Запишу для памяти

В средневековых историях, в некотором смысле, полно "волшебства". Мерлин делает то и это "своими чарами", Берсилак приставляет обратно свою отрубленную голову. Но все эти моменты несут очевидную печать "сказочности". Спенсер, Марлоу, Чэпмен и Шекспир относятся к теме совершенно иначе. "В свой кабинет идёт он", и там открываются книги, произносятся ужасающие словеса, заключаются договоры на душу.
Средневековый автор пишет для публики, для которой волшебство, как и странствующие рыцари -- часть романтического антуража. Елизаветинская публика, читая о магии, понимает, что это может прямо сейчас происходить на соседней улице.
Из-за пренебрежения этим и рождаются странные прочтения шекспировской "Бури", которая в действительности -- пьеса, посвящённая магии, так же как "Макбет" посвящён гоэтии.
По-моему, очень глубокое замечание. При всей моей нелюбви к Льюису, я не могу не уважать его как мыслителя.
Действительно, фэнтези, написанное человеком, верящим в магию, очень сильно отличается от фэнтези авторов, для которых волшебство -- не более чем художественный приём.
|
</> |