1919 год глазами историка С.Б. Веселовского. Часть 1

sergeytsvetkov — 11.10.2024

Ранее:

1917 год глазами историка С.Б. Веселовского

1918 год глазами историка С.Б. Веселовского

Важнейшие размышления о русской революции и исторической вине русского народа.

7 января (25 декабря). (Ст. ст.). Пятый день я в Татариновке. Заготовляю дрова и читаю бездарного Ф. Меринга. По вечерам на кофейных мельницах изготовляем первобытным способом муку, из пшеницы и ржи.

Война, вызвавшая сильнейшее потрясение всех сторон хозяйственной жизни, вызвала, как обыкновенно бывает в таких случаях, и спекуляцию. Невежество населения в экономических вопросах и неумение разбираться в причинах явлений, а также присущая человеку зависть в сильной степени способствовали преувеличенному представлению о размерах спекуляции. С началом революции демагогия, конечно, воспользовалась этим в своих гнусных целях разложения общества и государства. Травля действительных и мнимых спекулянтов получила величайшую популярность. Теперь, когда кончается второй год революции, можно ясно видеть, сколько преувеличения, лжи, самой гадкой демагогии и грабёжнических инстинктов скрывалось под этим популярным лозунгом: души и грабь спекулянта. Никогда спекуляция, притом самая грубая и бессовестная, не захватывала такого множества людей, преимущественно из простонародья, как теперь. Сверх тех, кто спекулирует «между прочим», образовались целые кадры спекулянтов из лиц, лишившихся своих обычных заработков или бросивших свой труд и занятия нарочно, чтобы заниматься спекуляцией. На спекуляцию толкают, конечно, не только многочисленные запретительные декреты и расстройство хозяйственной жизни народа, но и падение ценности бумажных денег. Бумажные деньги, несомненно, деморализуют народ не менее, чем организованный революцией общий грабеж.

9 января (27 декабря). (Сст. ст.). По мере того, как рушатся одна за другой розовые надежды на освободителей извне, все более и более большинство, с кем приходится сталкиваться, начинает больше обращать внимание на внутренние процессы и возлагать надежды на них. Но каковы эти процессы? Это тем более неясно, чем уже наш почти единственный источник осведомления — личное наблюдение в довольно ограниченном круге повседневных встреч. Мне кажется, что время массовых движений прошло безвозвратно. Революционное движение уже миновало эту стадию. Это, конечно, не значит, что не будет ещё множества вспышек, но все эти вспышки, на почве голода, сбора хлеба и налогов и по другим поводам, являются агонией революции, а не самой революцией. Мне представляется, что они есть симптом разложения революционной власти, и в этом разложении будет состоять сущность процесса ближайших месяцев. Они не поведут, сами по себе, к реорганизации или к свержению власти, а подготовят почву для её падения.

Суть современного положения сильно напоминает состояние Франции в последнее время перед 18 брюмера. Широкие массы народа утомлены революцией, утомлены, и запуганы террором и совершенно изверились в партии и вождях партий. Население городов сверх того изнурено и подавлено голодом. Если современное положение дел продолжится ещё несколько месяцев, то и город, и деревня, после более или менее энергичных и многочисленных конвульсий впадут в полную прострацию. Крестьянство — единственный класс, ещё не истощённый вконец и не раздавленный революцией, совершенно беспомощно в политическом отношении, т. е. совершенно не способно на политическое творчество и на отстаивание своих интересов. При таких условиях на арене остаются только многочисленные, но небольшие шайки различных партийных оттенков. Борьба их между собой и будет составлять, поскольку она не будет обуздываться страхом удара извне, главное содержание событий ближайших месяцев. Гнетущую атмосферу создаёт удушение свободной печати.

Не знаешь, что происходит на Западе, на юге, на севере, в Сибири, даже в пределах советской республики, и в каждом номере «Известий» или «Правды» читаешь злобные, тенденциозные и лживые статьи. Когда не удержишься и прочитаешь очередной номер, то на целый день остаётся кошмарное, гадкое впечатление.

11 января (29 декабря). (Ст. ст). За последнее время я всё чаще и чаще возвращаюсь к мысли об эмиграции. И до войны, ещё с 1905 года, я постоянно тяготился русской действительностью и теми условиями, в частности, в которых находился учёный исследователь такого типа и душевного склада, как я. Несомненно, что всё русское общество, во всех слоях, уже давно, т. е. примерно последние 20 лет, переживало процесс глубокого разложения моральных, общественных и правовых понятий. Это разложение, в связи с крайне низким уровнем культуры, делало по временам жизнь очень тяжёлой. У меня никогда надолго не пропадало сознание, что условия жизни уродуют, угнетают и глушат развитие моего я. С величайшим трудом я черпал культуру из западноевропейских источников, вынашивал и выращивал её в себе, но как только я выходил из дома и соприкасался с русскими людьми, их привычками, нравами и т. п., то тотчас замечал, как эти небольшие мои приобретения таяли и разлетались как дым. Не знаю, что мне давала среда, не могу этого уяснить себе, но что она обирает меня постоянно, это для меня было чувствительно. Несомненно, что значительную роль в этом сознании играли наши связи с французским московским обществом. Встречаясь с рядовыми французами московской торговой и промышленной колонии, которые у себя на родине едва ли могли бы составить вторые и третьи ряды образованного общества, я со стыдом за русских и с горьким чувством досады видел, насколько неизмеримо они выше нашего общества, даже первого ряда его. Тем более сильное впечатление производили на меня те немногие представители первых рядов западноевропейского мира, с которыми мне приходилось знакомиться. К тому же годами, мало-помалу, у меня складывалось убеждение, что русские не только культурно отсталая, но и низшая раса. Невозможно подсчитать и выразить в сколько-нибудь точных цифрах количество выдающихся людей чисто русского происхождения и смешанного или иностранного происхождения, но повседневное наблюдение постоянно приводило к выводу, что иностранцы и русские смешанного происхождения даровитее, культурнее и значительно выше, как материал для культуры.

12 января (30 декабря). (Ст. ст.). У нас ещё 2–3 месяца срока, чтобы решить свои планы на лето, а следовательно, и на следующую зиму. Б. и К. возлагают большие надежды на процесс внутреннего оздоровления. Я на этот счёт пессимист. Внутренний процесс, несомненно, идёт, но крайне медленно, и идёт определённо в сторону анархии, разложения власти. В таком направлении и в таком темпе дело может тянуться годами. Беспорядок, голод, общее обнищание неспособны дать населению то, чего у него совершенно нет — самодеятельности и желания свободы. Насилию и анархии русское быдло может противопоставить только пассивное, глухое сопротивление, саботаж в истинном смысле этого слова. Неправдоподобно, чтобы мерзость, которая накоплялась несколько десятилетий, рассосалась и сошла на нет в один год.

21 января (8 января). Неделя, как я опять в Москве. …

Все ходят и держат себя, как приговорённые к медленной, но неминуемой смерти. Некоторые поддерживают ещё с трудом свой туалет, но другие уже не скрывают своей нужды и полного упадка духа. Очень тяжело приходится Любавскому. Он сам приготовляет себе пищу, вероятно, сам стирает себе белье и т. д.; ходит нестриженный и непричёсанный.

25 января (12 января).

У нас в доме не топят пятый день, на дворе 14 градусов и так во многих домах. По вечерам улицы почти совершенно не освещены, из домов и магазинов тоже нет света, и во тьме возобновились грабежи и раздевания запоздалых пешеходов. Говорят, что на этих днях остановили в Сокольниках автомобиль Ленина, раздели его и отняли автомобиль.

18 февраля (5 февраля). … Вчера и сегодня немного выходил, а то сидел и сижу по целым дням дома и читаю. Вчера заходил к Д.[митрию] М[оисеевичу] П.[етрушевскому]. Он терпеливо переносит все, сидит в пальто и картузе; уверенно говорит о неминуемой перемене декораций.

Я не жду такого исхода, и мне дальнейшее представляется в виде разложения, то медленного, то более быстрого гниения.

Радужные надежды одних и горький пессимизм других сменились, как будто, у большинства какою-то тупой безнадёжностью. Подлинные намерения союзников неизвестны, а то, что известно, вызывает только недоумение.

19 февраля (6 февраля). За последнее время я много читаю по истории революций и социализма и обдумываю исследование по этим вопросам.

Русская интеллигенция теперь переживает революцию, о существе которой она имела такие превратные и смутные понятия и которой так легкомысленно способствовала. В ближайшем будущем ей предстоит пересмотреть все свои верования и взгляды на развитие общества, на задачи в жизни личности и т. д.

Прежде всего, что такое, в сущности, революции. Этим словом в истории называются очень различные явления. Для определения понятия необходимо собрать большой исторический материал.

Излюбленное у русских сравнение это — сравнение революций с бурями, очистительными грозами. Это — ерунда, как всякое сравнение из несравнимых областей.

Интереснее другие представления, именно представления о необходимости, неизбежности революций в истории народов, и представление о неизменной их благотворности для прогресса. Ложность этих представлений легко может быть доказана. Они вытекают не из знания истории народов, не из анализа свойств человеческой природы и законов социальной жизни, а из темперамента, слепых инстинктивных душевных движений.

Англия, совершив 2 революции в XVII в., обходилась без них более двух столетий. Можно сказать, что она вышла из полосы революций. Эти два столетия и начавшийся XX век были в Англии временем беспримерного прогресса всех сторон государственной, общественной и народной жизни. В противоположность Англии, Франция менее чем в одно столетие проделала четыре кровавых революции. Если она прогрессировала, то скорее несмотря на революции, а не благодаря революциям.

Государственные учреждения и правовой строй Англии упруги, но податливы, как её неписанная конституция, т. е. изменяются, хотя и медленно, но уверенно и целесообразно, сообразно новым запросам жизни.

Во Франции, несмотря на её демократический государственный строй, в частном праве, в администрации, в общественной и частной жизни много такого, что не даёт развиваться и облекаться в новые формы запросам жизни.

Аналогичные этапы в жизни народов у одних проходятся мирным, а у других революционным или бурным путём. Напр.[имер] — отмена сословных привилегий, крепостного права; всеобщее избирательное право.

26 февраля (13 февраля). Мрачное и беспросветное затишье. Я, кажется, не ошибусь, если скажу, что в январе, приблизительно, обозначился перелом в настроении общества. В октябре, когда Германия была разбита и вынуждена заключить перемирие, не ждали вмешательства союзников, т. к. понимали, что им много дела, и более важного... Затем у всех естественно возник вопрос, каково же будет их отношение к России. Естественно, что большинство считало вмешательство делом решённым и несомненным и преувеличивали возможность быстрого вмешательства. Сведения об их намерениях отрывочны и неясны, но постепенно у всех начало складываться представление, что «спасать» Россию они не намерены и не будут, и что их вмешательство в теперешней форме, пожалуй, хуже полного невмешательства. Это заключение повергло в ещё большую безнадёжность. Большевизм приходится изживать своими силами, а на них мало надежды, тем более что при теперешней военной технике, сравнительно ничтожная часть населения может очень долго насильничать и господствовать при помощи террора, не взирая и не смущаясь голодом, общим обнищанием и вымиранием от заразных болезней и недоедания. Чтобы изжить, при таких условиях, такой бандитизм и анархию, нужно пройти через длинный период таких страшных страданий, которые не может себе представить самое сильное воображение. Развал всех сторон хозяйственной и бытовой обстановки жизни так велик, что в каждый данный момент кажется, будто дальше идти некуда и что вот-вот наступит катастрофа. Между тем с каждой неделей положение заметно ухудшается, а мы все ещё не долетели до дна ужасной пропасти.

Из-за отсутствия топлива, дров, угля и нефти, останавливаются одна за другой фабрики. В Москве стали трамваи, сокращается и замирает движение жел.[езных] дорог, но дно пропасти ещё не достигнуто. Нельзя предвидеть, что будет даже в ближайшем будущем.

Я вообще смотрю пессимистически и очень низко ценю внутренние силы России, но временами мне кажется, что если в конце концов назреет взрыв, то сила его и последствия будут прямо чудовищны. Он будет сопровождаться таким кровопролитием, сначала, и анархией в следующем этапе, что перед ними побледнеют все жертвы войны и первых двух лет революции. Тот ужасный гной, который разлился теперь по всей России, во всех слоях населения, может быть удалён и искуплен только кровью, неисчислимыми потоками крови. Помимо случайных жертв и непосредственных участников анархии и организованного бандитизма, по крайней мере три четверти так наз.[ываемой] революционной интеллигенции должны погибнуть и не может не погибнуть, т. к. они несовместимы с выздоровлением и возвратом к каким бы то ни было формам нормальной трудовой и культурной жизни.

Это неизлечимые больные, тихие или буйные помешанные, которым судьба и ход нашей истории предназначили — сначала отравить и загноить народный организм, а затем быть уничтоженным здоровыми элементами, ...если последним суждено взять в конце концов верх. Дай Бог, чтобы это было преувеличение, но по временам мне кажется, что это — так и что это неизбежно.

По моему представлению, это — прежде всего озлобленные до слепоты, с вывораченными наизнанку мозгами и извращёнными моральными понятиями. В. С. Миролюбов, в разговоре недавно со мной, говорил, что среди них много людей, искренно любящих народ и желающих ему, по-своему, добра. Я таких не вижу. В лучшем случае они способны на красивые слова и эффектные позы, а на деле вся их деятельность не приносит ничего, кроме зла и вреда. У них, во-первых, как у дурных политиков, почти всегда результаты совершенно не отвечают или даже противоречат их намерениям. Мир — вместо него война, которой не видно конца. Хлеб — голод. Свобода — гнусный и бессмысленный деспотизм. Долой смертную казнь — потоки крови, террор и бессчётные казни и убийства даже без тех гарантий правосудия, которые были при самодержавии. Вся власть народу или вся власть советам, а в действительности никогда народ, в самых широких слоях, не был так забит, запуган и лишён самых элементарных свобод; десяток, другой бандитов держат в своих руках целый уезд, подделывают или подавляют свободу выборов и объявляют вне закона всякого, кто с ними не согласен.

Во-вторых, мотивы их деятельности, в большинстве случаев, низменны, а цели — ложны и практически неосуществимы.

27 февраля (14 февраля). Почему идейный большевизм и вообще рев[олюционная] демократия увлекли за собой так много преступных и дурных элементов?

4 марта (19 февраля). «Было бы напрасной потерей времени разъяснить, как несправедливо потерпело бы меньшинство при всяком новом насильственном распределении собственности. — «Тем хуже для меньшинства», — вот единственный ответ, которого мы бы добились. Поэтому в настоящее время приходится доказывать и защищать права собственности на совершенно иных, более глубоких основаниях.

Необходимо доказать, что всякое посягательство на право собственности не только причинит ущерб меньшинству, но и повлечёт за собой гибель и разорение большинства» (16–17 стр.).

В. Мэллок. Социальное равенство. Перев. с англ. А. Велицына. Москва. 1899.

«Основные принципы современного демократизма и радикализма, являясь выводами из совершенно ложных и ошибочных положений, будут, по мере своего применения, увеличивать то самое зло, к искоренению которого они стремятся, и поэтому вожаки и проповедники демократических теорий, вселяя в массу народа стремление к такого рода прогрессу, который невозможен и неосуществим, в действительности ведут эту массу назад, ко второму варварству, ужасы и бедствия которого мы в настоящее время едва ли в силах себе представить» (53–54 стр.).

Рус.[ская] интеллигенция теперь начинает понимать эти ужасы и бедствия.

12 марта (27 февраля).

Известия об отношении к Русским делам союзников отрывочны и сбивчивы, но в общем выясняется, что они нас «спасать», по крайней мере в ближайшем будущем, не будут. Вся надежда на процесс внутреннего оздоровления и на свои силы. Но эта надежда у всех, с кем приходится говорить, очень плоха. Все ходят мрачные, удручённые, почти в полной безнадёжности и даже неохотно говорят о чем бы то ни было, кроме как о продовольствии.

Странная, но понятная, в сущности, черта человеческой психологии. Первые удары действуют на психику сильно и вызывают сильное возбуждение; последующие, более сильные удары оказывают гораздо более слабое действие, и наконец за известным пределом даже самые сильные удары не вызывают почти никакой реакции. Два года тому назад небольшое сравнительно уменьшение хлебного пайка и увеличение на несколько десятков процентов цен на предметы широкого потребления послужили ближайшим поводом к перевороту, а теперь отчаянное положение прод[овольственного] дела, настоящий голод для значительной части городского населения вызывает только стоны и слезы на фоне общей прострации и безнадёжности.

По временам теряешь совершенно надежду на сдвиг, поворот (о перевороте, который изменил бы положение сколько-нибудь быстро, теперь мало кто говорит), когда можно было бы уверенно сказать: вот началось выздоровление. Иными словами: надежда на кризис с благоприятным исходом сменяется представлением о лизисе (Лизис - медленное понижение высокой температуры при некоторых болезнях (брюшной тиф и др.), связанное с угасанием патологического процесса. - Авт.) и о последующей смерти. Хозяйственный строй производства и обмена, существовавший до войны, дал возможность размножения и существования известной массы народонаселения. Революция и гражданская бойня и анархия в правовых отношениях, которой они сопровождаются, совершенно разрушили весь строй производства и обмена. Теперь ясно, что мы расходуем последние запасы, последние крохи прежнего строя. Неизбежное последствие — вымирание значительной части населения, приблизительно до того уровня его (по численности), который будет возможен соответственно разрушениям в производстве и обмене. Большевистская анархия отбросила нас в производственном отношении и в обмене на несколько веков назад, ко временам варварства, и соответственно с этим на той же территории не может существовать прежнее количество населения. Особенно ясно это видно на городах, население которых вымирает и разбегается. Население Петербурга и Москвы убыло по меньшей мере на 50%. Другое явление — массовое передвижение населения, особенно городского, на юг.

Б.[ыть] м.[ожет] муки голода, нужды в массе предметов массового потребления, страх смерти и сама смерть вызовут реакцию? Это большой вопрос. Ведь даже в лучшем случае после преодоления большевизма и установления хоть сколько-нибудь сносного порядка пройдёт довольно много времени, пока удастся наладить производство, транспорт и обмен. Голод не будет ждать этого восстановления необходимых средств пропитания и не будет щадить. Т.[аким] об.[разом] и в лучшем случае вымирание части населения неизбежно.

20 марта (7 марта). [Н. ст.]. Татариновка. Более недели мы не получали газет и живём как отрезанные от всего мира. По временам, когда вспоминаешь об этом, становится невыносимо тягостно. Что делается на Западе, как идёт мирная конференция, что в разных частях бывшей Российской империи? Союзники, прервавши сношения с Сов.[етской] республикой и изолировавшие её, посадили нас, всех русских, как бы в карантин для чумных. Это — тяжёлое наказание, надо признать, что в общем, заслуженное. Невинные страдают, как обычно в истории, наравне с виновными. А кто виноват, кто невиновен? Раньше все твёрдо знали, кто виноват. Виноваты самодержавный режим, бюрократия, правительство вообще и т. д. После свержения Николая всё перемешалось в сознании русского обывателя. К прежним виновникам всех бед и, в частности войны, прибавились новые: буржуазия, которая будто бы только для того затеяла войну, чтобы богатеть, ничего не теряя, а во время войны наживалась и спекулировала; кадеты и другие сторонники войны до победного конца. Чем дальше, тем число виновников росло. Виноватыми оказывались бывший герой Керенский, ген. Корнилов, гнусно провоцированный и преданный Главковерхом, вездесущие и бесчисленные контрреволюционеры, союзные империалисты и т. д., и т. д. О винах народа, кинувшегося грабить все, что попадало под руку, разбивавшего винные склады, предававшего родину и безнаказанно убивавшего множество невинных людей, говорили неохотно и легко находили всему полное оправдание в его невежестве. От последнего такой ход рассуждений. Причина (а не вина) всех подобных гнусностей и безобразий — невежество; а в последнем виноват старый строй, который умышленно держал народ во тьме. Т.[аким] об.[разом] виноваты те же, кто виноваты были раньше. Как будто умышленно закрывали глаза на то, что низкий уровень образования был одним из элементов, что важнее крайне низкий уровень морали, личной и общественной, и страшный уклон к преступности, что мало или вовсе не зависит от грамотности и образования. Крайне левые, почти вся так наз[ываемая] революционная демократия, не только не видели во всем этом хаосе и безумии вин, но и ставили иногда в заслугу. Если более благоразумные и не потерявшие человеческого достоинства представители более правых революционных течений иногда и осуждали эти «эксцессы», то делали это деликатно, с оговорками, с немедленными ссылками на невежество народа и т. п. В конце концов, большею частью оказывалось, что виноват во всём «самодержавный режим». Даже самые возмутительные гнусности масс вызывали у этих представителей рев[олюционной] демократии приблизительно такое отношение, как у ослеплённой любовью мамаши вызывают скверные шалости избалованного ребёнка. При этом осуждение очень часто проистекало не столько из моральных и правовых принципов, сколько из опасения, что эксцессы и гнусности могут, что называется, сорвать революцию, повредить её «завоеваниям», могут вызвать преждевременно, до завершения и укрепления всех завоеваний контрреволюцию, т. е. пробудят в широких слоях населения инстинкт самосохранения, любовь к родине, сильный моральный отпор. По мере углубления революции, холуй от безнаказанности и революционной пропаганды наглел, широкие слои общества отпора не давали, страх перед контрреволюцией ослабевал и рев[олюционная] демократия становилась всё снисходительнее в оценке поступков совершенно разнуздавшейся черни. Это прекрасно подготовило почву для большевиков. Последние, чтобы окончательно ослепить народные массы, предотвратить самую возможность пробуждения в ней человеческой и гражданской совести, довести свои жертвы до отчаянности и невозможности когда-либо оправдаться перед совестью, вывернули наизнанку все моральные и правовые понятия. Родину надо не защищать, а разрушать; в образованных людях надо видеть не пример, не вождей, не старших, не представителей самого интенсивного труда, вышедших из всех классов общества благодаря своим способностям и энергии, а паразитов, бездельников, естественных врагов народа, которые при помощи науки и богатства овладели секретами порабощения масс.

Рабья мстительность и звериная злоба к своим недавним господам получили громкое имя справедливого гнева народа, великодушного в своих победах и лишь по необходимости беспощадного к своим врагам, продолжающим борьбу. Большевизму не было надобности долго заниматься воспитанием масс в этом направлении и вырабатывать идейные мотивировки. Всю необходимую подготовительную и долгую работу проделала наша интеллигенция и её вожди в литературе и публицистике. У них самих уже давно и в очень значительной мере все понятия были вывернуты наизнанку, и именно изнанка была провозглашена настоящим лицом. Только эти и никакие другие понятия вносила она в народ всякий раз, когда приходила с ним в соприкосновение.

25 марта (12 марта). Слеподоверчиво пошёл народ за новыми вождями, которые, с одной стороны, употребили все усилия, чтобы в нём не проснулись совесть и стыд, а, с другой стороны, ловко использовали его инстинкты, злобу и доверчивость в своих революционных целях. Однако угар бесстыдства и разгул злых инстинктов довели народ до тупика, до разорения, до голода. У него всё чаще начинает зарождаться сомнение в целесообразности «греха» и в достижимости бесчестными средствами тех целей, которые ему подставили вместо настоящих рев[олюционные] вожди. Недавно мне пришлось слышать характерное замечание: греха, греха сколько приняли на свою душу, а вышло так, что ни себе, ни людям. Придя к такому выводу, совесть неизбежно возвращается к вопросу: кто виноват.

30 марта (17 марта). По слухам, дела большевиков резко ухудшаются. Некоторые говорят уже о начале конца. Рабочие и солдатские волнения в Петербурге, Брянске, Орле и Туле, военное положение в Сызрани, отступление от Уфы и т. д.

По мере того, как надежды и иллюзии относительно союзнического вмешательства рассеивались, всё больше и больше стали думать и говорить о разложении внутри. На него возлагали надежды и, по-видимому, значительно преувеличивали и слишком охотно принимали желаемое за действительное. Этот поворот нисколько, однако, не отражается на поведении. Как раньше фаталистически ждали избавления извне, так теперь ждут разложения изнутри. Да и что делать? Пока широкие массы сами не поднимутся против вооружённого засилия организованных б[ольшевика]ми отбросов общества, нам, представителям интеллигенции и высших классов, нельзя ничего сделать и лучше, подобно союзникам, держаться в стороне. Взбунтовавшиеся рабы сами должны придти к тому, что старые господа, как они ни были плохи, всё-таки лучше неведомых авантюристов и самозванных, безответственных доброхотов народа. К этому они приходят очень медленно, по многим причинам. Они прошли вполне только первый этап — изверились в новых вождях и в их заманчивых обещаниях. Теперь они проходят, но далеко ещё не завершили второй этап — потерять веру в свои силы и возможность улучшить своё положение сразу, путём грабежа и насилий. Но нужны ещё великие страдания, чтобы зверь выпустил из когтей полуистерзанную добычу и в полном изнеможении покорно позволил наказать себя и посадить в клетку. Это было бы много легче и менее мучительно и для зверя, и для жертвы, если бы у масс были хотя бы зачатки морального, гражданского и национального сознания. Этих зачатков я не вижу. Во всяком случае, они были и раньше очень слабы, за 2 года революционного разложения совсем, кажется, исчезли.

Мне представляется, что при таких условиях процесс окончательного разложения революц.[ионного] большевизма и последующего оздоровления будет очень медленным и мучительным, даже если распад б[ольшевистс]кой власти примет характер расправы, суда Линча (что мне кажется возможным при продолжительной затяжке разрешения кризиса), то и после распада и расправы наступит длительный период полной анархии, жуткой и жестокой. Возражают, что этот период не может быть длительным, что тогда придут, или вернее «приедут», организованные силы Колчака, Деникина и т. п. Возможно, но огромные размеры России создают большие препятствия для быстрых действий. А затем ещё предстоит продолжительная борьба с местными образованиями власти (после распада центра) и с рассеявшимися по всей стране бандами. Эта борьба и образование единой власти будет очень трудна из-за рыхлости всех основных элементов рус.[ского] общества, главн.[ым] обр.[азом] крестьянства и мелкой буржуазии городов. Особенно бездеятельно и аморфно крестьянство. Оно тяготится б[ольшевистс]кой властью, местами восстаёт против неё, будет вероятно линчевать её представителей, но ему нельзя верить, на него нельзя рассчитывать и опирать [так в рукописи] на него свою политику.

При таких условиях можно предвидеть очень бурный, кровавый и в то же время затяжной период нашей славной революции. А затем последует тягчайшая расплата по счетам, сначала внутренним, а потом — внешним. Только после всего этого народные массы поймут вполне куда вели и завели их самозванные доброжелатели из тюрем, ссылки и эмиграции.

Итог — порабощение России на несколько десятилетий иноземному капиталу.

31 марта (18 марта). В положении наших дел, кажется, намечается сдвиг. Французы покидают Одессу и Николаев. Б[ольшевистс]кая волна докатывается до Черного моря. Ближайшая судьба Крыма ещё не ясна. На Донском фронте продвижение б[ольшеви]ков, как будто, стало медленнее; есть указания на то, что к казакам подошли добровольцы Деникина. Петлюровская авантюра доживает на границах Галиции последние дни. Зато на всем западном фронте положение б[ольшеви]ков заметно и радикально ухудшается. Очевидно, что немцы, поляки и известные элементы Прибалтийского края пришли к соглашению, собрали силы и начали крупное наступление. Взяты Барановичи и Туккум. В ближайшем б[ольшеви]кам придётся уходить из Митавы и Риги. Можно думать, что к весне будут заняты Белоруссия, Литва и вся Прибалтика. Тогда положение Петрограда станет ещё более тяжёлым. Прогнать финнов и белогвардейцев от Нарвы и Белоострова б[ольшеви]кам не удалось, хотя они собрали, как говорят, там довольно значительные силы. Положение на Севере неясно; возможно, что с открытием навигации союзники его покинут.

Впрочем, теперь это уже не имеет большого значения. Важнее — наступление из Сибири армии Колчака. Холмский в сегодняшнем обзоре отмечает, что силы Колчака ошибочно недооценивались. Для меня непонятно это начало наступления накануне весенней распутицы. Уфа взята, и в её районе б[ольшеви]ки быстро отступают. Севернее их отступление медленнее, а на Уральско-Оренбургском фронте б[ольшеви]ки наступают, хотя, кажется, медленнее, чем раньше. Наконец, на Северном Кавказе большевизм ликвидирован окончательно. Астрахань блокируется англичанами. Из внутренних дел можно отметить волнения, солдатские и рабочие, в Петрограде, Брянске, Орле, Туле и Сызрани. Знаменательно, что выступают не крестьяне (осенью), а рабочие и разлагающиеся воинские части. Трудно сказать, есть ли это «начало конца», как думают некоторые, или очередное временное ослабление б[ольшевистс]кой власти, подобное тем, которые она уже переживала благополучно. Основные факты: массовая остановка фабрик, сильнейшее падение ценности бумажн[ых] денег, резкое ухудшение продовольственного дела, волнение рабочих и бедственное положение городов. Интересно, что даст приостановка на месяц пассажирского движения.

Все-таки я не решаюсь ещё сказать, что после затишья середины зимы начался сдвиг, который разовьётся в развал большевизма.

Развал непременно будет сопровождаться еврейскими погромами, которые уже начались (говорят — в Орле, Брянске и далее на юг и запад). Достойное завершение нашей славной революции.

Окончание следует

Оставить комментарий

Популярные посты:

traianus

Использование Microsoft Office без активации: возможности и ограничения

malyshi

Кино-пост мартовский №1

olesya11am

Д̶е̶н̶ь̶ ̶С̶в̶я̶т̶о̶г̶о̶ ̶В̶а̶л̶е̶н̶т̶и̶н̶а̶?̶ ̶

sverhkabzdets

Сигма-бой

gelio

Зимний Томск – сибирские Афины

iam_krasnoyarsk

Танки 25-й танковой бригады в боях на Минском шоссе. Часть 2-я.

vg_saveliev

Экономику от компаний Запада пообещали защитить

cccp_foto

По страницам "Крокодила"

obezzyann

Мы одних электронов. Фраза 14

• Ранее
• Архив