26 февраля 100 лет назад
vazart — 26.02.2023Корней Чуковский описал в дневнике своё пребывание в Мосве с 15 по 26 февраля 1923 года:
... Я читал в Доме Печати о Синге, но успеха не
имел. Никому не интересен Синг, и вообще моек, нэпманская публика,
посещающая лекции, жаждет не знаний, а скандалов. Все оживились,
когда Юлий Соболев стал разносить постановку "Героя", и смотрели на
Дикого сладострастно, ожидая, как-то он отделает Соболева. Но Дикий
сказал, что статья Соболева ему нравится, и все увяли: мордобой не
состоялся.
Из Дома Печати мы всей ватагой: я, Анненков, Пинкевич, Пильняк,
Соболев, Ключарев - пошли к Васе Каменскому: он живет наискосок,
через дорогу. Вся комната оклеена афишами, где фигурирует фамилия
Васи. Иные афиши сделаны от руки - склеены из разноцветных бумажек,
и это придает комнате веселый, нарядный вид; комната похожа на
Васины стихи. С потолка свешивается желтое полотнище: "Это поднесли
мне рабочие бумазейного треста - на рубаху".
Вася умеет говорить только о себе, простосердечно восхищаясь собой
и своей приятной судьбою, а неприятного он не умеет заметить. Играл
на гармонике, показывал письмо от Бурлюка из Японии, которое он
повесил на стенку. Он ждет Евреинова. Евреинов едет в Москву-читать
лекцию о наготе... (нэп! нэп!) Анненков побежал куда-то за вином и
скоро вернулся с большой корзиной.
На другой день вечером все сошлись у меня: Вася, Пильняк, Пинкевич.
Анненков надул. Пин[кевич] и Пильняк были в бане и привели с собой
какого-то сановника из Госиздата - молодого, высокого и важного.
Впрочем, он снизошел к нам настолько, что съел у меня несколько
орехов и выпил бутылку вина. (...) У меня большая грусть: я
чувствую, как со всех сторон меня сжал сплошной нэп - что мои
книги, моя психология, мое ощущение жизни никому не нужно. В театре
всюду низменный гротеск, и, например, 20 февр. я был на "Герое"
Синга: о рыжие и голубые парики, о клоунские прыжки, о визги, о
хрюкание, о цирковые трюки! Тонкая, насыщенная психологией вещь
стала отвратительно трескучей. Кини сказал мне: "О Синге говорили,
что его слова пахнут орехами (nuts). Но nuts в Америке значит также
и дураки". Мне было не [до] смеху: я чуть не плакал... Видел
3-го дня "Потоп". Очень разволновался. Чудесно играли Волков и
Подгорный. Вчера видел "Эрика XIV". Старательно, но плохо. И что за
охота у нынешнего актера - играть каждую пьесу не в том стиле, в
каком она написана, а непременно навыворот. Был я вчера у актера
Смышляева, он ставит <�Укроение строптивой> бог знает с
какими вывертами. Сляй видит себя во сне: получается два Сляя, один
ходит по сцене, другой сидит в зрительном зале.
В Госиздате я подслушал разговор Мещерякова о себе: "По-моему, я
скажу Чуковскому, что он не прав, и цензору сделаю
выговор". 26
вечером мы гурьбою прошли в б[ывший] театр Зона, который ныне
официально называется Театр Мейерхольда. Публики тупомордой -
нэпманской - стада. Нас долго не пускали* когда же наконец я достал
билеты, заставили снять пальто. Мы опять ругались.
(Вырваны
страницы)
Новое помещение, только что крашенное (бывший
конфексион Мандля), с утра набивается писателями, художниками,
учеными, которые дежурят у разных дверей или мечутся из комнаты в
комнату Вначале часов до двенадцати лица у них живые, глаза
блестящие, но часам к двум они превращаются в идиотов. На каждом
лице - безнадежность. Я встретил там Любочку Гуревич, Сергее
Городецкого, Володю Фидмана, скульптора Андреева, Тулупова, Дину
Кармен, у всех тот же пришибленный и безнадежный взгляд. Тихонов
там днюет и ночует. Я еще не знаю о судьбе Синга, на Мещеряков ко
мне теперь гораздо ласковее: он прочитал "Мойдодыра" и горячо
полюбил эту книгу. "Читал ее два раза, не мог оторваться"!
"Мойдодыру" вообще везет: все хвалят его, и вчера в Госиздате
Корякин (жирный человек) громовым голосом декламировал:
|
</> |