11 марта 1985 г выбрали Горбачева - воспоминания Е. Лигачева - продолжение

marss2 — 12.03.2020 Теги: Горбачев Рыжков

В ещё большей степени это можно сказать о Громыко.
Андрей Андреевич тоже был деятелем брежневской эпохи.
Исходя из соображений личного порядка, ему было бы выгоднее увидеть на посту Генерального секретаря человека, более послушного, близкого по духу и возрасту, — это гарантировало бы престарелому министру иностранных дел ещё несколько относительно спокойных лет.
Однако Андрей Андреевич занял принципиально иную позицию и по сути дела предопределил избрание Горбачёва.
Но, видимо, сказалось и то, что он чувствовал настроение многих членов ЦК.

В равной степени сказанное относится и к Устинову, с которым у Горбачёва сложились добрые отношения. Когда Михаил Сергеевич звонил министру обороны, то порой начинал разговор шутливой фразой:

— Здравствуйте, товарищ маршал! Какие у тебя будут указания по части сельского хозяйства?

Известно, Устинов был человеком крутым, порой жёстким.
Он мог сурово раскритиковать, зато не давал людей в обиду, умел постоять за толкового человека.
Прекрасно знал оборонные отрасли, был лично знаком со многими ведущими конструкторами, учёными.
На заводах Дмитрия Фёдоровича поминают добрым словом по сей день.
Для меня этот человек являлся олицетворением того поколения, которое ковало победу и славу Отечества.
Кстати, у нас установились с Дмитрием Фёдоровичем хорошие отношения.
Однажды он сказал:

— Егор, ты наш, ты входишь в наш круг…

Какой «круг», что означает «наш», я не знал.
Но твёрдо могу сказать: когда Устинов в декабре 1984 года скончался, нам очень недоставало его поддержки.

Говорю обо всём этом вот к чему.

Громыко, Устинова, Черненко, этих политиков прежнего поколения, так называемую старую брежневскую «гвардию», можно и нужно упрекать во многом. Немалая доля их вины в том, что к началу восьмидесятых годов страна оказалась в предкризисном состоянии.
Но в историческом плане политических деятелей необходимо оценивать непредвзято.
Все они были людьми своего времени — с вытекающими из этого крупными недостатками, но и определёнными достоинствами.
Наряду со справедливыми упрёками в их адрес, мы должны видеть и то положительное, что внесли они на текущий счёт истории.

И в этой связи нельзя не отметить, что «старая гвардия» в закатный час своей жизни проявила высокое чувство долга и ответственности.
Когда со всей остротой встал вопрос о выборе нового Генерального секретаря, эти умудрённые политики не пошли на поводу личных устремлений, а по сути дела поступили вопреки всей своей прежней философии, диктовавшей продолжить «брежневскую династию».
Они заглядывали вперёд.

Коротко можно было бы сказать так: чувство долга перед завтрашним днём помогло им подняться над личными политическими амбициями и соображениями.
Это, кстати, вообще черта серьёзных политиков с богатым опытом, заметно отличающая их от политиков- нуворишей, быстро взлетевших на волне популярности или карьерных интриг. В критический для родины час «старики» поступили вопреки самим себе, вопреки своим посмертным интересам.
Люди опытнейшие, они, конечно, не могли не понимать, что при Горбачёве может быть принят новый политический курс.

И всё-таки они поддержали именно Горбачёва!

И в этом — их преимущество над многими нынешними перевёртышами от большой политики, озабоченными прежде всего амбициозностью и личными интересами.

Возвращаясь к тому поистине историческому заседанию Политбюро, когда решался вопрос о новом Генеральном секретаре, напомню, что первым поднялся Громыко.
В тот раз Андрей Андреевич производил впечатление даже видом своим, самой позой, которая выражала твёрдость и решительность.
Честно говоря, в целом мне не запомнилось, что именно говорил Громыко — в отличие от яркой речи о Горбачёве, произнесённой им через два часа на Пленуме ЦК КПСС
. В памяти отложились лишь слова о том, что Михаил Сергеевич — человек больших потенциальных возможностей.

Но дело было, разумеется, не в словах.
За столом заседаний Политбюро собрались люди опытнейшие, в политике и в «дворцовых» делах искушённые.
Позиция Громыко определяла очень многое, расклад сил становился ясным, в этой ситуации противоборство никому не сулило ничего хорошего.

В общем, после Громыко поднялся Тихонов, который тоже поддержал кандидатуру Горбачёва.
Затем начали выступать остальные члены и кандидаты в члены Политбюро, секретари ЦК.
Как всё это не походило на предыдущее заседание, проходившее всего лишь накануне вечером!
Накануне, когда в воздухе явственно витало противодействие Горбачёву, размытость суждений была направлена на то, чтобы «утопить» вопрос.
Но 11 марта, после чёткого и ясного заявления Громыко, остальные члены ПБ вынуждены были выступать по принципу «за» или «против».

Все высказались «за».

Потом, кстати, по Москве ходило немало слухов о том, что голоса на заседании Политбюро якобы разделились и что всё, мол, решило отсутствие Щербицкого. Строилось немало догадок о том, кто голосовал «за», а кто «против».
Но всё это были именно слухи: на самом же деле все члены ПБ и секретари ЦК высказались за Горбачёва.

Примерно через час, когда ситуация окончательно определилась, я вышел в приёмную зала заседаний ПБ и позвонил своему секретарю:

— Передайте товарищам, которые со мной хотели ещё раз встретиться, чтобы они к пяти часам были на Пленуме ЦК. — И добавил: — Передайте, что всё идёт, как надо…

О том, что происходило непосредственно на Пленуме, широко известно. Предложение об избрании Горбачёва от имени Политбюро внёс Громыко. Его поддержали, и никто больше не выступал. Горбачёва избрали Генеральным секретарём ЦК КПСС единогласно.

Вечером того же дня я от души поздравил Михаила Сергеевича, и он сказал в ответ:

— Ты представляешь, Егор, какую огромную тяжесть мы на себя взвалили!

В те дни я много думал о трудностях объективного, так сказать, внешнего характера, если под понятием «внешние» иметь в виду всю совокупность политических и социально-экономических условий, сложившихся в стране и вокруг неё.
И не сомневался, что в дружной работе по-новому, выдвинув на остриё этой работы М. С. Горбачёва, мы сумеем преодолеть эти трудности.
Но я, конечно, не мог тогда предположить, что через три года начнут накапливаться трудности «внутренние»— непосредственно внутри высшего эшелона власти, и что именно эти трудности окажутся непреодолимыми, в конечном счёте поставив под удар все первоначальные замыслы, приведя страну к упадку.

Вот так произошло, состоялось избрание Горбачёва Генеральным секретарём ЦК КПСС.
Хорошо зная обстановку, складывавшуюся в верхнем эшелоне власти в последние месяцы жизни Черненко, я считал и считаю, что события могли бы пойти совсем по иному сценарию.
Именно поэтому в 1988 году на XIX партконференции я и сказал, что в тот период мы пережили тревожные дни, существовала реальная опасность иного решения.

На это моё замечание и отреагировал в своей книге Ельцин,— цитату из неё я приводил вначале, — написав, что таким заявлением я оскорбил Горбачёва, что никаких проблем с его избранием Генсеком не возникало.
Что ж, на Пленуме ЦК действительно всё прошло гладко.
Бывший первый секретарь Свердловского обкома КПСС Ельцин, принимавший участие в Пленуме, пишет о том, что видел своими глазами.
Относительно же событий закулисных, той борьбы, какая несколько месяцев велась в Кремле и на Старой площади, то мне дискутировать на эту тему с Ельциным не с руки.
Могу повторить лишь то, о чём уже писал вначале: видимо, в Свердловске лучше знали о том, что происходит в Москве.
Не только лучше меня, по и лучше Горбачёва.
Ведь перед XXVIII съездом КПСС, на встрече с секретарями обкомов, Михаил Сергеевич подтвердил: обстановка в марте 1985 года складывалась непросто, Егор Кузьмич был прав, когда говорил на партконференции, что решение с Генеральным секретарём в ту пору могло быть совсем иным…

Но Ельцину из Свердловска было виднее.

В общем-то случай с упомянутым заявлением Ельцина — частный, и на нём можно было бы не заострять внимание.
Но дело в том, что исторические факты требуют строгого к себе отношения.
Их нельзя извращать в угоду сиюминутным политическим соображениям.
Когда осядет пыль и развеются дымовые завесы нынешних политических баталий, история всех расставит по своим истинным местам.

В марте 1985 года партия всего лишь менее суток оставалась без Генерального секретаря, а страна — без лидера.
И это необычно стремительное развитие событий было предвестием грядущих перемен.
Правда, выступая на мартовском Пленуме, Горбачёв заверил ЦК, что обеспечит преемственность в политике.
Но уже через месяц, на апрельском Пленуме, уточнил: преемственность — это непременное движение вперёд, выявление и разрешение новых проблем, устранение всего, что мешает развитию. Это означало многое.
В том числе то, что начинается формирование новой политической команды.

Впрочем, это стало ясно с первых же минут апрельского Пленума.
Вопреки традиции, он начался не с доклада, а с кадровых вопросов, — в кадрах самого высокого уровня инициатива всегда принадлежала именно Генеральному секретарю. Горбачёв и внёс предложение об избрании меня членом Политбюро ЦК КПСС.

Такое бывало нечасто: чтобы из секретарей ЦК избирали бы прямо в члены Политбюро, минуя кандидатский статус.
Уже в этом обозначился стиль нового руководства, и он был поддержан участниками Пленума.
Михаил Сергеевич пригласил меня пройти из зала в президиум, состоявший только из членов Политбюро.
Я поднялся на возвышение, где находится стол президиума, и хотел занять место с краю.
Но вдруг Горбачёв окликнул:

— Егор Кузьмич, иди сюда, садись рядом.

Около Горбачёва заранее было оставлено свободное место, на что никто из собравшихся, думаю, не обратил внимание.
Но, оказывается, это свободное место предназначалось для меня.
Когда я занял его, Михаил Сергеевич, наклонившись ко мне, объяснил:

— Мы с тобой будем вести Пленум…

А после того, как были завершены все организационные вопросы, достаточно громко, чтобы слышал зал, сказал:

— Егор Кузьмич, предоставляй мне слово, я пошёл на трибуну.

Этой фразой Генеральный секретарь по сути дела обозначил второго человека в Политбюро.
Наивных людей в зале Пленумов не было.

Кстати говоря, на том же Пленуме прямо из секретарей ЦК, минуя ранг кандидата, был избран членом Политбюро и Рыжков.
Именно нам двоим предстояло стать ближайшими соратниками Михаила Сергеевича в осуществлении нового политического курса, получившего название перестройки, занять ключевые посты в команде Горбачёва.
Вскоре Рыжков был выдвинут Председателем Совета Министров СССР, а мне поручили вести заседания Секретариата ЦК КПСС, что на деле означало выдвижение на неофициальный второй пост в партии.

Впоследствии именно против меня и Рыжкова — против двух ближайших соратников Горбачёва, — была развёрнута особо яростная атака со стороны новых политических сил, вышедших на общественную арену благодаря быстрым и благотворным перестроечным процессам, развернувшимся в 1985—1988 годах.
---
Эти антикоммунистические силы, используя лозунги гласности и демократии, начертанные на знамёнах перестройки, повели открытую борьбу за власть, а для этого им прежде всего надо было устранить из высшего эшелона руководства тех, кто начинал перемены.

Сюжет весьма знакомый, многократно повторявшийся в истории человечества, трагически разыгранный Сталиным, когда были ошельмованы, а затем уничтожены соратники Ленина.
Сюжет поистине евангельский, новозаветный…

Оставить комментарий

Популярные посты:

vespasianus

Assassin’s Creed: кризис идентичности Ubisoft?

maysuryan

Братья Стругацкие и Андропов как глава «Галактической безопасности»

maysuryan

Трамп в СССР и его приговор Горбачёву

gloxinija

-Карету мне, карету!

vgannaa

Места прогулок в Оренбурге

jjnatt

Стакан воды в старости

miant

Невозможно, Саша

travnikovug

Зато Вэнс на чай заходить будет

booky_moussy

Про салют

• Ранее
• По теме
• Архив