810. Колонка Иона Дегена. 13. Буханка хлеба. Придурок
berezin-fb — 07.02.2014Я вышел в тамбур и стал в открытой двери вагона. Метрах в пятидесяти, на запасном пути, стоял бронепоезд. На бронепаровозе копошились ремонтники. Но ассоциация с песней, в которой «наш бронепоезд стоит на запасном пути», у меня почему-то не возникла.
Наши вагоны примостились на невысокой насыпи. По осыпающейся гальке шла цыганка, а за ней выводок грязных, измученных и худых детей, вероятно, погодков. Пять девочек и мальчиков, самой старшей не более десяти, а младшему, типичному микельанджеловскому купидону, но очень замурзанному, не больше пяти. Цыганка тоже была истощенной. Мне она показалась старой. Не меньше тридцати, может быть, даже с лишним. Распущенные чёрные волосы ниспадали ниже лопаток. Из одежды её я запомнил только длинную развевающуюся чёрную юбку. Цыганка увидела меня и остановилась.
К вагону подошла цыганка, за ней тянулся выводок детей
фото с сайта
– Хорошенький, дай погадаю.
Я рассмеялся. Хорошенький! Додуматься до такого!
– Не надо гадать. Погодите, я вам чего-нибудь вынесу. – Хорошенький! Она с такой же лёгкостью могла назвать меня Апполоном Бельведерским. Зашёл в купе, взял со столика буханку хлеба и вынес цыганке.
На глазах у неё появились слёзы. Дети, которые до этого меланхолично босыми ногами перекатывали гальку, вдруг посмотрели на меня как на существо неземное. Буханка хлеба в ту пору, конечно… Но ведь их шестеро. Таких голодных. О, я знал, что значит быть голодным!
– Хорошенький, дай руку. Погадаю тебе. Хорошее у тебя будущее, хоть и трудное.
– Нет, спасибо, не надо.
Из-за моей спины из тамбура протиснулся Коля Гутеев.
– Погадай мне.
Цыганка пристально посмотрела на Николая и отошла от лесенки вагона.
– Постой! Я тебе тоже дам буханку хлеба.
Цыганка на мгновение остановилась. Остановилась так, что, казалось, завизжали тормоза. Снова глянула на Колю и, не промолвив ни слова, направилась к вокзалу. Дети поплелись за ней.
Из вагона нас окликнул Степан Лагутин, и мы забыли о встрече с цыганкой.
Вспомнил о ней только в октябре. Госпитальная палата, в которой я лежал, в другой жизни была школьным классом. Госпиталь в городе Орджоникидзе. В огромном окне сверкала заснеженная шапка Казбека. Я смотрел на неё, как завороженный. Что-то говорило мне, что эта неземная красота отторгает от меня все боли и несчастья.
Казбек на закате
фото yuzhneika
Не знаю, не помню, были ли такие цвета на одежде цыганки, но однажды перед заходом солнца, когда одна вершина Казбека зарумянилась, а на второй нерешительно смешалось розовое с нежно-лиловым, я вспомнил цыганку у подножья нашего вагона. И выводок голодных детей. И изумление на их лицах, когда она почему-то просто так вдруг не взяла буханку хлеба. Почему она отказалась погадать Коле Гутееву? Неужели знала, что произойдёт? Неужели знала, что случится той страшной ночью, когда погибнет Коля, а меня, раненого, Степан Лагутин чудом вытащит из немецкого тыла? О каком трудном моём будущем она говорила? Может быть, знала о моём ранении? Ладно, допустим, она знала, что Коля погибнет. Но ведь он предложил ей буханку хлеба! Гадая, могла не сказать ему о гибели. Почему она этого не сделала? Шутка ли, буханка хлеба! Отказаться от неё матери пяти голодных детей, чтобы не высказать правды, которая никому не может быть известна... Невероятно!
Я пытался вспомнить, как выглядела эта цыганка. Красивая? Не знаю. Тогда мне, семнадцатилетнему, она казалась старой, значит, не должна была казаться красивой. Не помню, в госпитале или только сейчас, вспоминая, я увидел на её измождённом лице гордое благородство.
ЭТОТ день вместил в себя многое. Правда, он оказался днём исключительным: в отличие от других дней, наше отделение, находясь на передовой, на самом деле не подвергалось опасности. И всё же, мне кажется, не в этом его исключительность. Я увидел мать, которая не солгала, хотя ее ложь никто не в состоянии был бы обнаружить. Не солгала и оставила голодными своих детей!
Прошло шестьдесят шесть лет после того летнего дня 1942 года, который прокручивается сейчас в моём сознании как полнометражный документальный фильм. Наверное, это закономерно, что самым ярким событием ТОГО дня, почти не обратившим на себя внимание в ту пору, осталась встреча с цыганкой.
Июнь 2008 г.
Кочевая цыганка с детьми. 1949 год.
фото с сайта
П Р И Д У Р О К
Морозные узоры на окне напоминали скелет. Иногда мне казалось, что это смерть дежурит у моего изголовья.
Гипс мешал повернуться в его сторону. Так и не увидел ни разу. Но, как и все, возненавидел его с первой минуты. В палате умирали молча. А он что-то бормотал, плакал, звал какую-то Свету.
Мы знали: так не умирают. Просто придурок. Ох, и хотелось запустить в него графином. На рассвете он вдруг запел:
Не для меня придет весна...
Здорово он пел! Черт его знает, почему эта нехитрая песня так взяла нас за душу.
Никогда - ни раньше, ни потом не слышал я, чтоб так пели.
И дева с русою косою
Она растет не для меня...
И умолк.
Тихо стало в палате. Капитан, тот, который лежал у двери, сказал:
– Спой еще, Придурок.
А он молчал. И все молчали. И было так тоскливо, хоть удавись.
Кто-то застучал по графину. В палате не было звонков. Пришла сестра. Посмотрела и вышла. Пришла начальник отделения. Я знал, что она щупает у Придурка пульс. Потом санитары накрыли его простыней и вынесли.
Палата для тяжелораненых.
фото с сайта
Из разговора по скайпу.
Березин – Дегену:
Оба рассказа очень понравились. Конец военной карьеры с песней Придурка выглядит очень выразительно, Но только непонятно, что это уже конец. Хотя в этой палате умирали молча, но ведь не сказано, что умирали все. А что касается «Буханки хлеба» – то, что это уже военная карьера, ясно совершенно, но только начало ее, до того как ты стал танкистом. Мне бы хотелось получить какой-то рассказ, где описано начало твоей танкистской карьеры. Или какой-нибудь уже танкистский эпизод.
Деген – Березину:
Рассказ пришлю обязательно, но стало трудно общаться по скайпу. Что-то со слухом. Плохо разбираю твои слова. Может быть, снова придется переходить на переписку.
Хочу сказать, что работаю в организованной мною Лиге национально ориентированных профессоров. Работа занимает много времени, она важна, но не очень интересна. Значительно больше интересно мне в Клубе танкистов, где ко мне относятся с огромным уважением. Там я каждый раз демонстрирую выучку офицера Красной армии, и это встречает восхищение.
Рассказ, присланный мне Дегеном, будет опубликован завтра.
Этот пост на сайте