Зарисовки 2.0

watermelon83 — 10.08.2021 - вот и подходит к концу наша Северная война.

Мир середины XVIII века.

Кратковременный период шведского доминирования в Восточной Европе подходил к концу.

В Лондоне и Вене не испытывали по этому поводу большой радости. Империя Карла XII развалилась в тот момент, когда вооруженные силы союзников все еще были связаны войной с французами. И если судьба шведского великодержавия оставляла государственных деятелей в Лондоне, Гааге и Вене по меньшей мере равнодушными, то никто из участников "Великого альянса" не желал, чтобы в Германии развернулась новая кампания, грозившая в самый последний момент ослабить военный потенциал антифранцузской коалиции или того хуже - изменить политический баланс в самой империи. Союз Копенгагена и Санкт-Петербурга и без того подорвал безопасность балтийской морской торговли, пострадавшей от действий датских и шведских каперов, а угроза вторжения русских войск в шведскую Померанию ставила вопрос о продолжении участия Пруссии в Войне за Испанское наследство.

Наступил столь тревожный для международной политики момент, когда стороны, не вполне осознающие возможности и намерения друг друга, начинают исходить из самых худших предположений. Петр I опасался и появления на Балтике англо-голландских эскадр, чье вмешательство могло нивелировать датско-русское превосходство на море, и вступления Пруссии в войну на стороне Стокгольма.

В свою очередь, в союзных столицах лихорадочно искали решение, способное вновь локализовать Северную войну и не позволить России установить свою гегемонию в Восточной Европе и на Балтике. В 1710 году прусский король спешно отозвал из Фландрии несколько батальонов для защиты столицы, а австрийцы и голландцы сформировали в Северной Германии небольшой "наблюдательный корпус", но на фоне стотысячной русской армии, расположившейся на польских равнинах, это была капля в море.

Между тем, спешно собранные австро-голландские войска должны были не только выступить в качестве предупредительной меры в глазах царя, но придать известное значение Гаагской конвенции, весной 1710 года предложенной союзной дипломатией Карлу XII и его противникам. Это соглашение "нейтрализовало" владения Стокгольма в империи - вместе со шведскими войсками, расположенными в них. Политический маневр был рассчитан совершенно точно - фокус Северной войны вновь смещался на восток, фактически ограничиваясь одной Финляндией, что позволяло не только обезопасить империю от войск царя, но и удержать датские, саксонские и прусские контингенты в составе союзных армий.

Не трудно было заметить, что Гаагская конвенция была куда более выгодной для Стокгольма, как стороны слабейшей, но после некоторых колебаний, летом 1710 года Петр I решил, что инициатива союзной дипломатии вполне отвечает его интересам. Считая Швецию уже окончательно сокрушенной и не желая антагонизировать "морские державы" и императора, царь в тоже время оказался захвачен авантюристическими планами разгрома Османской империи и раздела ее европейских владений. Русские войска спешно перебрасывались на южные границы и соглашение, гарантирующее, что расположенные в Померании двадцать тысяч шведских солдат останутся в своих крепостях безучастными свидетелями нового триумфа царского оружия, казалось Петру I вполне отвечающему интересам России.

Кризис был разрешен - как и в 1707 году, в критический момент Войны за Испанское наследство, англо-австрийской дипломатии вновь удалось перенаправить усилия торжествующего победителя подальше от Центральной Европы. Карл XII отправился навстречу к Полтаве, а Петр I - на Прут, где царскую армию ожидала западня.

В это время царь, находившийся после Полтавы и быстрого краха шведских позиций в Восточной Европе в состоянии эйфории и преувеличенного представления о боевой эффективности собственных войск, заговорил с османским правительством на языке ультиматумов, фактически спровоцировав турок на объявление войны требованием изгнать шведского короля. Заручившись поддержкой ряда балканских вассалов султана, Петр I самонадеянно полагал, что после поражения в Великой турецкой войне османская военная машина уже не представляет из себя ничего серьезного, а потому русское военное планирование похода на Константинополь не отличалось особенной глубиной.

Однако, если в тактическом отношении турецкие войска действительно уступали царской армии, то стратегических возможностей османского государства Петр I явно недооценил. В конечном счете, на стороне русских выступил лишь молдавский господарь, как и Мазепа не обладавший серьезной военной силой. Дойдя к лету 1711 года до реки Прут, Петр I вместе со своим войском оказался окруженным армией великого визиря, располагавшего значительным превосходством в количестве солдат и орудий.

Положение казалось безнадежным, но если Карл XII, вероятно, поставил бы все на решительную атаку, то Петр I не был лишен способности примиряться с действительностью. В его окружении имелись способные дипломаты, к которым он имел обыкновение прислушиваться - отказавшись от надежды прорвать турецкие линии, царь отправил на встречу с турками переговорщиков, предоставив им самые широкие полномочия.
Достигнутый результат превзошел все ожидания. Петр I был готов к тому, что турки потребуют от него оставить уже завоеванную Ригу или восстановить на польском престоле укрывшегося в Померании Лещинского - царь заранее соглашался на эти уступки и даже предлагал передать шведам Псков, надеясь только сохранить за собой Санкт-Петербург.

На самом же деле, ни тогда, ни после Карл XII не оказывал на османскую политику никакого реального влияния, а великий визирь, в силу собственной ограниченности или, как утверждалось - благодаря русской взятке, выступил с весьма умеренными, в его положении, требованиями. Россия должна была вернуть Константинополю завоеванный еще в конце XVII века Азов, а также уничтожить укрепления и верфи Таганрога. Оставив в руках осман заложников и легко согласившись не препятствовать возвращению шведского короля домой, Петр I мог считать полученный урок оплаченным за весьма умеренную цену.

Надо сказать, что даже в том случае, если великий визирь предъявил бы царю и куда более тяжелые условия мира - это все равно не поправило бы положения Карла XII. Возвращать шведам Ригу или воевать с Саксония, восстанавливая в Польше власть Лещинского, русские все равно не стали, какой бы договор не подписал на Пруте царь, а окажись даже Петр I в заложниках у султана, то и это не слишком помогло бы шведам и туркам. Пленение царя несомненно уменьшило бы ту энергичность, с которой Россия вела войну со Стокгольмом и Константинополем, но не смогло бы изменить ее исхода. История Карла V и Франциска I в этом смысле очень показательна.

Можно предположить, что гипотетическое пленение царя не стало бы слишком продолжительным: через пять лет после сражения у Прута османы вступили в новую войну с австрийцами и, потерпев в ней ряд поражений, вынуждены были заключить мир. Вероятнее всего, оказавшись в состоянии войны на два фронта, османское правительство предпочло бы отказаться от поддержки Швеции и предпочло бы вступить с царем в соглашение, мало отличающееся от того, что на самом деле было подписано в 1711 году.

Характерно, что российское правительство попыталось было отказаться от выполнения ряда пунктов Прутского договора, но в конце концов в Санкт-Петербурге решили сконцентрировать все усилия на окончательном разгроме Швеции. Османская авантюра царя подошла к концу, подарив Европе и шведам почти год передышки.

Нельзя сказать, чтобы Карл XII умело распорядился этим временем. Упорно продолжая оставаться в Бендерах, он засыпал османское правительство своими планами и проектами продолжения войны с русскими, но единственным результатом этих усилий стала отставка великого визиря, так и не сумевшего оправдаться перед константинопольским двором за слишком мягкие условия мира, предложенные им царю. Однако, если король и не был способен оказать серьезное влияние на политику османского правительства, то Швеция оставалась покорной своему монарху. Рассчитывая на то, что русские войска окажутся связанными войной с турками, Карл наотрез отказался от ратифицировать Гаагскую конвенцию, что предоставляло противникам Швеции столь желанную ими свободу рук. Еще весной 1711 года, накануне Прутского похода, царь санкционировал участие русских войск в операциях саксонской и датской армий, вторгнувшихся в Померанию, теперь же, после заключения мира с турками, Петр I собирался придать российской стратегии на Балтике по-настоящему грандиозный размах.

Убеждая Лондон и Вену в том, что вступление русских армий в империю носит временный и ограниченный характер, диктуемый операциями против Швеции, на самом деле царь уже задумывался о создании пророссийского блока в Северной Германии и размещении там баз своего флота. И хотя ни британское правительство, ни император не доверяли заверениям российского правительства, после дипломатического демарша Карла XII возразить на вежливые, но настойчивые требования царя им было нечего. Единственным успехом англо-австрийской дипломатии стало согласие Копенгагена и Дрездена не отзывать свои армейские контингенты из армий антифранцузской коалиции. Помимо прямой взаимосвязи с военными усилиями союзников, это позволяло надеяться на то, что солдаты царя не слишком преуспеют в захвате последних шведских позиций в Европе, что позволяло Лондону и Вене выиграть еще немного времени.

Время, как и прежде, оставалось ключевым фактором для всех - если англичане и в особенности австрийцы надеялись выиграть войну с Людовиком XIV до того, как Петр I сумеет покончить со шведами, то российский монарх в свою очередь колебался между опасениями столкнуться с враждебно настроенной коалицией западных держав и желанием закрепиться в Северной Германии. В любом случае, в Санкт-Петербурге полагали крайне важным привлечь к антишведскому союзу Пруссию - и как дополнительную гарантию против возможного выступления Лондона и Вены в защиту Швеции, и как ключевого партнера в случае необходимости противостоять англичанам и императору. Для этого царю нужен был Штеттин - померанская столица и давняя цель берлинских правителей.

Между тем, несмотря на то, что многочисленная русская армия в 1712 году вновь перешла в наступление против шведов, события показали, что расчет союзников оказался верным. Воевать с истощенной королевской армией в поле или захватывать города в Прибалтике, с их немногочисленными гарнизонами, было куда проще, нежели вести "правильные осады" шведских крепостей Померании. Без поддержки немецких и датских войск военачальники царя никак не могли добиться успеха, а сам Петр I, обычно умеющий придать "царским слугам" недостающей энергии, как будто медлил, опасаясь какой-нибудь крупной военной неудачи, способной подорвать основы его внешнеполитической линии.
Не удивительно, что начатая в столь благоприятных условиях кампания 1712 г. никак не приобретала решительного характера. Отношения между русскими и датскими союзниками портились - в Копенгагене негодовали на царя за то, что тот затягивает войну, в которой датчанам приходится и нести основное бремя борьбы на море, и терпеть из-за этого тяжелые убытки.

Между тем Швеция, уже, казалось бы, списанная всеми со счетов, оказалась способной удивить своих врагов: генерал Стенбок, еще в 1710 году проявивший себя отражением датского десанта в Сконе, сумел собрать достаточно крупную армию и нанести в Померании союзникам несколько тяжелых поражений. Общего хода войны эти победы шведов изменить, конечно, не могли, но отдыхавшей в Карлсбаде царь пришел к выводу, что успешное завершение боевых действий в Померании потребует значительно больших усилий чем ожидалось прежде.

Удрученный провалом кампании, Петр I смотрел на ситуацию слишком пессимистично. Шведское наступление в Померании оказалось мертворожденным - за смелый бросок через Балтику пришлось заплатить непомерно высокую цену. Не сумев защитить свои суда, шведский флот позволил датчанам уничтожить или захватить больше половины из транспортов, предназначавшихся для снабжения армии, в то время как уцелевшие корабли стали жертвой разразившегося шторма.

Эта катастрофа одним махом обрушила и без того шаткие основания надеяться на конечный успех затеянного генералом предприятия. Оправившись после изумления, вызванного столь неожиданной активностью шведов, как считалось способных лишь обороняться, союзники принялись все сильнее теснить войско Стенбока. Шведы попытались проложить себе дорогу в дружественный Гольштейн, но не преуспели и в мае 1713 г. с таким трудом собранная армия очутилась в плену у датчан.

Военные успехи антишведской коалиции совпали с дипломатическими. После того, как в феврале 1713 года Пруссию возглавил двадцатичетырехлетний Фридрих Вильгельм I, внешняя политика Берлина вновь приобрела решительный характер. Новый король был куда более впечатляющей фигурой, нежели его отец - безжалостно сокращая расходные части государственного бюджета за счет трат на собственный двор и традиционно покровительство деятелям искусств, он избавился и от тяжелой внешнеполитической статьи бюджета дипломатического. Прусская армия вернулась из Франции домой и к осени 1713 года Фридрих Вильгельм I был готов вмешаться к ход Северной войны. К этому моменту прибытие саксонской артиллерии заставило шведский гарнизон Штеттина капитулировать, и царь поспешил предложить пруссакам заманчивую возможность закончить начатое "великим курфюрстом" дело освобождения Померании - на этот раз спасительное для Стокгольма вмешательство Франции было исключено. Помимо солдат, Петр I нуждался и в прусских талерах - к этому моменту Россия была истощена не меньше Швеции.

В октябре того же года армия Фридриха Вильгельма I вступила в Померанию, заняв ее ключевые города: война Стокгольму объявлена не была, поскольку официально речь шла о "миротворческой операции" - риторика в духе второй половины XX века. В Берлине заявляли о незаинтересованности Пруссии в померанских землях, а ввод войск объясняли желанием уберечь имперские земли от разрушительной войны между шведами и их противниками. Вместе с тем, Фридрих Вильгельм I вел секретные переговоры с Карлом XII, все еще не желавшим покидать свое османское убежище - прусский король предлагал сохранить за Швецией большую часть ее померанских владений и обещал поддерживать нейтралитет, но лишь при условии сохранения за Пруссией Штеттин, который предполагалось выкупить у Стокгольма за крупную сумму. Однако, как и прежде, скандинавский монарх отказывался признавать действительность, а потому весной 1715 года Пруссия присоединилась к антишведской коалиции.

Вступив в войну, Берлин гарантировал дипломатическую поддержку русских притязаний в Прибалтике (но не в Финляндии), а Санкт-Петербург поспешил закрепить свои позиции на севере Священной Римской империи рядом новых соглашений и династических браков. Породнив Романовых с дворами германских государств, Петр I рассчитывал приобрести не столько союзников в войне со шведами, сколько создать пророссийский блок, позволивший бы ему оказывать влияние и на рейхстаг, и даже на императорские выборы. Пробным шаром российской дипломатии в этом направлении стал брак, заключенный в 1716 году между племянницей царя и Карлом Леопольдом, герцогом Мекленбург-Шверина - небольшого государства на севере Германии.

К сожалению для Петра I, его выбор оказался крайне неудачным - и без того трудное положение Карла Леопольда, оказавшегося втянутым в опасную игру между английским, австрийским, шведским и российским правительствами, оказалось совершенно невыносимым после того, как этот правитель не сумел поладить с собственными подданными. Не слишком способный герцог рассчитывал на штыки армии своего зятя - и действительно, какое-то время царь старательно пытался укрепить позиции своего нового родственника.

Однако, даже несмотря настойчивые Петра I, требовавшего от Вены обеспечить герцогу "спокойное своими землями владение", поведение Карла Леопольда было слишком вопиющим, а русская интрига слишком очевидной, чтобы император оставался безучастным наблюдателем всего происходящего. Официально осудив "дурное правление" мекленбургского сумасброда, имперская военная машина приступила к делу: исполняя решение рейхстага, в 1719 году ганноверские войска навсегда изгнали из герцогства Карла Леопольда и его русских друзей. Позиции Петра I в Германии оказались куда менее основательными, чем он предполагал. Позабыв о катастрофе, которой обернулось желание быстро сколотить пророссийский блок в османском государстве, царь попытался сыграть такую же партию на имперской шахматной доске - и не преуспел.
Неудачи в германской политике Петра I стали лишь частью сложных дипломатических маневров, развернувшихся на завершающем этапе Северной войны.

Вернувшийся наконец-то из Османской империи Карл XII собрал на полученные от Франции субсидии новую армию и развернул очередную наступательную кампанию - на этот раз против Пруссии. Вместо того чтобы укрепить трещавшие оборонительные порядки в Финляндии или атаковать датчан в Норвегии, король с упорством достойным лучшего применения пытался удержать остатки шведских владений в империи. Решающим эпизодом Померанской кампании стал десант прусских, датских и саксонских войск на остров Рюген в ноябре 1715 года - Карл лично повел свою армию в контратаку, которая тем не менее провалилась. Король сумел спастись из обреченного Штральзунда на яхте, а через несколько недель прусскому королю сдались и город, и гарнизон.

Положение Стокгольма ухудшилось еще сильнее после того, как в 1714 году курфюрст Ганновера стал преемником королевы Анны, воссев на британский престол в качестве Георга I. Германский "интерес" не говорившего по-английски курфюрста заставил его присоединиться к войне со шведами, утратившим вследствие этого Бремен. Тяжелые потери на море в схватках с датским флотом, вызванные необходимостью сопровождать экспедиции Стенбока и Карла XII в Померанию, привели к тому, что безопасность самой Швеции оказалась под вопросом: расположившиеся под Копенгагеном русские войска должны были перенести войну на территорию северного королевства.

В этот момент и завязалась одна из самых запутанных политических интриг этой войны. Развернув бурную деятельность в империи, Петр I одновременно вступил в тайные переговоры с Карлом XII, который хотел разменять Прибалтику на поддержку Москвы в предстоящей шведской кампании против датчан. Наиболее удивительным было даже не то, что "рыцарственно-упрямый" король Швеции продемонстрировал нечто вроде политического реализма, а то, что царя всерьез заинтересовала идея обмена уже захваченной им Риги на сомнительную перспективу союза со Швецией. Более того, русский монарх в свою очередь предложил расширить рамки предстоящего соглашения между Стокгольмом и Санкт-Петербургом: после завоевания норвежских провинций шведский король должен был высадиться в Великобритании и свергнуть ганноверскую династию, восстановив на престоле Стюартов. К союзу России, Швеции и освобожденной от Георга I Великобритании по замыслу царя должны были присоединиться испанцы, в это время надеявшиеся отбить у Габсбургов потерянные во время войны 1701 - 1714 гг. итальянские провинции.

В Санкт-Петербурге надеялись привлечь к этой комбинации и Францию - серьезность намерений царя подтверждала внезапная активизация русской дипломатии в Мадриде и Париже. "Теряя" Копенгаген Петр I рассчитывал на сохранение союза с Берлином и Дрезденом - фактически, если бы планы царя удались, то после падения Ганноверской династии новой коалиции пришлось бы иметь дело "только" с датчанами, императором и, вероятно, Гаагой.

Таким образом, уже в очередной раз находясь на пороге победы, Петр I собирался избрать внешнеполитическую линию, которая не только перечеркивала все предыдущие действия российской дипломатии в текущей войне, но и приводила к пересмотру итогов Войны за испанское наследство. Оставляя в стороне морально-этическую сторону столь внезапной "перемены дирекции", следует указать на трудности ее практической реализации, в частности потребовавшей бы высочайшего уровня координации между шведскими, российскими и, возможно, испанскими ВМС.

Фактическими последствиями начавшихся переговоров между королем и царем стали шведское вторжение в Норвегию, тут же продемонстрировавшее всю трудность исполнения далеко идущих замыслов Петра I, и глубокая трещина в отношениях между Санкт-Петербургом и Копенгагеном: затягивая время, царь откровенно саботировал десантную операцию и более того, повел себя так, что датчане уже готовились отбивать атаку русских на Копенгаген. В конце концов, после неоднократных требований датского правительства царская армия покинула страну, но союз с Копенгагеном приказал долго жить.

Не лучшим образом дипломатические маневры Петра I сказались и на политике нейтральных стран. Определенное потепление русско-французских отношений и некоторое сближение с Мадридом стало слабой компенсацией за глубокое недоверие к русской политике, охватившее правительства Великобритании, Нидерландов и империи. Британский флот, прежде заходивший на Балтику лишь для того, чтобы "убедить" шведов признать завоевания Ганновера, теперь пристально следил за действиями русских.

В результате, потратив два года в ожидании шведского завоевания Норвегии, Петр I дождался лишь известия о смерти Карла XII у стен одной из пограничных норвежских крепостей. Новое шведское правительство, принявшее в 1718 году тяжелое политическое наследство "короля-воина", отказалось от авантюристических планов покойного монарха и, надеясь на поддержку Лондона, повело оборонительную войну с русскими. К этому моменту антишведская коалиция практически распалась, поскольку большинство владений Стокгольма уже были завоеваны, и никто в Швеции не надеялся войти победным маршем в Христианию, вернуть Штеттин или усадить в Варшаве своего короля. В 1720 году Северная война окончательно перестала быть коалиционной - теперь со Швецией воевали только русские. Ништадтский мир, заключенный в Финляндии в 1721 году, подвел черту под многолетним противостоянием.

Утратив практически всю Померанию, уступив Дании и Ганноверу свои владения в Северной Германии, а России - в Прибалтике, отказавшись от права беспошлинного прохода своих судов через Зунд, Стокгольм все же избежал абсолютного крушения. Не слишком настойчивого вмешательства Лондона оказалось достаточным для того, чтобы предельно истощенная войной Россия отказалась от уже захваченной Финляндии и согласилась выплатить за Карелию и прибалтийские земли Швеции солидную компенсацию в крепкой валюте - талерах. Это, разумеется, не могло отменить общего итога войны - краха шведских позиций на Балтике и потери всякого значения Стокгольма в Священной Римской империи.

Наряду со Швецией, наиболее пострадавшим в Северной войне оказалось польско-литовское государство, саксонский король которого был одним из главных инициаторов создания коалиции 1700 года. Разорительные кампании, проходившие на территории Речи Посполитой в ходе первой половины войны, привела к утрате Варшавой позиции ведущего восточно-европейского государства, а русско-прусское соглашение от 1720 г., с которым Август II вынужден был согласиться, утверждало незыблемость внутриполитического устройства Речи Посполитой, придавая внутренним польским делам международное значение - отныне любые серьезные попытки реформ могли стать поводом для интервенции со стороны Берлина или Санкт-Петербурга.

Торжествующий победу Петр I спустя месяц после подписания Ништадтского мира провозгласил себя императором, а на политической карте мира появилась новая империя - Российская. Кровопролитная и разорительная Северная война вознесла ее в ранг великой европейской державы - прочно утвердившись на Балтике, государство Петра I демонстрировало желание стать активным участником мировой политики. Едва закончилась русско-шведское противостояние, а новая империя уже предпринимала усилия расширить пределы своего влияния: в Санкт-Петербурге готовились к войне с Персией, надеялись завоевать Мадагаскар и даже утвердиться в Индии. Многим европейским политикам в те годы казалось, что на смену дряхлеющей османской державе пришел "северный турок" - царь Петр I. Будущее должно было показать - является ли победа в Северной войне плодом усилием выдающегося монарха или Российская империя все же пришла в клуб великих держав надолго?

...

Как и Война за Испанское наследство, конфликт на Балтике, быстро втянувший в себя большинство восточно-европейских государств, был следствием Вестфальского мира 1648 года и привел к ревизии последнего. Созданная Ришелье и Мазарини европейская система, с ее главенствующим положением Франции, которая, опираясь на ряд хорошо продуманных соглашений, выступала арбитром в большинстве конфликтов середины XVII века, была упразднена в Утрехте, Раштатте и Ништадте.

Однако, если, несмотря на поражение в войне, Франция все же сохранила статус великой державы, как минимум второй по силе в Европе, то для Швеции исход Северной войны оказался вполне однозначным - она не только потеряла достигнутое в 1648 году положение великой державы, но и в значительной степени утратила даже те региональные позиции, на которые вполне могла претендовать. Вина за этот крах в значительной степени лежит на предвоенной внешней политике Стокгольма. Еще в ходе первой Северной войны (1655 - 1660 гг.) и последовавшим затем участием Швеции в войне Голландской (1672 - 1678) предел самостоятельных возможностей Швеции был очерчен достаточно ясно, однако никаких выводов из этого опыта Карл XII не извлек.

Столкнувшись с враждебной коалицией, формирование которой было предопределено всей предшествующей шведской политикой, молодой король-полководец проявил качества смелого воина и удачливого военного вождя, но никак не стратега и политика. Его главная удача в Северной войне - бескровная победа над Данией, достигнутая в 1700 году благодаря вмешательству "морских держав", оценивалась им самим, как дипломатическое поражение. Такой неосновательный подход обещал шведской политике мало хорошего, что и подтвердилось ходом дальнейших событий.

Проложив мечом дорогу на Дрезден, Карл XII приобрел некоторое значение - в условиях продолжавшейся Войны за Испанское наследство шведская армия в Саксонии была весомым аргументом на дипломатических переговорах, но и этим король воспользоваться не сумел. Добившись от австрийцев несущественных и декларативных уступок, Карл XII двинулся на восток, рассчитывая за короткий срок добиться победы между Псковом и Смоленском. Военное планирование, в своей мудрости ничуть не уступающее королевской дипломатии!

Битва под Полтавой, ставшая финальной, но ничуть не решающей точкой в авантюрном предприятии Карла XII, лишила Стокгольм каких-либо возможностей на достижение позитивного результата в ходе Северной войны. До 1709 года шведский король еще мог заключить "достойный мир", сохранив за Стокгольмом статус одного из ключевых региональных игроков, но после капитуляции у Переволочны об этом не могло идти и речи - теперь итоги предстоящего мира определяла политика Петра I и та реакция, которую она должна была вызвать в Европе.

Начав со скромных планов вести против шведов "малую войну", волею обстоятельств царской державе с самого начала пришлось столкнуться с главными военными силами шведской монархии. К счастью для Москвы, сражение при Нарве, закончившееся унизительным разгромом армии Петра I, стало единичным эпизодом войны - в течение следующих пяти лет царским генералам приходилось иметь дело с второразрядными по качеству боевой подготовки и не слишком многочисленными шведскими войсками в Прибалтике и Финляндии. За то время, пока Карл XII сражался с Августом II в Польше, войска Петра I значительно выросли и в численном, и в боевом отношении. К 1707 году царь мог поздравить себя - задачи "малой войны" были в общем выполнены и потому вовсе неудивительно, что, опасаясь сражения с королевской армией, Петр I постарался заключить со шведами компромиссный мир. Согласись Карл XII признать действительное положение дел и шведское великодержавие могло растянуться еще на несколько десятков лет. Последовавшее затем уничтожение шведской армии на Украине показало всю опасность, таящуюся в стратегии "всё или ничего".

Одержав стратегический успех, Петр I вывел российскую внешнюю политику на широкую дорогу: в 1710 - 1718 гг. царя куда больше интересовала не победа над Швецией, которую он вполне считал уже обеспеченной, а укрепление позиций Санкт-Петербурга в Европе и мире. Действуя в этом направлении с привычной для себя энергичностью, царь совершил ряд ошибок, крупнейшими из которых стал Прутский поход и авантюра с предполагаемым русско-шведским союзом. В первом случае расплатой стали тяжелые военные потери и достаточно неудачные для России условия мира с турками, а во втором - затягивание Северной войны еще на пять лет. И хотя подчас маневры царской дипломатии и грозили Санкт-Петербургу тяжелыми политическими последствиями, но в отличие от Карла XII, Петр I умел и отступать, и видеть картину в целом. Поэтому царю удалось не только выиграть войну со шведами, но и закрепить новые русские позиции на Балтике политическим соглашением с Берлином. Одновременно с этим, Петр I хладнокровно лишил своего польско-литовского союзника возможности извлечь какие-либо дивиденды из участия в Северной войне, которая и без того стоила Варшаве слишком дорого. Союз между Петром I и Фридрихом Вильгельмом I стал тем образцом, на примере которого позднее будет строить свою политику Отто фон Бисмарк.

Северная война закончилась успехом для Санкт-Петербурга, Берлина, Копенгагена и, отчасти, Вены, которая теперь окончательно избавилась от дамоклового меча, подвешенного французской политикой над империей. Стокгольм и Варшава, несмотря на разделяющие их фронты войны, оказались среди проигравших.

Сохранено