тонах: серый, матово-чёрный. Акустика чудесная. Единственный минус, который не могу не упомянуть, — освещение. Так-то ничего, но когда начался концерт, началось и столпотворение. То прожектором в физиономию, то прожектором из-за спины, всё мелькает, ещё и стробоскоп включили, изверги... В некий момент я приставила ко лбу ладошку козырьком и только благодаря этому смогла что-то разглядеть. У кого повышенная светочувствительность, мигрени, эпилепсия, — в Синем зале будьте осторожны. Прискорбно также и то, что никаких фотографий сделать у меня не получилось, хотя все вокруг снимали фото и видео.

И снова переходим к плюсам: концерт начался не то, что минута в минуту, а секунда в секунду. Без каких-либо предисловий, под робкие, разгорающиеся аплодисменты, вышли музыканты: ударник, басист (он же при необходимости контрабасист, и весьма впечатляющий), секция медных духовых в количестве трёх человек, гитарист и клавишник, он же при необходимости баянист. Некоторые мелодические ходы, кстати, до слёз напоминали советскую песню пятидесятых, чтоб не сказать сороковых. Вот сейчас как зальётся, как подымет: услышь меня, хорошая, услышь меня, красивая...

Тут все взревели, выходит Божо Вречо собственной персоной, и становится понятно, что советская песня на сегодня отменяется. Чёрные расплетённые волосы до запястий. Длиннополая старинная одежда, белая как снег. Тонкие янычарские каблучки, руки в перстнях и татуировках. На голове... сначала издалека не разобрала, что такое на голове, а оказалось, венок из колосьев, но не круглый, а торчмя, и похож оттого певец на Гойко Митича в очередной индейской роли. Через некоторое время, разумеется, венец пришлось снять, потому что он сползал на нос. Первое впечатление: вот идёт умный и опытный человек, знающий себе цену.

Кто про что, а вшивый про баню, у Вречо великолепная дикция. Как раз самые сложные звуки для русского человека, ч мягкое, дж (Аладжа, Аладжа — выпевал название мечети в родном городе), упоительные боснийские ие (да ли ми jе лећи, умриjети, лале моjе, лећи, умриjети)... Периодически принимался учить зал петь, и толпа народу с увлечением повторяла и повторяла восточные распевы, и ведь получалось. Общение с залом как таковое для меня ново и странно, не знаю, что в этом наиграно, а что делается по зову натуры. Подают со зрительских мест платок утереться, Божо Вречо вытирает лоб и царственным жестом подаёт обратно. Или проникновенно держит за руку несколько экзальтированную девушку, вручившую букет, что-то ей втолковывает шёпотом. Впрочем, похоже, что блистательный босниец со всеми так. Слушал-слушал, как баянист играет, подошёл и ласково погладил его по намечающейся лысине.

Спрашивает у гитариста, давно ли с ним играет, десять лет ведь уже, должно быть.
— Десять лет и две недели! — с достоинством отвечает гитарист.
Вречо оглядывается на зрителей сияющими глазами:
— Нет, вы слышали, что он сказал?! Десять лет. И две недели.

— Вот смотрю я в зал и думаю: это как же меня любят. В такую-то погоду. В такую погоду меня любить — это храбрость.

Эмоциональность в боснийской музыке поощряется и у музыкантов, и у слушателей. Девушки, которые со мной поздоровались, к пятой- к шестой песне откровенно рыдали, с аккуратностью утирая глаза, чтобы не размазать тщательно уложенную косметику. Постепенно аудитория начала вставать и приплясывать, некоторые выдавали высококачественный цыганский чочек. Вречо, невзирая на янычарские каблучки, скакал на сцене так, что если будет мюзикл по песням Высоцкого, другого завцеха товарища Сатикова не нужно. Бил плечами, как старый хрыч цыган Илья, вертелся волчком, дервишем, и белое одеяние поднималось, открывая вместо напрашивающихся шёлковых шальвар худющие коленки в татуировках. А потом переводил дыхание, трогательно отворачиваясь от микрофона, чтобы мы не слышали, как он тяжело дышит.

В какой-то момент сам расчувствовался (и то, песня сентиментальная) и пробормотал плачущим голосом:
— Ой, нет, не могу.

Словом, другая культура и питания другая, как в анекдоте, но насколько я рада, что всё-таки себя вытащила и послушать, и полюбоваться. Главное дело, насколько этот музыкальный материал, при кажущейся доступности, сложный, неквадратный, неподатливый. Севдалинка от севда, чёрная жёлчь, меланхолия.



Эту песню пел на бис. Текст:

Voljelo se dvoje mladih
sest mjeseci, godinu
kad su htjeli da se uzmu
da se uzmu aman, aman
dusmani im ne dadose.

Razboli se ljepa Fatma
jedinica u majke
pozeljela zute dunje
zute dunje aman, aman
zute dunje iz Stambola.

Ode dragi da donese
zute dunje Carigradske
al ga nema tri godine
tri godine aman, aman
nit se javlja, niti dolazi

Dodje dragi sa dunjama
nadje Fatmu na nosilima
dvjesto dajem, spustite je
tristo dajem, otkrite je
da jos jednom Fatmu ljubim ja

Перевод:

Два юных существа любили друг друга
шесть месяцев, год.
Хотели пожениться,
да враги им не дали.

Заболела краса-Фатма,
единственная дочь у матери
захотелось ей жёлтой айвы,
жёлтой айвы из Стамбула

Поехал её любимый привезти
жёлтой айвы царьградской
Три года его не было,
три года о нём ни слуху, ни духу

Приехал и айву привёз,
нашёл Фатму на погребальных носилках,
Двести даю, снимите её,
триста даю, откройте её,
чтобы я ещё раз поцеловал Фатму...

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив