2 декабря. Корней Чуковский,

топ 100 блогов vazart02.12.2022 двадцати двух лет отроду, работал корреспондентом газеты "Одесские новости": брал интервью (у Ивана Бунина, например, возьмёт в декабре как раз 1902-го),  сочинял рассказы, писал статьи - отголоски этой бурной деятельности запечатлевались в дневнике:

2 декабря 1902.
Опять Кацы, опять разговоры о спектакле, о встречах Нового года, опять гололедица, Хейфец — опять, опять, опять.
Думаю о докладе про индивидуализм, о рассказе к праздникам и о статейке про Бунина. Успею ли? Принять! решения: сидеть дома и только раз в неделю под воскресение уходить куда-ниб. по вечерам. Читать, писать и заниматься Английские слова - повторить сегодня же, но дальше по-англ. не идти. Приняться за итальянский, ибо грудь моя к черту. Потом будет поздно. И приняться не самому, а с учителем. И в декабря не тратить ни одного часу понапрасну. Надо же - ей Богу - хотя один месяц в жизни провести талантливо, а то теперь "развлекаюсь словно крадучись и работаю в промежутках".

Читаю Лихтенберже о Ницше — не нравится*. Бездарность этот Лихтенберже. Хочу выудить оттуда
данные вот для какой мысли: Ницше считал самоцельность индивидуализма — необходимейшей его сущностью. А сам всячески восстает против самоцельности вообще. Не признает здоровья an sich, ну а абсолютное совершенство — это для него первое основание. Кстати: скоро выйдет горьковское «На дне», напишу-ка я к нему предисловие.

Теперь рассказ:


Петр Иванович написал:

Друзья, взгляните — он идет, —
Веселый, пышный Новый год...
Друзья, исчезнут узы мрака...


(Как ни верти, а к слову «мрака» ничего, кроме «драки», не выдумаешь.)
Или так:

Друзья, не станет больше муки.

Как ни верти, к слову «муки» никакой рифмы, кроме «штуки», не выдумаешь. Но при чем же здесь штука? Решительно ни при чем. Новый год — и штука. Что касается суки — то Петр Иваныч ни секунды не остановился на этом непотребном зверьке. Брюки — тоже оказались весьма некстати. Не прикинуться ли декадентом? — мелькнула у него мысль. Лафа этим декадентам:

Моих желаний злые брюки —

написал, и готово! Ступай с этими брюками в публику.

Петр Иваныч подошел к зеркалу. Лицо у него солидное, борода с проседью, — никто, глядя на него, не сказал бы, что он занимается таким легкомысленным делом, как стихотворство. По крайней мере, пшеничник! — думали все. (И в самом деле, странно было подумать, что...) А на самом деле... Ах, это была старая история и т. д.


___________________________________
Странная штука - репортер! Каждый день, встав с постели, бросается он в тухлую гладь жизни, выхватывает из нее все необычное, все уродливое, все кричащее, все, что так или иначе нарушило комфортабельную жизнь окружающих, выхватывает, тащит с собою в газету - и потом эта самая газета - это собрание всех чудес и необычайностей дня, - со всеми войнами, пожарами, убийствами,- делается необходимой принадлежностью комфорта нашего обывателя - как прирученный волк в железной клетке, как бурное море, оцепленное изящными сваями.
__________________________

Был дней пять назад у трагика Дальского. Неприятный господин... Вхожу... Слуга просит подождать. Потом из спальни: проси!
В халате — обрюзглый и бородатый. «Я с вами по-студенчески», — говорит. Я думаю: во-1-х) я не студент, во-2-х) он не студент, а в-3-х) если бы мы и были студентами, то разве студенты ходят в халатах? Наивная уверенность, что все только и думают, что о его персоне. Рассказывает эпизоды из своей жизни, свои взгляды на искусство. «Это, — говорит, — вехи... Запишите это! при вас ваша книжка?» Каково нахальство! Дал карточки на память — извивался и пренебрежительно заискивал. Сволочь.

Altalena говорит: «Черт возьми — подмывает разругать Дальского!» Это потому, что Дальский отозвался об Алталене восторженно. Он бы еще восторженнее отозвался, если бы Алталена написал о нем, — шутит Хейфец. Должен написать письма: Андрееву, Ком[м]иссаржевской и Изетее. Сегодня же. А то потом помешают... Следовало бы ответить m-lle Боскович, ну да обойдется.
Прочел 207 стр. Лихтенберже вслух без перерыва почти от 5 до 10 1/2 ч. Были у меня Маша и Клейнер. Грудь болит. Писем так и не написал. Встал сегодня рано, да боюсь ложиться: а вдру
г не засну.


Через 55 лет Корней Иванович в Переделкино запишет следующее:

2 декабря 1957. Вчера в воскресенье приехал ко мне милый Конашевич с женой Евгенией Петровной и Самуилом Алянским. Библиотеку они одобрили. Конашевич согласился нарисовать на стене какую-нибудь сцену из пушкинских сказок. Улыбающийся, скромный, нежный, чуть-чуть глуховатый, он необычайно гармоничен — и полон той неиссякающей радостью, какою полны его рисунки. С удивлением я узнал, что Союз художников считает его отщепенцем — держит его в черном теле — и не дает ему даже путевок в санаторий.
Алянский обещал пожертвовать в библиотеку сохранившиеся у него листы гравюр.

В пять часов пришел Назым Хикмет. Очень учтивый, внимательный, сдержанный, — похвалил библиотеку, посоветовал покрасить одну стену зеленой краской, другую желтой — пил с нами чай.

Сегодня юбилей Маршака. Я должен выступить — так хотел Твардовский и так хочет Маршак. Вчера я почувствовал, что и Алянский и Конашевич уверены, будто я участвую в чествовании Маршака из тактических соображений, неискренне. Почему-то они не хотят поверить, что, несмотря на все колоссальные недостатки Маршака, я люблю его талант, люблю его любовь к поэзии, его юмор, то, что он сделал для детей, — и совершенно отрешаюсь от тех каверз, кои он устраивал мне. Он насквозь литератор. Ничего другого, кроме литератора, в нем нет. Но ведь это же очень много.

На днях были у меня Казакевич и Алигер. Алигер, замученная свалившейся на нее катастрофой, понемногу выползает из-под бессонниц и слез. Теперь она (и Казакевич) ударились в смех и без конца говорят смешное, от которого кошки скребут:
изыскивают, например, слова, из которых можно сделать имена и фамилии. Пров Акатор, Циля На, Геня Рал, Витя Мин, Злата Уст, Элек Тричка. Я хотел было предложить им Оскар Блять, но постеснялся. Сина Гоголь, Голгофман, Арон Гутанг.



И это еще не всё. Через 10 лет неисправимый Чуковский откроется в дневниковой записи:

2 декабря 1967. Мягкая погода. Сейчас пойду гулять. Вчера ни с того ни с сего снова занялся Набоковым. "Бунин" вышел у меня неудачен. Больше месяца мудрю над ним.
Очевидно каждому солдату во время войны выдавалась, кроме ружья и шинели, книга Сталина «Основы ленинизма». У нас в Переделкине в моей усадьбе стояли солдаты. Потом они ушли на фронт и каждый из них кинул эту книгу в углу моей комнаты. Было экземпляров 60. Я предложил конторе городка писателей взять у меня эти книги. Там обещали, но надули. Тогда я ночью, сознавая, что совершаю политическое преступление, засыпал этими бездарными книгами небольшой ров в лесочке и засыпал их глиной. Там они мирно гниют 24 года,— эти священные творения нашего Мао.


Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
...
"Село активно мигрирует в Николаев", - горожанин об итогах уходящей недели Своими мыслями на острые для Николаева темы пользователь Facebook Максим Максимов поделился на своей странице. "Навеяно итогами уходящей недели. Село активно мигрирует в Николаев. Николаев разбегается в Одессу, ...
криминалист чтоб как то скрасить работы серые деньки всегда берет с собой цветные мелки © ale expert 2015 . Игра закончена! 5 команд ответили на ВСЕ вопросы! Победила командa "От и ДО" --  63.5 балла! Браво! Второе место у команды tlevande &Ko. - ...
Есть младенец трёх недель (ГВ, СС если важно). Есть старший сын, почти восемь лет, который проснулся вот сейчас ночью с температурой 37,7 и кашлем. В школу утром не пойдёт. Старшего лечу, но как сделать так, чтобы он не заразил ...
DSC_7349.jpg © mirielle_elenna.iMGSRC.RU Этот золотарник заполонил, как сорняк, большие территории в Нижегородской области, но у нас, в Заветлужье, далеко в лесу много лет живет кустик у перекрестка лесных дорог и не разрастается, что странно... DSC_7340.jpg © ...