Замуж не вышла и умерла в одиночестве


Вера Ивановна Засулич
причём о приготовлениях к нему было оглашено по всему дому. Когда оно свершилось под руководством полицмейстера [Андриана] Дворжицкого, то нервное возбуждение арестантов, и преимущественно женщин, дошло до крайнего предела. Они впадали в истерику, в столбняк, бросались в бессознательном состоянии на окна и т. д. Внутреннее состояние дома предварительного заключения представляло, по словам Платонова, ужасающую картину. Требовалась помощь врача, можно было ожидать покушений на самоубийства и вместе с тем каких-либо коллективных беспорядков со стороны арестантов. Боголюбов, вынесший наказание безмолвно, был немедленно переведён в Литовский замок".
Публичная порка, притом на глазах женщин, а не на глазах таких же, как он, бурсаков. Несправедливая и незаконная (с апреля 1863 года телесные наказания были отменены). Через полгода после массовой истерики в Доме предварительного заключения Вера Засулич взяла в руки револьвер и отправилась мстить.
Кстати, Дом предварительного заключения в Санкт-Петербурге был свежепостроен "под народников" и в Февральскую революцию 1917 года повторил судьбу Бастилии - все заключённые в нём были выпущены на свободу, а здание Окружного суда на Литейном 4, было сожжено.
Экспресс-следствие: 5 февраля выстрел - 12 апреля приговор

Фёдор Трепов
По версии следствия, экзальтированная 28-летняя девушка Вера Засулич узнала о жестоком и незаконном телесном наказании Боголюбова, находясь в ссылке, вдали от родных. Ей некому было излить душу, бессонными ночами она рисовала себе душераздирающие картины, копила гнев, и, в конце концов, взвинтила себя настолько, что в одиночку решила покарать сатрапа, петербургского градоначальника Фёдора Трепова. На этой версии построил свою знаменитую речь адвокат Петр Александров.
Было неопровержимо установлено, что Засулич и Боголюбов никогда не встречались. Мать Засулич допросили один раз, и весьма поверхностно, а двух сестер, имевших отношение к революционным кругам, вовсе не побеспокоили (интересно, в каких кругах вращался муж богатой сестры, тот самый дворянин Микулич. Фамилия восточно-европейская, конечно). Хозяин оружейной лавки показал, что оружие приобрел молодой человек, причем сначала выбрал дамский браунинг, а часа через два вернулся и поменял на более мощную модель - револьвер. Засулич заявила: это просто знакомый, он ничего не знал. Опять-таки личностью этого человека не заинтересовались ни следствие, ни суд. Похоже, следствие внезапно совершенно не интересовал народовольческий нетворкинг. И это на фоне "процесса 193-х" народников 1877-78 годов.
Самое странное заключалось в том, что дела о терроризме в России всегда рассматривало особое присутствие сената или военные суды, а дело Засулич направили присяжным. Сомнения в связи с этим выражали такие разные люди, как либеральный судебный деятель Анатолий Кони и консервативный обер-прокурор Синода Константин Победоносцев, но министр юстиции граф Пален заявил, что дело простое.

Анатолий Кони
Засулич прожила в эмиграции 40 лет и на удивление мало вспоминала о своём покушении на убийство. Около трех недель она скрывалась у знакомых в Петербурге - не ахти какое глубокое подполье. Потом спокойно выехала за границу по фальшивым документам. Россия никогда не обращалась к властям Швейцарии с просьбой о ее выдаче, хотя Сергея Нечаева в аналогичной ситуации выдали.
А монархист князь Мещерский, редактор крайне правого "Гражданина", писал: "Оправдание Засулич происходило как будто в каком-то ужасном кошмарном сне, никто не мог понять, как могло состояться в зале суда самодержавной империи такое страшное глумление над государственными высшими слугами и столь наглое торжество крамолы".
|
</> |