Зимой в Италии
gleb_klinov — 14.01.2020В который раз, пока ждал в аэропорту вылета, потянуло почитать «Раздумья ездового пса» Ершова. Хоть немного, хоть главу. Не ритуал, просто хочется.
Есть удовольствие от тугого ускорения и вида удаляющейся земли, а есть удовольствие от понимания, как всё работает. Вот «Раздумья...» как раз присоединяют к полёту и ты вроде уже не просто сидишь кульком в кресле, а ждешь определенных звуков, прислушиваешься к ним, мысленно представляешь себе кабину и чем в ней занят экипаж.
Хотя, конечно, кульком от этого ты быть не перестаёшь.
«— Режим взлётный, держать РУД!
Включены фары и часы. Пошло время.
— Скорость растёт!
— Режим взлётный, параметры в норме, РУД держу!
Застучали стыки бетонных плит, быстрее, быстрее…
— Сто шестьдесят! Сто восемьдесят! Двести! Двести двадцать! Двести
сорок! Рубеж!
— Продолжаем взлёт!
— Двести шестьдесят! Двести семьдесят! Подъем!
Штурвал на себя, взгляд на авиагоризонт. Машина энергично задирает нос и плотно ложится на поток.
Тишина под полом. Только глухо грохочут раскрученные колёса
передней ноги.
— Безопасная! Десять метров!
— Шасси убрать!
— Пятьдесят метров!
— Фары выключить, убрать!
— Шасси убираются, — грохот и стук замков. — Шасси убраны!
— Фары убраны! Высота сто двадцать, скорость триста тридцать!
— Закрылки пятнадцать!
— Убираю пятнадцать!
— Закрылки ноль!
— Закрылки убираются синхронно, стабилизатор перекладывается
правильно, предкрылки убираются! Механизация убрана!
— Режим номинал!
— Круг установлен! Разворот на курс 323! Показания авиагоризонтов
одинаковые!
Начался полёт».
Пиза
Мы просто прошли город насквозь — от аэропорта до железнодорожной станции. Сумрачно, сыро, прекрасная башня на месте, в подземном переходе монашки.
Флоренция
***
Когда хочется поесть, начинаются проблемы. Мне легко, я уже
говорил: «Это Италия, здесь везде вкусно!» А вот Марина выбирает,
как в последний раз.
Но сейчас моя очередь. Поэтому мы идем в первое попавшееся место, на нем написано ristorante self-service. И это столовка. Помещении походит на расширенный вчетверо вагон старой электрички. С деревянными этими скамьями, намертво прикрученными. С каждого стола свисает почти до пола цепочка с открывашкой.
Вокруг сидят какие-то работяги. Серьёзно, человек двадцать и ни
одной женщины. Марина опасливо ковыряет лазанью, косится по
сторонам и хочет мне что-нибудь сказать.
— Я тут единственная девочка, — шепчет она наконец.
Сию секунду в зал впархивают полтора десятка монашек и, весело
галдя, рассаживаются на трапезу.
Божественное провидение, мне даже не надо ничего отвечать.
***
— Марина, как по-итальянски «бокал»?
— Биккьери.
— Угу.
Подходит официант.
— Уно биккьери ди вино Кьянти э уно биккьери ди Пунталиче.
Официант показывает «сей момент» и уходит, я победно смотрю на
Марину.
— Во, видала, какой я... этот... — секунду смотрим друг другу в
глаза, напряженно вспоминая, потом почти одновременно:
— Троглодит!
— Трансвестит!
— ...
— Кхм. Полиглот.
***
В конце длинной мощёной улочки над крышами возвышается купол.
— О, Марин, смотри, Дуомо.
— Н-нет, мне кажется, у него купол другой.
— Ну а это тогда что, он же один тут такой большой!
— Может, это вообще мираж. Во всем остальном мире мираж — это вода
и оазис. А в Италии — собор. И паста.
***
Пока читал о дворце Питти, узнал наконец, что такое рустика. Это
когда передняя сторона облицовочного камня очень грубо отесана, и
только по краешку гладкая полоса. Теперь везде вижу рустику.
Пришли смотреть дворец:
— Смотри, Марина, вот это — рустика! Во времена Луки Питти и Кузьмы
Медичи тот был главнее и круче, у кого рустика на палаццо
толще.
— Что ж, это... наглядно.
Еще три дня я восклицал каждый раз, увидев:
— Рустика! Ты видишь?
— Рустика, да, — отвечала Марина психотерапевтическим тоном.
Сейчас я стоял, запрокинув голову, у мелкой красно-бурой кладки
очередной базилики.
— Рустика? — поощрительно спросила подошедшая Марина.
— Ну что ты! Это... кирпичика.
Венеция
***
«Венецийских церквей,
как сервизов чайных,
слышен звон в коробке
из-под случайных
жизней...»
Селился в пансион с видом на Сан-Микеле, пил за ужином граппу, брёл по набережной Неисцелимых вдоль самой водички, вдыхал запах мёрзлых водорослей.
Чувствую себя очень глупым, глупым туристом, но счастливым, впрочем.
***
Венеция — она как бутерброд с обрезанными корочками. С любого её
края сразу начинается мякоть и начинка.
***
— Если бы у тебя был свой герб, что бы ты на нём изобразил?
— Не знаю, подумать надо. А вот на твоём я знаю, что было бы.
— Что?
— Помнишь, у Медичи такие шарики на гербе? Вот у тебя бы это были
мандаринки.
— Ооо! Все, кроме одной — одна малинка.
— В форме малинки можно щит сделать.
— Ооо!
— А про свой герб я так и не придумал. Только щит будет из двух
половин разной формы.
— Почему разной?
— Ну, типа сомнение как основа. Будет символизировать, что я так и
не смог выбрать даже форму для щита.
Милан
***
На скамье в парке сидел блестяще-лысый итальянец и бликовал в
вечернем солнце. Залюбовался на него и говорю Марине:
— Я вот тоже, когда начну лысеть, буду бриться так, до блеска. И тряпочкой буду периодически протирать себе лысину.
— А потом той же тряпочкой — очки?
— Не, у меня будут две независимые тряпочки. Скрип-скрип — протёр очки, убрал тряпочку. Достал вторую, побольше — скри-и-ип — длинным движением полирнул лысину.
— Только сначала лучше все же голову, потом очки.
— Да. Ну вот, и стареть уже не так страшно, когда у тебя есть план.