20 января завершается. Но у меня еще три поста

топ 100 блогов vazart20.01.2022 По хронологии их бы надо в начале дня выпустить, но содержащиеся в них тексты объемны и серьезны, и мне подумалось, что лучше  это читать в свободное, хоть может и позднее время. Да, мне еще показалось, что есть что-то объединяющее эти послания эпистолярной и художественной прозы.

Начну с письма Василия Жуковского Адотье Елагиной от 20 января 1847 года:

Ваше письмо, милая Авдотья Петровна, грустно, несказанно грустно.
Чего-чего не перетерпели вы на свете. Но вы знаете хорошо главную науку жизни — терпение, следовательно, главная цель достигнута. Кто без всякого раздражения души, с утешительным чувством любви к Искупителю принимает испытания, для того они, при всей своей болезненности, теряют всю свою горечь; плотская душа страждет, а душа духовная бодрствует, светла и спокойна. Вашему смиренному горю отвечаю я своим, которое ужасно давит мою жизнь. До сих пор я был баловень жизни, и только грезил о ней и о себе самом. Теперь настали минуты испытания, которые разбудили меня и рассеяли мои роскошные сновидения — стою перед чашей, знаю, что в этой чаше и кто налил в нее горькое питье, и для чего подана она мне — и все это знание ничему не помогает; во мне два человека: один знающий, чтó и для чего, другой — мертвый, каменный, без веры, без любви, без молитвы и всегда готовый разразиться — но, к счастию, еще не ропщущий, а покорный, но покорный как машина. Таково мое теперешнее положение, из которого своею волею не могу выйти. Моя бедная жена тяжко страдает: нервическое расстройство, это чудовище, которого нет ужаснее, впилось в нее всеми своими когтями, грызет ее тело, и еще более грызет ее душу. Физическая тоска душит ее и производит в ней беспрестанный страх смерти; при этом страдания самые несносные, все убивающая, нравственная грусть вытесняет из ее головы все ее прежние мысли и из ее сердца все прежние чувства, так что она никакой нравственной подпоры найти не может ни в чем и чувствует себя всеми покинутой; — вот что с утра до вечера совершается ежедневно на глазах моих тому уже несколько месяцев с самого нашего возвращения из Швальбаха. Это состояние приготовлялось издалека; нынешнее лето своим нестерпимым, вулканическим жаром развило его; страх, произведенный землетрясением, хотя минутный, дал толчок болезни, которая сперва явилась под видом нервической горячки и после себя оставила теперешнее тяжелое нервическое расстройство. Копп утверждает, что все пройдет с наступлением весны и что нашему путешествию в Россию помехи не будет — дай Бог, чтобы это было пророчество. Но в ожидании его совершения — горе, горе и горе. Пошли Бог силу принять, понять и обратить в пользу души Его строгие уроки. Во всем этом мраке жизни одно только убеждение может светить нам светом истины, убеждение, что все посылается Богом, что все Его воля. — Но я знаю, с горем знаю по себе, что не в нашей воле покорствовать с любовию, с верою, с спокойствием надежды, с умилением благодарности — все это дается свыше, все это есть благодать. Мы можем только покорствовать. И даже надежда на лучшее не может, скажу, не должна утешать нас: наши надежды на лучшее суть игрушки воображения, мечты без основания. Как для многих это лучшее, то есть видимое, житейское лучшее никогда не приходит! Надеяться от Бога чего-то, по-нашему лучшего, есть предписывать Ему действовать в нашем смысле. Нет, все для нас заключено в безусловной покорности, в покорности воле Божией, потому только что она — Его воля, в покорности, лишенной даже всякого наслаждения, дающего ей прелесть и облегчающего для сердца. В этой вере много крепости для души. Но как трудно ее иметь, эту веру! Одно только в нашей власти: не роптать! Все остальное — дар Божий; он сходит на душу, как роса на землю. Блажен тот, чья душевная пустыня освежена этою росою. — Я теперь более, нежели когда-нибудь, знаю настоящие блага жизни, и в то же время более, нежели когда-нибудь, знаю и ее страдания и проник все недостоинство бедной души своей. Последние два года были для меня тяжкие от беспрестанных болезней, но последняя половина прошедшего 1846 г. была самая тяжелая не только из двух этих лет, но из всей жизни. Моя бедная жена худа, как скелет; и ее страданиям я помочь не в силах; против черных ее мыслей нет никакой противодействующей силы; воля тут ничтожна; рассудок молчит. Одни впечатления чувственные действуют, как самая сильная пытка, которая ломает руки и ноги. Мои работы все давно остановились; Одиссея два года не подвинулась вперед ни на шаг.

Одни только детёнки, которые до сих пор по милости Божией здоровы, нас радуют и оживляют кругом наш мир. Да благоволит Он их сохранить нам — но и этого просить не должно. Сашка — прелестная сильфидочка, с гениальными глазами (которые часто меня изумляют своею выразительною значительностью), с пышными, светлыми волосами, с грацией во всех движениях. Она необыкновенно умна; была бы очень своенравна, но я приучил ее к покорности. Ум ее в беспрестанном движении; с утра до вечера играет одна с своею куклою и беспрестанно говорит, поет, рассказывает. По большей части вздор, но часто что-то фантастическое, поэтическое. Теперь она принялась за рукоделие, уже очень порядочно вяжет и большая охотница рисовать. Теперь они могут уже играть вместе с братом, — но игра часто обращается в драку, и они так царапаются, что наконец, дабы спасти их глаза, надобно было употребить красноречие розги. Мое главное теперь занятие клеить для них на картоне картинки и устраивать Guckkasten наподобие той камер-обскуры, которая так нас во время оно забавляла. — Но довольно.
О вашей болезни, милая, я говорил с Коппом. Он говорит, что для вас будет спасением Gastein. Но решитесь ли вы туда ехать? Обнимаю вас. Копп мне сказал печальную весть: он прочитал в Francfurter Journa статью из Петербурга, в которой сказано, что поэт Языков умер в Москве, на 40 году*. Так стоит в газете. Но ни в каких других газетах этого известия нет. А я получил письмо из Москвы от Булгакова, писанное 6/18 января, в котором он ничего о Языкове мне не пишет. Посему и полагаю, что газетное известие есть басня.
Моя бедная больная сердечно обнимает вас, как свою милую сестру, как верного, испытанного друга. Писать ей я не даю; это ей очень трудно. В последнее время к глазной болезни присоединилась catаrrhe, потом des pectorals и наконец теперь еще геморроиды. Все это сокрушает силы.


Примечание:
поэт Языков умер в Москве, на 40 году — Н. М. Языков умер 26 декабря 1846 года.

Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
Ответы БВВ: http://warthunder.ru/ru/news/12847-otvety-razrabotchikov-otvechaem-na-vashi-voprosy-ru/ ⚠ Ответы на вопросы по авиации ❔ Будут ли ещё у нас в игре турбовинтовые самолёты? Хотелось бы увидеть Piper Enforcer в частности. ✏ В игре уже есть турбовинтовой самолёт Westland ...
С 17 января в Крыму для посещения общественных мест нужен будет ковид-сертификат С понедельника, 17 января, на территории Крыма вводится режим ковид-сертификатов для посещения общественных мест. Об этом сообщает РИА Новости. Данный режим предполагает предъявление ковид-сертификатов при ...
Пондельник - день тяжелый, а потому вечер утро юмора в песочнице продолжается. Наша-то Сашка - совсем ...
Отсмотрел сейчас "Катынь", которую повторили по второй программе. Последняя сцена ...
Постоянно такие письма приходят "наивные". Поэтому публикую. Вдруг у кого-то это не колпачок, а действительно не понимают. brutal_40 Эволюция, добрый день. Принимаю решение о прохождении обучения. В финале должен получиться интерактивный текстовый квест, на платформе ***** ...