רויט ציון.
alexey43 — 21.03.2018 Я еврей, мои родители тоже евреи и честные люди. Поэтому прекрасно помню голодные злые годы, которые наши либералы прозвали «счастливыми девяностыми». У нас не было блата, арбатской квартиры, банкета у Софочки, балета у Срулечки. Мы были не героями Татлера, а персонажами «Ходячих мертвецов», только не понарошку,а после настоящего конца света — когда империя Тьмы рухнула и осталась только тьма.Я хорошо помню, как нес домой из тусклой бесполезной школы пакеты с сухим молоком, пакеты с мелкой картошкой, банки со склизкой ветчиной и ощущение позора. Эта еда напоминал картон, но ели ее с удовольствием — импортная.
Даже бургер из макдака и молочной коктейль раз в полгода были сияющим подарком посреди бесконечного океана хрючева: бумажных котлет, серых макаронов, полугнилых мертвых овощичек.
Что еще помню из того времени? Многое вспоминается, когда щупаю лицо - сразу над левым глазом тянется неровной дорожкой шрам. Помню как получил его — в голодные жестокие времена молодежь всегда разбивается на банды. Были у нас и рэперы, и металлисты, но больше всего было скинов(бонами их прозвали позже).
И вот, банально подрался с тремя молодыми фашистами на перемене на лестничном пролете. Память сохранила не лица, но только ухмылки — словно прорези на комке теста. Мелкие зубы, предвкушение легкой добычи, крови. Седьмой класс, восьмой?...Толкнул одного из бритых и фашист полетел кубарем вниз. А я получил удар стальным берцем в лицо. «Батюшки, вот и все».
Второй раз так жестоко дрался уже в еврейской школе с хасидским уклоном. Они входили в класс наглые, в коже и золоте, мычали на корявом русском. Мы были детьми инженеров, учителей, врачей и поэтов, они — детьми улиц, торгашей и бандитов. Помню как отражались эхом в облезлых стенах песни старого бакинца Боки: «тэпер пишу тэбэ радная, вот такая доля варавская».
Этого терпеть было нельзя — дрались на заброшенном футбольном поле в самом центре Москвы. Эти дворы позже оцепят во время приезда Нетаньяху. На дворе, простите, за каламбур, были девяностые и враги оказались сильнее. Шрам от берца до сих пор ношу под левой бровью, шрам от кулака зажил.
Потом взрослые объяснили как нам, дуракам, повезло — против соплеменников они пошли без говна(ножей, кастетов, стволов) и больших братьев. Будь мы не одной веры, то лежать нам двухсотыми недалеко от провалов улочек, воспетых Есениным и Блоком.
Подлый сосущий голод от плохой еды, солдатские гробы, торжество бандитов, расстрел парламента, пытки, смерть. Мое поколение расстреляно, забито насмерть, заколото спидозными иглами — сколько из нас пережило этот геноцид, эту пошлость на всех волнах, торжество олигархов, Пугачевой, бандитов в красных пиджаках, бандитов в серых пиджаках, бандитов в кожаных пиджаках?
Поганые девяностые кончились, кончатся и пустые десятые. Мы, русские, еще поднимемся с колен по-настоящему — необязательно в окружении лазеров и ракет, но точно с лучшей медициной в мире, лучшим образованием, лучшими самолетами, самыми красивыми девушками, самыми глубокими впадинами, самыми крутыми горами.
А сейчас мы спим, набираемся сил. Потому что в девяностые нам сломали хребет. И надо хорошенько выспаться, набраться сил, наестся, наебениться. И взять за рога этот чертов мир. Что, сука, какая у тебя там доля? Помычи мне тут. Русские идут.
(с)
|
</> |